Артузов ушел на телеграф, а я пошел к начальнику губчека. Надо же отдать на прощание визит вежливости, а заодно выпросить у него грузовичок – для проведения операции в Минске позарез требовалось транспортное средство, а бронепоезд, увы, слишком привязан к рельсам.
Игорь Васильевич упирался, словно я добивался руки и сердца единственной дочери:
– Не дам! С должности снимайте, Дзержинскому жалуйтесь, все равно не дам.
Я и сам, на месте Смирнова, не дал бы посторонним товарищам собственную технику – по губернии на лошадках ездить замучаешься. Но сейчас у меня свои интересы, шкурные.
– Так ведь вернем, – искренне обещал я. – Вот тебе крест, вернем.
– Ага, сейчас, – хмыкнул начальник Смоленского губчека. – Знаю я вас, возьмете, потом зажилите.
– Я тебя хотя бы один раз обманывал?
Я делал честные глаза, хотя и не мог с уверенностью пообещать, что мы с Артузовым вернем технику. Все-таки, едем к линии фронта, а там все может быть. Понимаю, Артур Христианович может применить «административный» ресурс, и Смирнов обязан подчиниться, но мне хотелось заполучить автомобиль так, чтобы сохранить с начальником Смоленского чека хорошие отношения.
– А хочешь, я тебе Заступова оставлю, как компенсацию? – великодушно предложил я.
Коромыслин, во время повторного допроса и очной ставки с доктором, упорно стоял на своем – мол, бес попутал, кивал на врача призывной комиссии, именуя того главным искусителем А вот Заступов раскололся сразу, как гнилой арбуз, сдав нам и Федора Эмильевича Фуркевича, являвшегося начальником отдела военных потерь штаба Западного фронта, но и его адъютанта, выступавшего посредником между самим начальником, и губвоенкомом. Увы, фамилию адъютанта Заступов не знал, но вряд ли у Фуркевича много адъютантов.
– И на кой мне Заступов? – хмыкнул товарищ Смирнов, но в глазенках, прикрытых очками, загорелся огонек. – Если бы военкома оставил, еще ладно. Может, вытряс бы из него чего-нибудь интересное.
– А вот смотри, дорогой товарищ, – принялся я рассуждать. – Коромыслин, ты уж прости, нам самим нужен – очную ставку с Фуркевичем проводить, то да се. Его помощник, вроде бы тоже нужен, но не так сильно, а все интересное мы из него уже выдоили. В Москву не повезем, здесь расстреливайте.
– Так понятное дело, что расстреляем, но мне-то какой прок? – перебил меня Игорь Васильевич.
– У Коромыслина мы червонцы изъяли, верно? У доктора во время обыска кое-что нашли, а у Заступова? Никаких тайников, захоронок, а искать нам уже некогда.
– Вы еще и червонцы отыскали? Ай, молодцы.
– А ты не в курсе? – удивился я.
– Так вы с товарищем Артузовым меня с документами не знакомили, а обыски ваши люди проводили, – слегка обиженно ответил товарищ Смирнов.
– А кто виноват? – парировал я. – Сам на меня всю черновую работу спихнул. Дескать, выручай, работы много. Было такое? Ты же жук хитрый, почти как Артузов, если не хлеще. Небось, думал – нехай товарищ москвич чебурахается, ему ж хуже.
– Чего делает? – заинтересовался Смирнов и пояснил. – Ты сейчас слово какое-то интересное сказал. Чебурахается?
– Ага, чебурахается, чебурахтается. Ну, то есть барахтается, бултыхается. Это так в Архангельске говорят, – без малейшего смущения объяснил я очередной неологизм, а потом, уже строже сказал: – Короче, Игорь Васильевич. Хватит ломаться… – Чуть было не брякнул – как Троцкий на заседании Политбюро, но попридержал язык. – Как красна девица, я тебе дельный обмен предлагаю. Ты забираешь Заступова, работаешь с ним, выколачиваешь из него тайники, деньги приходуешь в бюджет Смоленской губернии, тебе за это спасибо скажут, а нам отдаешь грузовик и бочку бензина.
– Бензина? Да ты охренел, товарищ Аксенов. Мы здесь на смеси скипидара с самогоном катаемся.
– Да хоть на коньяке с нафталином, лишь бы возила. А еще Игорь Васильевич – не можешь дать команду, чтобы железнодорожники к бронепоезду платформу прицепили? Да, и сходни какие-нибудь, чтобы грузовик загнать. Нам с Артузовым бегать придется, искать, а тебе только трубку снять.
Смирнов слегка матернулся, обозвал меня вымогателем, но трубку снял и в два счета договорился. Повесив трубку, Игорь Васильевич спросил:
– Володя, слушай, скажи по дружбе, вы с Артузовым в опись все червонцы внесли, или себе оставили малость? Нет, не на себя лично, – торопливо поправился Смирнов, – а на оперативные расходы? Сам знаешь, что с деньгами любое дело можно сделать быстрее.
– Все в опись внесли, – вздохнул я. – Я бы немножко «замылил», но не рискнул. Артур парень честный, кто знает, а вдруг он не так поймет? Ему-то легче, у него Дзержинский под боком, поможет, ежели что. А я у своего губисполкома пытался хоть какие-нибудь деньги выбить на оперативные расходы, они рогом упираются – как мол, так, товарищ Аксенов, какие оперативные расходы? Все сознательные граждане Республики должны служить Советской власти бескорыстно. Пытаюсь убедить – мол, дайте, хоть сколько-нибудь, забодало из своей зарплаты агентов оплачивать. Мол, за каждую тысячу готов отчитаться. А они – на оперативные расходы пусть вам ВЧК деньги выделяет, у нас в бюджете не предусмотрено. Теперь сотрудникам, у которых агенты, премию выписываю. Правда, премиями этими стенки можно оклеивать, но лучше, чем ничего.
– У меня то же самое, – ответно вздохнул Смирнов. – Выручает, что я здесь с восемнадцатого года, людей хорошо знаю, кое-какие средства имею, вроде того же мыла, да керосина. Еще спички есть, спирта ведро осталось.
– Да ты буржуй, товарищ Смирнов! – невольно воскликнул я, потом улыбнулся: – И компромат на каждого руководящего работника.
– Ну, не на каждого, но кое-что есть, – не стал отпираться Игорь Васильевич.
– Кстати, а на меня много чего накопал? – Смирнов слегка засмущался, пришлось нажать: – Так уж скажи, любопытно. Чего про меня тебе в клювике принесли?
Начальник Смоленского губчека еще немного посмущался, или умело изобразил смущение, потом развел руками:
– Не особо и много. Слишком вы правильный, товарищ Аксенов, даже скучно. Водку не пьешь, в карты не играешь, даже по бабам не бегаешь. Болтали вначале, что вы с Артузовым с одной девкой живете, на двоих…
Услышав такое, я не выдержал и засмеялся, потом предложил:
– Ты Татьяне этого хмыря покажи, что болтает. Она его без трибунала по стенке размажет.
– Я ж говорю, поначалу болтали. А после того, как твоя сестра милосердия вместе с нами контру брала, да раны перевязывала, все языки прикусили. Один что-то ляпнул, потом с синяками ходил, а я даже выяснять не стал – кто приголубил.
– А про поляков, которых в павильоне нашли, что болтают?
– Это про тех, которых Артур Христианович пристрелил? Кто знает, тот молчать станет, а остальные – тем более. Мало ли трупов находят?
Я на мгновение опешил. Ай да товарищ Смирнов.
– Ну, ты и волчара, товарищ начальник губчека! – с уважением сказал я. – Все-то ты знаешь. Только своим топтунам одежду другую купи. Один, что в «гороховом» пальто и сам в глаза бросается, и товарища демаскирует.
Не стал говорить Смирнову, что ни в парке, ни около самого павильона я «топтунов» не заметил. Либо меня Артузов отвлек своей болтовней, либо… Хм… Я же в тот день спать хотел, спросонок и проморгал. Хотя, отговорка в пользу бедных.
– Ну, мои «топтуны» в чем есть, в том и ходят. Главное, что тебя они не прокараулили, и новости раздобыли. Сам посуди – ты у себя в Архангельске оставил бы без присмотра московское начальство? Наслышан, как ты транспортников под арест отправил.
– Если бы работать не мешали, да к делу своему подходили ответственней, никто бы их под арест не сажал, – хмыкнул я. – Да ты и сам – вон нам с Артузовым какое представление устроил. Показал, кто тут хозяин.
Конечно, я немножечко польстил Игорю Васильевичу, но с меня не убудет. А мне было интересно, что он еще обо мне узнал?
– Володя, скажу тебе честно – был бы здесь кто другой, а не ты – я бы рапорт написал, на имя Дзержинского. Артузов же самосуд устроил, как это понимать?
– У Артузова выхода не было, он меня спасал.
Как можно короче пересказал Игорю Васильевичу историю дуэли. Смирнов хмыкнул и изрек:
– Два придурка, а не руководящие работники ВЧК. Нет, надо тебя обратно в Архангельск отправить, оленям хвост крутить, а Артузова… Он как-то говорил, что на металлурга учился? В общем, на сталелитейный завод послать, но инженером нельзя, пусть в сталевары. И чего ради дуэль? Ради того, чтобы узнать, что Тухачевский дурак? Так я тебе и без поляков скажу, что Михаил Николаевич не командующий фронтом, а мудак. Не знаю, как он против Колчака с Деникиным воевал, но здесь ему холку намнут. Его и на полк-то ставить рано, не то, что на армию или фронт. Вот ты две с лишним тысячи бойцов для Красной Армии отыскал, правильно?
Дождавшись кивка, Смирнов продолжил:
– На кой черт ему лишние две тысячи, если он теми, что уже есть, распорядиться не может? От Смоленска до Минска полевые лагеря растянулись – мол, пополнение, резерв. Но резервы-то вдоль дорог размещают, а не в заднице. Дорог там нет, как он пополнение в бой пошлет? Народ говорит – новобранцы винтовки в глаза не видели. Ладно, винтовки пока нет, палку им дай, пусть учатся. Так даже на это ума не хватает. Если командующему плевать, так и остальным дела нет. А пока до боя дело дойдет, все разбегутся. Со всей России вагоны с зерном идут, железная дорога круглые сутки работает, а куда потом все девается? Ладно, по своей губернии я проезд обеспечу, а дальше? В Минске заторы, составы в четыре ряда стоят, вагоны не разгружаются. А если от Минска, там все дороги разрушены, никто восстанавливать не пытается. Армейские интенданты где? Свозим зерно на склады, а там его крысы жрут. Крысы жрут, а бойцам есть нечего. Скоро мародерство начнется, как пить дать. А с мародерами уже другая война пойдет. Скажи, я неправ?
– Прав, – согласился я. – И наши мужики ополчатся, а если в Польшу зайдем, так и польские.
– Володя, ты в армии кем был? Прапором? Ну, я от тебя недалеко ушел, подпоручик. Не нужно быть великим стратегом, чтобы понимать – так воевать нельзя, когда тылы отстают, дивизии растянуты, дыры. Хорошо, если поляки не знают, а как узнают? Я уже, на всякий случай, оружие начал запасать, боеприпасы. Шуганут Тухачевского, кто Смоленск станет защищать? Отряд чека, милиция, да местная власть. Есть, армейские части, но как наступление начнется, их в бой пошлют, а они где-нибудь и застрянут.