Польская Сибириада — страница 29 из 85

С приходом лета в Калючем начался сплав. Пойма — достойная представительница рек восточносибирской тайги. Она берет свое начало у подножия Саян и петляет по тайге на северо-восток до самой Бирюсы, реки значительно более мощной. Сама Пойма, хоть быстрая и полноводная, слишком узка и извилиста, завалена буреломом, а потому несудоходная. Сплавлять плоты по ней невозможно. Заготовленные зимой сосновые бревна сталкивали в воду, которая течением несла их до самого устья. Уже на Бирюсе деревья ловили специальным заграждением из стальных тросов, сортировали и вязали в плоты. По Бирюсе плоты сплавляли в Тасеевку, по Тасеевке в Ангару, по Ангаре в могучий Енисей, а по Енисею уже на океанских судах в северный морской порт Игарку.

Перед выходом на Пойму Седых собрал свою бригаду возле склада.

— Идем на сплав! Был кто-нибудь из вас на сплаве?

— Да где там!

— Откуда?

— Бригадир, Польша — это ведь не тайга!

— Понятие не имею, с чем это едят.

— Я так и думал. Возьмем необходимые инструменты, а на реке я вас всему обучу. Предупреждаю, работа тяжелая и опасная. Тайга и река шутить не любят. Ну, и еще надо следить, чтобы комары и мошка вас не сожрали. Баб особенно любят. Сетки у кого-нибудь есть?

— Какая сетка? Зачем?

— От комаров защищает, а особенно от мошки. Хотите попробовать?

Примеряли. Удивлялись, шутили. Сеток у них не было, да и откуда им быть.

— Ну, что же. Сеток нет, будем спасаться дегтем. Вон, полная бочка. Для начала ведерка хватит.

В бочке поблескивала черная, как смола, мазь.

— Воняет, как в пекле! Смола!

— Не смола, а деготь. Из березовой коры делают. А что воняет, так за это его комары и мошка не любят. Что делать? Будем мазать дегтем лицо, руки, ноги, все открытые места…

Взбаламученная, грязная от наносного ила Пойма неслась бурным потоком, вихрясь множеством водоворотов. На ее высоком берегу, на выходящих к реке полянах ждали заготовленные за зиму горы древесины. Где в штабелях, а где и разбросанные, как попало. Здоровенные бревна нужно было вытащить из этих завалов и с высокого берега столкнуть, свалить в реку.

Утро стояло погожее, свежее. Седых остановил бригаду перед первым завалом. Подозвал четырех крепких мужиков, а остальным велел наблюдать, как нужно работать на сплаве. Вооруженные баграми, длинными жердями, окованными на одном конце железом, они вытаскивали самые длинные бревна и укладывали их в подобие рельсов, по которым деревья должны были скатываться в воду. Помост готов. Тело исполинской сосны уложено сверху.

— Давай, кати! — командует Седых.

Подцепленное, подталкиваемое баграми бревно сдвинулось с места! Катится, крутится, более толстый комель отстает, того и гляди свалится с проложенного помоста, и тогда новые мучения, новые попытки уложить бревно на полозья.

— Смотри, смотри! Чтоб не скатилось! Пошел!

Огромная, подталкиваемая баграми колода сорвалась с крутого откоса, на какую-то долю секунды зависла в воздухе и с грохотом рухнула в воду. Затонула на мгновение в пенном фонтане брызг, но река вытолкнула ее на поверхность, закрутила в водовороте, выровняла и помчала по течению.

— Плывет! Плывет!

Седых вытер пот со лба.

— Вот так это выглядит. Ясно? Ну и хорошо! Подберите четыре человека в группу. А бабы в помощь, где потребуется. А вы две, — он мимоходом кивнул Сильвии Краковской и Гонорке Ильницкой, — будете носить ветки и поддерживать огонь в костре.

С каждым днем они все лучше управлялись со сплавом. Зато не могли справиться с засильем кровожадной мошки и комаров. Чем выше поднималось солнце, чем горячее пригревало, тем настырнее, тем большими силами атаковало ненасытное войско насекомых. Начиналось с комаров, к которым люди успели кое-как привыкнуть — с самой весны они настырно зудели и больно, до крови кусали. Ночью комары проникали в бараки и не давали спать. Единственным спасением от них был дым. Вечерами перед бараками разжигали костры. В бараках оставляли на ночь тлеющие смолистые поленья и ветки. В тайге у реки, комары слетались в невообразимых количествах со всех сторон на человеческий запах и атаковали с утроенной силой. Вслед за комарами в бой вступала мошкара. «Мошка проклятая!» — так этот мор сибирской тайги называли местные жители от Урала до Тихого океана. Сибирская мошкара в состоянии загрызть до смерти жеребенка, теленка. Не дай Бог, налетит неожиданно на оставленного без присмотра младенца! Мошкара проникала повсюду. Мелкая, как мука, засыпала глаза, забивалась в уши, с каждым глотком воздуха затыкала ноздри, попадала в рот, першила в горле, душила. Ее было полно в каждом глотке воды, в каждой ложке супа. Тот, кто в тайге не запасся сеткой, не намазал лица, рук, ног дегтем, не окуривался дымом, — страдал неимоверно. Мошкара и комары своим ядом вызывали нагноение ранок, долго не спадающие отеки, переносили всяческую заразу, прежде всего малярию.

Только теперь поляки по-настоящему оценили советы своего бригадира. Все как один мазали вонючим дегтем лица, шеи, руки. Черные, как негры, сверкали белками, поминутно сплевывали мерзопакостную мошку, передвигали костры, спасаясь дымом.

Целый месяц бригада Седых работала на сплаве. Штабеля бревен исчезали с берега и плыли к устью Поймы. Но когда в воду скатилось последнее бревно, сплав не закончился. Теперь бригада должна была идти берегом вниз по течению, сталкивать в поток те колоды, которые зацепились, застряли на мели. Работа была трудная, иногда просто опасная. Кроме того, они с каждым днем все дальше уходили от Калючего, не могло быть и речи о возвращении на ночь в бараки. Седых отправил в Калючее женщин и ослабевших мужчин. Оставил только самых крепких, самых опытных. Они получали недельную норму хлеба, крупы, брали с собой котелки, чтобы было в чем приготовить еду. Тащили за собой лодку-плоскодонку с грузом, служившую им для переправы с одного берега на другой. С бригадой отправился и новый заместитель коменданта, Савчук.

Данилович и Болек Дерень знали, что дальше по течению стоит бурятское село Усолье. Долины с ними в бригаде не было, ослабленный тифом, он остался в Калючем. Обсудили это дело, отойдя в сторону.

— Интересно, дойдем ли до Усолья?

— Конечно! Зимой нам суток хватило.

— Я с самого начала понял, зачем этот энкавэдэшник за нами увязался. Будет следить, чтоб мы с бурятами не встретились.

Работа была изнурительная. Они медленно продвигались вдоль реки в тучах насекомых, в вязкой грязи. Савчук сгодился только на то, чтобы медленно плыть в лодке по течению и перевозить людей с берега на берег, когда возникала такая необходимость, или переправлять их через слишком широкий приток Поймы. Эти притоки нельзя было переходить вброд, в водоворотах двух сталкивающихся водных потоков застревало больше всего бревен.

Вечерами, выбрав место для ночлега, разжигали костер и варили кашу. Почти всегда с уткой, подстреленной Савчуком. Иногда в котле оказывалась рыба, которой в Пойме было вдоволь. Седых был мастером по этой части, он ловко вылавливал рыбу в прибрежных ямах и из-под камней. Он же готовил уху, наваристый рыбный суп. Савчук и Седых ели из одного котла, за ужин садились вместе со всей бригадой. А нахлебавшись супа с неизбежной дополнительной заправкой из мошкары и комаров, окуриваясь дымом, попивали малиновый чай, курили махорку. Савчук под предлогом тренировки в польском языке заводил разговоры о политике, пытался разговорить поляков. Способы использовал для этого самые разные, иногда вполне успешно.

Так было, например, с чтением газеты. Савчук достал из своей походной сумки смятую газету, старательно разгладил ее и, пользуясь отблесками костра, молча читал. Поляки газет давно не видели, вести со света до них не доходили. Савчук переждал немного, опустил газетный листок.

— Может, кто-нибудь хочет почитать? Хорошая газета, называется «Правда», всегда только правду пишет. Еще товарищ Ленин ее основал. Пожалуйста, кто хочет?

— Охотно, гражданин комиссар, только мы читать по-русски не умеем.

— Никто по-русски не читает?

— Говорить — немного говорим, с чтением хуже.

— Как я. Вроде, говорю немного по-польски, а читать — ни в зуб ногой.

— А что там интересного пишут, пан комиссар?

— Газета старая, с начала июля. А что интересного? Поздравление от товарища Сталина стахановцам. Сообщения украинских колхозников, которые в этом году ожидают особенно высоких урожаев. Письма товарищу Сталину с Западной Украины и Белоруссии. Присуждение звания Героя Советского Союза за победоносную войну с белофиннами. И так далее, и так далее. Есть, что почитать. Советский Союз под руководством товарища Сталина развивается и крепнет, как никогда.

Даниловича разбирало любопытство.

— А что там нового в мире, пан комиссар?

Савчук бросил на него быстрый взгляд, зашелестел газетой.

— А в мире, пан Данилович, тоже много интересного происходит. Вот, например, здесь: «Париж взят. Франция подписала акт капитуляции». — Поляки замерли. В тишине зудели комары, потрескивали ветки в костре, булькала вода в котелке. Савчук насладился достигнутым эффектом, сложил газету и, как бы мимоходом, спросил: — Интересно, правда, пан Данилович?

— Правда, интересно. А можно узнать, когда Франция капитулировала?

— Можно, можно. Насколько я помню, где-то в конце июня. Да сейчас найду и прочтем. Вот: «22 июня 1940 года маршал Петэн подписал безоговорочную капитуляцию. Так пала еще одна держава реакционной Европы»… Так здесь пишут. Ну, что скажете, пан Данилович? Вижу, вы в политике разбираетесь?

— Да я так, из любопытства спросил.

— Но признайтесь, союзник у нас мощный. Немцы делают с Западной Европой, что хотят.

— Это правда. Но ведь знаете, из истории известно, что немцы всегда начинали войну и всегда ее проигрывали.

— Не те времена, не та Германия! А вы, поляки, немцев не очень жалуете, правда?

— Не за что… Они всегда нападали на Польшу, всегда шли на восток.