— Может быть десять лет назад? Может быть сто? Кто знает?!
Но зато после этого легкого завтрака к Атиколе вернулась память. Он перестал беспричинно посмеиваться. И начал отзываться на свое имя. Правда, события последних трех суток стерлись из его памяти раз и навсегда. Он не помнил о них абсолютно ничего. Это беспокоило его, и он часто переспрашивал меня о происшедшем. Я рассказывал ему. Он затихал на несколько мгновений. А потом говорил только одно слово. Словно пароль.
— Не помню.
На следующий день он вывел нас к небольшой пещере. В глубине её находилось подземное озеро. Там, в камнях были спрятаны наши легкие водолазные костюмы. По цепочке подземных озер лежал наиболее короткий путь к своим. Хотя и не самый безопасный. Под водой легко можно было потерять из виду специальные метки, нанесенные на камни, и заблудиться. В подземных озерах это было равнозначно приговору. Как только в аквалангах заканчивался воздух, можно было начинать сушить весла. Всплывать здесь было некуда. Над нами были только камни.
Но менее чем через час мы были на нашей стороне. Когда мы вылезали из воды, Василий снял свою маску и, как ни в чем не бывало, спросил у встречающих нас ребят.
— А что я делал утром? А вы что делали?
Встречающие недоуменно посмотрели на нас, а потом друг на друга. Василия отвезли в госпиталь. А оттуда сразу же отправили в Москву. После нашего возвращения прошло уже четыре года. Но Атикола до сих пор не может смотреть спокойно на песок. Даже на речной. А я не могу слышать, как тикают часы.
Но зато я прекрасно запомнил урок, который преподал мне Атикола. Если ты маскируешься под дерево, ты должен превратиться в дерево. И ты должен думать, как дерево. Маскируясь под неодушевленный предмет, ты должен стать им и думать, как он. Потому что в отличие от человека, неодушевленные предметы не излучают чувства страха, агрессии, тревоги. Тех чувств, которые могут выдать человека. Это позволит тебе уцелеть. И не сойти с ума. Правда, насчет последнего у меня все равно остались большие сомнения.
Глава 7
Два учебных часа пролетели совсем незаметно. Для курсантов. Многие вещи, которые я показывал и рассказывал, были им уже знакомы. О чем-то они услышали впервые. Но уже прошла первая настороженность. Мы начали понемногу привыкать друг к другу. Ребята начали задавать вопросы. А значит, стали с большим интересом относиться к тому, чем мы занимались.
Вот только у меня этого интереса оставалось все меньше и меньше. Мне очень хотелось домой. К моей любимой и желанной Анусе. Нельзя сказать, что я считал минуты до конца занятия. Просто порой я ловил себя на мысли, что нахожусь в этот момент где-то очень далеко от курсантов и от того, что им показываю. А еще, что на моем лице все чаще и чаще появляется эта глуповато-счастливая улыбка.
После занятий мы попрощались с Мишей. Договорились встретиться завтра в то же время у проходной. На стоянке такси я сел в первую же машину.
— Дзень добры, пан (Добрый день, пан).
— Дзень добры.
— Зегадловича седэмнасьце (Зегадловича, семнадцать).
— Добже (Хорошо).
По дороге домой мы притормозили у небольшой цветочной лавки. Букет руш (букет роз) можно было купить и без переводчика. То, что Ануся любила розы, не было для меня секретом. Никогда не было.
Мы подъехали к дому. Я попрощался с водителем и позвонил в дверь. Открывать её своим ключом мне почему-то не хотелось. Дверь открылась почти в то же мгновение. На пороге стояла Ануся. По тому, как стремительно она открыла дверь, я подумал, что сейчас кто-то бросится мне на шею. И будет меня целовать долго-долго. Я забыл. Мне никогда никто не бросался на шею. И никогда не целовал меня в прихожей. Ануся увидела розы в моих руках.
— Нужно поставить их в вазу.
Жалко, что я не был каким-нибудь экзотическим цветком, который срочно нужно поцеловать. На мгновение мне стало немного грустно. Мне захотелось стать цветком. Но в глазах Ануси было столько тепла и радости, что я моментально забыл об этой мысли, об этой прихожей. И о том, что меня никогда в ней не целуют. Забыл обо всем на свете.
Мы быстро перекусили и пошли гулять. В такие теплые июньские вечера сидеть дома было полным безумием. Такие вечера созданы не только для любви, но и для прогулок с любимыми. В этом мы даже и не сомневались. По улице Сенкевича мы вышли к ботаническому саду. И в глубине его нашли место, где нам никто не мешал спокойно поболтать. А поболтать нам было о чем.
Вне стен дома на свежем воздухе всегда найдется тема для разговора. Тем более если у вас дома может быть установлена прослушивающая аппаратура. Да и вообще в первые дни мы старались не разговаривать на серьезные темы. Мы говорили ни о чем. Хотя нам так хотелось поговорить друг о друге. Нам давно уже было пора поговорить.
Да, на свежем воздухе всегда найдется тема для разговора. Особенно когда рядом с тобой человек, который тебе интересен. И даже когда этот человек начинает над тобой весело подтрунивать.
— А какой на тебя напал столбняк, когда ты увидел меня у Кшиштофа?! Не ожидал меня здесь встретить?
— Конечно, не ожидал. Я знал, что ты сейчас во Вроцлаве, поэтому так легко и согласился на командировку сюда. Ты ведь знаешь, как мне приятно не только видеть тебя, но и даже просто знать, что ты находишься где-то рядом.
Ануся задумчиво кивнула в ответ.
— Да, знаю. А тебе, что в Москве не сказали, с кем ты будешь здесь работать?
— Что связным будет Миша, мне сказали. Мне не сказали, что старшим при проведении операции у меня будет одна очень хорошо знакомая мне девушка. Светланка, у меня просто не укладывается все это в голове. Как здорово, что я тебя встретил!
— У меня тоже не укладывается. Но даже если у тебя что-то и не укладывается в голове, зови меня все-таки Анусей. Меня здесь знают под этим именем. Да и тебе так будет проще.
— Мне проще называть тебя Светланкой, Светулей, Светлячком. Хотя имя Ануся тебе тоже идет. Кстати, я говорил тебе сегодня, что ты очень красивая. И что я тебя очень люблю?
Светланка на мгновение задумалась.
— Сегодня? Кажется, нет.
Да, я действительно знал, что Светланка сейчас находится во Вроцлаве. Но шансов встретить её было слишком мало. Если они вообще у меня были. Хотя я и старался убедить себя в том, что мы обязательно встретимся. Ведь еще в Москве меня постоянно удивляла её фантастическая интуиция. Светланка умудрялась найти меня дома и в госпитале. В мои краткие приезды в Москву по делам и во время отпуска. Мы встречались не часто. Даже не каждый год. У неё была работа. К тому же Светланка была замужем. Но каждая наша встреча была такой яркой и запоминающейся, что память о ней согревала нас все время до следующей встречи. И уже не важным становилось, сколько времени до неё пройдет. День, год или жизнь. Хотя даже день друг без друга прожить нам было неимоверно тяжело.
Тем не менее, у каждого из нас была своя жизнь. Светланка была замужем за польским дипломатом. Вместе с ним она моталась по всему свету. Приемы, светские рауты, деловые встречи.
Была у неё и другая, тайная жизнь. Я догадывался о ней. Но многие вещи открывались мне лишь со временем и совершенно неожиданно. Тому, что она знала в совершенстве английский язык, можно было найти объяснение. О том, что она хорошо знает польский, можно было догадаться. Ведь её бабушка по отцовской линии была полячкой. И муж был поляком. О других её знаниях и талантах я не мог даже догадываться. Не мог догадываться о том, на какую организацию она работает.
Как не мог догадываться о том, что в Польше её называют Анусей, и считают чистокровной полячкой. Наследницей известного и старинного рода польских аристократов. И уж тем более никак не мог предположить, что её назначат старшей в операции, ради которой меня сюда прислали. Да, в нашем разведуправлении работали большие шутники. К тому же мои большие друзья. В то, что здесь была замешана обычная случайность, верилось с трудом. Точнее совсем не верилось.
А прислали меня сюда, как вы уже знаете, по одной простой причине. Командование военного училища механизированных войск обратилось в наш Генштаб с просьбой прислать на должность инструктора по разведподготовке подходящего офицера. Вот меня и прислали. Но прислали лишь тогда, когда в этом возникла особая необходимость. Потому что была еще одна причина моего появления в Польше. Совершенно пустяковая причина, но не сказать о ней я не могу.
Полгода назад из Швейцарии в Польшу перебрался на постоянное место жительства один гражданин славянской внешности. По просьбе одной из западных спецслужб полицейское управление города Вроцлава взяло его под негласное наблюдение и охрану. Как только об этом стало известно в Москве, почти сразу же было принято решение о дальнейшей судьбе этого гражданина. Точнее решение по нему было принято еще за несколько лет до описываемых событий. В Афганистане. Принято группой офицеров-разведчиков. Но реализовать его возможность появилась только сейчас.
И хотя решение это было "частной" инициативой, кем-то наверху оно было поддержано. И наш Генштаб пошел навстречу просьбе польских товарищей о направлении им инструктора по разведподготовке. А в полицейском управлении города Вроцлава появился новый инструктор по восточным единоборствам. Пани Барткевич. Ануся.
Всего этого гражданин славянской внешности мог и не знать. Но не мог не чувствовать. Ведь не случайно в последние годы он так часто менял свои места жительства. Переезжал из одного города в другой, из одной страны в другую. Интуиция у него была развита прекрасно, хотя может быть, это была вовсе и не интуиция? Может быть, страх?
Ведь он прекрасно должен был понимать, что в этой жизни человек познается по делам и поступкам. И отвечает за них своей судьбой и своей жизнью. Что есть в этой жизни вещи, которые нельзя простить. И для которых нет срока давности. Одна из них называется предательством.
Он должен был это понимать, когда в середине восьмидесятых годов добровольно перешел в Афганистане на сторону моджахедов. В то время он был еще совсем молодым офицером Советской Армии. Служил в разведотделе дивизии. И даже то, что он для большей солидности захватил с собою портфель с секретными документами, не было поводом для того, чтобы запускать через много лет механизм его наказания. Но неверный в малом, неверен и во многом. Кроме документов он выдал моджахедам и агентурную сеть нашей разведки, работающую в их рядах. И принял непосредственное участие в их казни. В благодарность за это ему дали под командование небольшую группу из девяти человек для проведения специальных операций. Переодевшись в форму советских солдат, они появлялись в кишлаках. Расстреливали и грабили местных жителей. Иногда напа