Ромеро уселся на подоконник, сцепил руки на коленях. Волнуется, отметил Маард. Выходит, все же есть, чего бояться?
— Маард, мне кажется, ее не домой отправили. Потому меня и ломает так. Как считаешь, могло такое быть?
— Почему ты так думаешь? — он подался вперед, оперся на спинку стула.
— Джул говорила, когда пришла в себя, что ей очень страшно. Я мало что понял, она на своем, итальянском большей частью. А то, что разобрал, звучало как бессмыслица. Только теперь вот думаю: бессмыслица это, бред или?..
— Например?
— Она говорила, что не она стала птицей, а птица ею. И что ей было страшно, почему у нее человеческое тело. И даже когда ее отключили, ощущение оставалось. Маард, я ее вытаскивал из кресла, я до сих пор помню, как у нее были сведены пальцы! Руки вывернуты! И взгляд ее помню — дикий, бессмысленный!
— Тихо, тихо. Что сказали медики?
— Кажется, эпиприпадок. На фоне нервного срыва. Вроде как перенапряглась.
Маард задумался. Перенапряглась?
— Она в себя приходила?
— Да, но ей быстро вкололи что-то, она стала вялая, уснула быстро.
— А что говорила, когда была в сознании? Внятное хоть что-то было?
— Меня узнала, — убитым голосом произнес Алекс. — Говорила, что ей очень страшно. Умоляла уехать вместе. Я ей обещал, понимаешь? Я обещал все время быть рядом, не оставлять ее одну! Обещал, что уедем с ней! Что поженимся!
— И поженитесь, — успокоил его Маард. — У тебя ее адрес есть? Нет? Добудем. Только не конфликтуй с Джо и будь тише. У тебя есть ради чего себя не загонять.
— А у тебя?
Маард встал, отошел к окну. Посмотрел на длинные густые тени, ползущие по пыльной траве, взгляд непроизвольно зацепился за силуэт чайки в закатном небе. Вспомнил холодные камушки на берегу Мичигана и запах свежей выпечки в кафе. «Losing my religion… Trying to keep up with you…»
— Больше нет.
29
Утро пощекотало драконий нос солнечными лучами — тепло так, по-дружески. Зверь шумно зевнул, разбудив Маарда. Захотелось потянуться — сладко, по-кошачьи — да вовремя вспомнил про «принцессу в кармашке». Прокатилась внутри волна нежности, Маард сонно улыбнулся. Тиль…
Где-то далеко и в другой жизни парень принес бы девчонке кофе в постель или букет осенних листьев. Она бы открыла глаза и удивилась… обняла бы, носом потерлась о небритую щеку. Свалить такую в ворох одеял и подушек, защекотать рыжую, поцеловать в нежный живот…
— Мне кажется, ты сейчас улыбаешься, — раздался из-под крыла тихий голос.
— Доброе утро, маленькая. Ага… Как угадала?
Она пошевелилась, погладила мягкое подкрылье. Ящер закатил глаза и засвистел.
— Я тебя иногда улавливаю, Маард. Доброе утро. Что там снаружи?
— Индейское лето. И солнечно.
— Ммммм… а мне так не хочется отсюда вылезать. Ты дракон-уютка… Можно мне еще чуть-чуть поваляться?
Позволил ей нежиться ровно столько, сколько ей хотелось. Тепло от нее… теплее, чем от подогрева пещеры. И светлее…
— Тиль…
— Ммм?
Под ногами девушки листья не шелестели — пели шепотом. Маард хотел ей сказать об этом, но вдруг вспомнил, что человеческое восприятие отличается от драконьего. Наверное, не стоит говорить.
— Ты не устала? — ляпнул первое, что пришло в голову.
Она остановилась и одарила дракона фирменным взглядом — тем, которым словно видела насквозь.
— Интересно, что ты хотел сказать до того, как это сказал? — и улыбка — довольная, добрая.
— Ээээ… Вон грибы!
Она расхохоталась. Дракон удивленно расправил «гребенку» вдоль хребта и подтолкнул Тильду мордой. Девушка быстренько обобрала пенек с крепкими осенними опятами, вернулась к ящеру, подпрыгнула, повисла на шее.
— Знаешь… Мне с тобой хорошо.
Дракон нагнул шею, бережно опуская девушку на землю. Снова хотелось сказать — и не находилось слов. Тильда почесала зверюге брови — тот заурчал, зашлепал кончиком хвоста, взметая фонтанчики из листьев.
— Мне бы думать о том, что все ужасно, и метаться… а не думается. Почему-то ты внушаешь уверенность в том, что все будет хорошо.
— Все будет хорошо, — заверил ее Маард и ткнулся носом в рыжий затылок.
Не спеша прогулялись любимым маршрутом: от щедрого на грибы и орехи леска до берега озера. Тильда быстро утомилась, хоть и пыталась убедить Маарда в обратном всеми силами. Мужественно улыбалась, рассказывала что-то натянуто-смешное, но попробуй скрой от опытного взгляда усталые глаза и одышку. Да и спотыкалась девушка непростительно часто для «бодрячка». Все кончилось тем, что ящер поддел Тиль мордой и закинул к себе на спину, где та угнездилась, шепча восторженно «Вау!» и «Какой же ты классный!».
— Покатать тебя, рыжик? Поскачем?
— Даааа!!! — завопила она азартно.
Скакун из дракона получился так себе — среднетряский иноходец, но Тильда была счастлива. Слыша ее смех, Маард тихо млел. Дракон пронесся по рощице, раскидывая рыжие листья, мягко спланировал с холма, пролетел над самой землей, едва касаясь подобранными под брюхо лапами жухлой травы, и опустился у озера.
— Полезем купаться? — оживилась Тильда.
Спрыгнула с широкой спины ящера, побежала к воде.
Блеснула на мелководье, уходя в глубину, испуганная стайка мальков.
— Ээээ! Рыжая! — забеспокоился Маард. — Куда? А простудишься? Вчера столько полоскалась…
Она обернулась. И застыла так — глядя на дракона взглядом человека, которому вдруг открылась странная, пугающая истина. Только не это, подумал Маард, только не очередной срыв. И так берег, отвлекал всеми силами, старался сделать все, чтобы прошлое меньше на нее давило.
— Тиль, ты чего это, а?..
Девушка подошла ближе.
— Маард, а ты… где? — спросила она негромко.
— Здесь, — опешил он. — Сижу, на тебя смотрю. Красивая ты, смешная…
— Нет. Не верно. Ты все время здесь… как не позову — ты есть. А как же… — она запнулась. — Ты же не можешь быть на работе двадцать четыре часа в сутки. И без выходных, а, Маард? Так ведь не может быть!
Дракон подошел, уселся напротив Тильды, выгнул шею, привычно фыркнул девушке в макушку.
— Может, Тиль. Я здесь, двадцать четыре часа в сутки, без выходных и обеда. И даже ночью.
Она часто заморгала, растерянно поежилась.
— А… как же так? — спросила почти жалобно.
— Вот так вот, — ответил Маард, стараясь, чтобы звучало пободрее. — Я ж дракон!
Тильда поднялась на цыпочки, положила ладони на драконий нос, с нескрываемым испугом заглянула в глаза. Что она надеялась там увидеть?
— Ведь здесь — не ты. Ты где-то, ты оператор… Так не бывает — чтобы двадцать четыре…
— Тихо-тихо, — попытался погасить наметившуюся истерику Маард.
Тонкие пальцы гладили грубую чешуйчатую морду, в серых девчонкиных глазах плескался ужас.
— Ты ведь живой, правда? Не может быть, чтобы ты был ненастоящим! Нет таких программ…
— Успокойся. Я не программа. Я человек.
Лизнул ее в подбородок кончиком языка. «Тиииии…» Рыжая всхлипнула и прижалась губами к драконьему носу. От нее пахло солью — острой тоской, испугом, безысходностью.
— Что с тобой такое, почему ты все время здесь? Ведь так быть не должно. У каждого из нас есть не только работа… — она сбилась, зажмурилась, резко тряхнула головой и крикнула: — Черт! Я не то сказать хочу!
Он ее понимал. Понимал, о чем она никак не решалась узнать. И молчал.
— Где ты сам, Маард? Что с тобой?
— Я здесь. Успокойся, прошу. Нет ничего такого, из-за чего стоило бы так волноваться.
Тильда села в жухлую траву, к Маарду спиной. Подтянула колени к груди, уткнулась в них лицом. Ящер потянулся к ней, но Маард одернул его — излишне грубо, чересчур. Зверь коротко рыкнул и обиженно затих. Серебряными бликами носились на мелководье мальки. Подрагивал желтый листок в волосах цвета меди.
— Тебе не плохо? — забеспокоился Маард.
В ответ она всхлипнула, что-то сбивчиво забормотала себе под нос. Игорь прислушался.
— Глаза у тебя серые, неулыбчивые… не любишь ты улыбаться на самом деле, губы — в прямую линию, жесткую, холодную… Я тебе ростом до плеча не достаю… И нездешний ты, точно нездешний, издалека…
Вспомнить собственное лицо оказалось очень трудно. И вспоминать не хотелось. Забыть то, что услышал. Убедить себя в том, что почудилось. Не было. Это ветер травой шелестит. Не будить память, замереть, чтобы не пошли новые круги по воде. Вдох. Выдох. Хватит с тебя, Маард.
Ящер, обрадованный тем, что Маард перестал его «держать», весело ткнул Тильду мордой и засвистел. Шипастый хвост замолотил по земле, вскидывая в воздух вырванные пучки травы. Девушка легла на спину, раскинула руки. Бледное, осунувшееся лицо. Ничего не выражающий взгляд в пустоту. От нее хотелось медленно отступать. Или спрятать под крыло. Делать хоть что-то — лишь бы не видеть ее такой.
— Ты мне снишься. Часто.
— Это просто сны, Тиль, — собственный голос казался чужим. — Переволновалась ты, маленькая. Тебе бы просто успокоиться.
Она молча перевернулась на живот. Подтянула под себя колени, ладонями обняла плечи. Плачет? Опять плачет?
Ящер устроился рядом, свернулся колыбелью, накрыл девушку крылом. Маард прислушался: нет, не плачет. Обиделась. Спряталась, закрылась, переживает.
Ты права, Тиль. Просто не хочется об этом. Не хочется тебя — туда, в реальный мир. Тебе и так хватает. Тебя беречь надо, а не грузить своими проблемами. Думаешь, я тебе не верю?.. Наверное, так даже лучше.
— Малыш, ну… Все, хорош. Я с тобой. Я рядом. Ну что такое? Ежик, развернись… И день такой хороший, и солнце, а ты — в комок. Тиль, не дуйся.
— Прости, что сую нос туда, куда нельзя, — глухо донеслось из-под крыла.
Как ребенок, честное слово. И не знаешь, как на это реагировать. Остается только замереть и ждать, когда девчонка сама успокоится. Не вырывается, не убегает — уже хорошо. Значит, положиться на время.
А потом снова отвлекли на туристов. Улетая, вспомнил, что хотел снять запутавшийся в рыжих волосах желтый листок — и не снял. Почему-то эта мысль не давала покоя несколько часов. Бывает же — навяжется что-то такое несущественное, и не отпускает. Как соринка в глазу.