что уж говорить о других?
Аня просыпала кофе мимо турки, взяла тряпку и стала медленно водить ею по гладкой поверхности кухонной стойки.
— Пап, там к Сереже ребята пришли, — тихо проговорила она, — Юрий и Павел. С ними девушка Даша.
— А-а, одноклассники Сережи. Кстати, Даша — дочь небезызвестной тебе Зинаиды Степановны. Трогательно опекает Сережу, вообще — чудесная девчушка.
— Да, чрезвычайно воспитанная, и ребята джентльмены до кончиков ногтей. Оба поцеловали мне руку, представляешь? Я до сих пор в потрясении.
Семен Павлович рассмеялся:
— Дети, всего лишь дети, милая, играют пока, но в данном случае игра хороша: по собственной инициативе и при поддержке взрослых ребята создали клуб под названием «Будущие российские офицеры», вот они и готовятся к тому, чтобы стать офицерами, учатся хорошим манерам, даже бальным танцам, ну и, конечно, осваивают профессию пилота — в аэроклубе и на компьютерах. Все они мечтают стать летчиками. Юра, к слову сказать, сильно переживает — боится, что его не возьмут по причине слабой конституции. Бегает, тренируется; такому упорству можно только позавидовать.
— Сережа ходит с ними в клуб?
— Только, чтобы поторчать в интернете. Впрочем, у них по субботам и воскресеньям бывает дискотека… Придется Сережу разбудить, иначе он нам не простит.
Гостям тем временем скучать не пришлось: Тёмка разложил перед ними на столе свои игрушки: целый взвод героев комиксов с личным транспортом и вооружением.
Вскоре заглянул Сережа с всклокоченными волосами, с заспанными глазами, немного заторможенный, но обрадованный посещением друзей.
— Ща, братцы, физию сполосну и приду. А что стряслось-то?
— Ну ты даешь, Серега, у Генки сегодня днюха, забыл? Мы ж договорились скинуться и вместе идти.
— Елки-моталки! У меня начисто башню снесло. Надумали, что дарить?
— Есть соображения, ты иди одевайся, торопиться надо.
Сережа ринулся в ванную, из ванной в спальню к гардеробу.
— Надень новую рубашку, которую я привезла, — посоветовала Аня. — Дать тебе денег? Сколько надо на подарок?
— Не-е, возьму у своих. Матвей еще не пришел?
Аню неприятно задело это «у своих», но обижаться не приходилось: «не своя», так надо стать «своей».
— Ань, повесь потом на место, лады? Мне некогда, — говорил Сережа, роясь в гардеробе и второпях сбрасывая предметы одежды на кровать. — С рубашкой надо костюм — не хочу… Надену свитер. Вот этот. Подходящий прикид… Тебе Даша понравилась?
— Да, очень приятная девушка.
— Ага, ничего. Маленькая еще, мы с ней дружим…Ну я побежал. Приду поздно, не скучайте.
Он чмокнул Аню в щеку, чего она, по правде сказать, не ожидала, и выбежал вон.
— Па, подкинь полтыщи, у Генки день рождения, хотим купить что-нибудь приличное, — донеслось до нее из коридора.
У Ани от его мимолетного поцелуя потеплело на душе. Она развесила на плечиках разбросанные рубашки и остановилась перед раскрытым гардеробом, раздумывая, не стоит ли начать складывать вещи Сережи в чемодан. Только как отличить, какие из них Сережины, а какие Матвея?
Взгляд ее остановился на синей парадной форме капитана ВВС — китель с нашивками и звездными погонами, брюки, белая рубашка с темно-синим галстуком; на верхней полочке гардероба — офицерская фуражка с золочёной кокардой на околыше и крылышками на высокой тулье.
Аня погладила погоны на кителе, взяла в руки фуражку, разглядывала ее несколько минут как диковинный драгоценный предмет, затем надела на голову перед зеркальной створкой гардероба.
— Во всех ты, душенька, нарядах хороша, — сказал Матвей, появляясь у нее за спиной в зеркальном отражении. — Готов спорить с кем угодно: никогда еще фуражка летчика не украшала столь прелестную головку.
Она проворно обернулась, не скрывая охватившей ее радости:
— Почему так долго? Где ты был?
— На послеполётном разборе с руководителем полетов. Сегодня подполковник Нагатин присутствовал — замкомполка по летной подготовке. Крутой мужик, но летчики его любят.
— Он сказал, что ты был великолепен?
— Нет, он употребляет более образные выражения, в основном непечатные. Вдобавок кулак сунул мне под нос для просветления мозгов.
— Немыслимо! За что?
— Считает, что не наскреб нужной высоты при выполнении колокола.
— Колокола?.. Ах да… Твой подполковник к тебе придирается, я видела: ты делал колокол идеально.
— Еще бы! Что он понимает!
Аня протянула ему фуражку:
— Надень, я хочу посмотреть, как ты в ней выглядишь. Нет, постой, я сама…Вот так, козырек чуть-чуть вниз… — Она отступила на шаг в восхищении. — Какой ты красивый. Невероятно… Ты сам-то знаешь, какой ты красивый? Поразительно, как я сразу не заметила… — Голос ее упал до шепота. Никогда в жизни Аня не была так искренна, как сейчас. Где были ее глаза?! Как могла она не разглядеть с самого начала? Не существовало на свете лица более притягательного, желанного, в ней все переворачивалось при одном взгляде на него, это было как внезапный удар, как приговор, она вдруг испугалась, ощутив в себе какую-то небывалую могучую силу, которая властно влекла ее к нему.
Она задохнулась и качнулась вперед. Он снял с головы фуражку, обхватил Анну за талию свободной рукой и прижал к себе. Наступил тот исполненный наивысшего таинства миг, когда души двух людей отражаются в глазах и сливаются воедино, когда не нужны мысли, слова, когда стихия, именуемая любовью, подхватывает и превращает живые существа в разнозаряженные частицы, неудержимо стремящиеся друг к другу…
Время остановилось; сколько прошло секунд, минут, часов до того момента, как голос отца окликнул Аню извне, оба не могли бы определить. Они медленно отстранились друг от друга, так и не проронив ни слова.
Аня пошла к двери, оглядываясь, все еще не в силах отвести взгляд, и, выйдя к отцу, отвечая на его вопросы, обреченно ждала: вот сейчас он заметит, поймет, что свершилось важное, необратимое, что она другая, не та Аня, которая приехала к нему два дня назад — страшно представить, как давно это было, не в этой жизни — в другой.
Потом они все вместе сидели за столом, обедали, о чем-то говорили; Аня возилась с сыном, после обеда мыла посуду, хлопотала на кухне. Матвей был здесь же, все порывался что-то у нее отнять и сделать сам; они сталкивались, смеялись, непринужденно поддевали друг друга, но обмануться было нельзя: особенное сияние, тот свет, что занялся от одного источника и поселился в глазах обоих, мог выдать их с головой любому мало-мальски наблюдательному очевидцу; к счастью, таковых в то время поблизости не оказалось: Тёмка был слишком мал, а Семена Павловича донимали мысли о предстоящем отъезде Сережи. Он был рассеян и прикидывал, какие из вещей следует Сереже брать с собой, а какие лучше оставить дома. Обсуждение предмета поддерживалось Аней и Матвеем, пожалуй, с излишним жаром.
— Чем бы тебя развлечь? — сказал Матвей, когда все дела по дому были завершены. — Придумал! Прокачу на самолете. Не пугайся — на ЯК-52 в аэроклубе, это учебно-тренировочный самолет, совсем не страшно.
— А ты не будешь делать всякие кубинские восьмерки, петли и бочки? — Аня замерла в счастливо- тревожном ожидании перспективы оказаться с ним вдвоем в небе.
— Я похож на безответственного глупца? — ответил он вопросом на вопрос.
— А как же Тёмка? Мы не можем взять его с собой.
— Сгоняем, пока он спит. Даже если проснется, папа за ним присмотрит. Одевайся потеплее, живо, гриву свою собери как-нибудь, в карманы ничего не клади и вообще — ничего лишнего.
— Есть, поняла, я сейчас, — лихорадочно засуетилась Аня.
Так, эти джинсы как раз подойдут, кроссовки, куртка достаточно теплая, украшения долой, волосы скрутить и затянуть резинкой. Не удержалась — брызнула на себя духами: нелишне очаровать пилота запахом хороших духов.
В аэроклубе было людно, на летном поле ждали своей очереди парашютисты, то и дело просил разрешения на взлет спортивный или учебный самолет, другой, приземлившись, выруливал на стоянку. Аня, оглушенная рокотом очередного двигателя, теребила тащившего ее за руку Матвея:
— Смотри, здесь очередь.
— Только не для нас, — прокричал он ей в ухо.
Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, появилась возможность разговаривать.
— Опаньки, а вот и подполковник Нагатин! Этого следовало ожидать. Его жена — начальник аэроклуба. — К Матвею энергичным шагом приближался плотный коренастый офицер. У него было широкое лицо с белесыми, грозно сдвинутыми бровями. — Сейчас устроит мне взбучку, нутром чую. Закрой уши на всякий случай.
— Нагатин? Это который с кулаками? Вид у него крайне недружелюбный. Приготовься к самообороне.
— Иртеньев! Тудыть твою в качель! — загремел подполковник голосом, который мало чем уступал реву двигателя ушедшего на взлет самолета. — Какого черта ты тут делаешь? Не налетался сегодня?
— Никак нет, товарищ подполковник, не налетался! — вытянулся Матвей.
— Ты это брось, Иртеньев, недосуг с тобой шутки шутить. Завтра заступаешь на боевое дежурство, тебе приказано отдыхать, а ты мне тут ваньку валяешь!
— Виноват, Федор Иваныч, гости у меня из Москвы, вот решил показать аэроклуб.
— Гости… — сварливо повторил подполковник, придирчиво оглядывая Аню из-под насупленных бровей. — Докладывай, что за гости, мне о тебе все знать положено. А то глядишь — сегодня гости, а завтра летчику самолет доверить нельзя.
— Познакомьтесь, Федор Иваныч — Анна Иртеньева, дочь полковника Иртеньева, — отрекомендовал Матвей.
— Шутишь! Семена Палыча дочь? — Нагатин приосанился, лицо его расплылось в широчайшую улыбку. — Так какие ж это гости, это ж свои люди. Ай да Палыч, ай да партизан, все молчком, никому ни слова. Очень рад, сходство, надо заметить, исключительное. Надолго в наши края?
— К сожалению, завтра надо возвращаться в Москву.
— Не беда, не на край света уезжаете… Иртеньев! Ради такого случая мы перенесем твое дежурство. Мог бы и сам намекнуть.