Когда по карточкам в магазине выдавали селедку, тетя Вера заворачивала ее в старые газеты. Мужчины из них крутили самокрутки, не обращая внимания на селедочный запах. А Сташек пробовал по газетам учиться читать. Хоть говорил он по-русски уже неплохо, с чтением ничего пока не получалось. Буквы русского алфавита, хоть часто и совпадали с польскими, значили совсем другое. Никак не мог он в этом разобраться.
Сразу за школой дорожка, которую они протоптали утром, сбегала с крутого берега к Бирюсе. Этой дорогой они возвращались в бараки по замерзшей реке. Когда стоял солнечный, тихий, безветренный денек, шлось веселей, быстрее. Хуже было, когда сыпал густой снег, они теряли протоптанную тропинку, метель заманивала их в глубокие сугробы. А если еще в такую погоду начинало темнеть!.. Медленно пробирались змейкой, держась друг за друга. Иногда, если дети опаздывали, кто-нибудь из бараков выходил им навстречу.
Накануне Рождества обошлось без осложнений. Красное солнце уже садилось, когда дети добрались до бараков. В это же время взрослые возвращались из тайги с работы. К удивлению ребят кто-то из взрослых тащил на спине крепкую елочку.
— Ну, что так рты пораскрывали? Дерева не видели? Сегодня же Сочельник! Забыли? Ах, вы безбожники! Бегом в бараки елку украшать! Чтоб была, как в прошлом году в Калючем. Помните?
Они-то помнили. Но в Каене нечем было украсить зеленую елочку. Нечего было собрать на общее праздничное застолье. И только когда бабушка Шайна стала ходить по бараку од одного к другому и делиться облаткой, народ немного оттаял.
Иисус младенец голенький лежит,
Без рубашки в яслях от холода дрожит.
Мама рубашонки младенцу не дала,
Потому что мама бедная была.
Зима казалась им бесконечной. И не только из-за трескучих морозов, к которым они уже успели привыкнуть, как и к глубоким сугробам, по которым приходилось идти на работу, проваливаясь по пояс. Зима тянулась, потому что в таких условиях невозможно было никуда двинуться из Каена. Люди снова почувствовали себя забытыми Богом и людьми в этой дыре. Как же так? Объявили амнистию, Сикорский со Сталиным договорились, вроде как армия польская где-то в России формируется, а ими никто, кроме воющих по ночам волков, не интересуется.
Поэтому для них стал такой неожиданностью накануне Нового года приезд трех представителей местной власти — директора леспромхоза, председателя сельсовета и комиссара НКВД Сабурова. Это был уже второй визит. Первый состоялся по случаю 7 ноября, праздника революции. Жители бараков получили тогда праздничный паек мяса и по бутылке водки. Все трое рассказывали тогда полякам, как в Москве, на Красной площади, товарищ Сталин принимал военный парад! «Будет и на нашей улице праздник!» — сказал товарищ Сталин.
Представители власти обещали тогда, что как только они получат информацию о польской армии, сразу же сообщат здешним полякам.
Новогоднее посещение властей протекало подобным образом. Снова была дополнительная пайка лосятины, немного селедки и традиционная бутылка водки.
— Что бы вам, товарищи поляки, было чем отметить Новый год, выпить за нашу общую победу.
Молчаливый обычно комиссар Сабуров на этот раз разговорился о недавней победе советских войск в битве за Москву.
— Как сказал товарищ Сталин, и на нашу улицу приходит праздник! И лучшее тому доказательство — великая победа героической Красной Армии под Москвой. И еще одно хочу вам сообщить, товарищи поляки… — тут комиссар надолго замолчал, — так вот, в начале декабря ваш генерал Сикорский нанес визит в Москву и был принят самим товарищем Сталиным! По этому случаю было сделано совместное заявление о том, что мы вместе, плечом к плечу, будем сражаться с немцами до окончательной победы. Генерал Сикорский выступил с речью по радио. Тут у вас радио нет, что ж, такие условия. Но я о вас помнил и привез газету «Правда», в которой все, о чем я говорил, написано. Вот, послушайте один фрагмент: «Мы знаем польского солдата и будем счастливы нашему братству по оружию на погибель ненавистному врагу!»
Как-то в воскресенье с другого берега Бирюсы в бараки пришли несколько молодых женщин. Привезли мясо и замороженное молоко на обмен. Оказалось, что на другом берегу Бирюсы, прямо напротив Каена, расположилось небольшое чувашское село. Узнав о поляках, женщины набрались смелости и отправились к ним на обмен. За мороженое молоко, мясо и мед диких пчел они хотели получить что-нибудь из одежды. Договаривались по-русски, на языке, которым чуваши, как и буряты, владели довольно слабо. Чувашки были веселые, нежадные, торг удался, и обе стороны остались довольны. С тех пор до самого ледохода на Бирюсе дорожка от барака до Кочек, как назвалось чувашское село, была протоптана в обе стороны.
Под конец марта появились первые признаки приближения весны. Дни стали длиннее, пригревало солнце, подтапливая снег на южных склонах холмов и лесных полянах. Широкое русло Бирюсы слепило глаза серебристым настом.
Но еще до того, как вскрылась Бирюса и весна прочно вступила в свои права, в Каене случилось нечто такое, что среди местных сибиряков могли припомнить только самые старые. А жители Червонного Яра такого никогда в жизни не видели и даже не слышали ни о чем подобном.
А случилось все это в тихий погожий вечер, солнце только что село, но сумерки еще не опустились на землю. Внезапно на востоке, на чистом и безоблачном до тех пор небосклоне стало происходить что-то странное, необыкновенное. Тем, кто первым заметил это явление, казалось, что где-то там далеко огромным пожаром занялась тайга. Но чтоб тайга горела зимой?! Однако это был не пожар. То, что они увидели, разыгрывалось высоко в небе. И с каждой минутой все выше. Людям казалось, что само небо горело от горизонта до горизонта! Чистое и безоблачное до сих пор, оно вдруг затянулось клубящейся, похожей на языки пламени, желтизной. Цвета мгновенно менялись. Из огромных, трепещущих языков пламени вдруг стали взлетать светящиеся ракеты, которые мгновенно превращались в широкие цветные полосы, так что создавалось впечатление, будто кто-то там на небе то распрямлял радугу, то вдруг ставил ее на попа. Потом все снова заклубилось, как будто кто-то крутил по небу огромные рисунки, и от этого мелькания у наблюдающих внизу людей кружилась голова.
Все как один выскочили из бараков. Люди в тревожной тишине таращили глаза в небо. Чудо из чудес!
— Конец света, как пить дать, — безапелляционно заявила бабка Шайна и пала на колени, где стояла. — Люди, молитесь, приходит конец нашим земным скитаниям. «К твоей защите прибегаем, Святая Матерь Божия…»
Старухи поспешно крестились и присоединялись к Шайне. Мужчины не знали, на что решиться. Тишину взорвал всеобщий гвалт. В этой круговерти мало кто услышал пана Бжозовского, учителя-пенсионера из гимназии в Черткове:
— Какой там конец света? Что за глупости. Это же полярное сияние! Природное явление в Польше почти неизвестное, но тут, в Сибири полярное сияние иногда случается. Появится, исчезнет и ничем ни нам, ни миру не грозит. А своим чередом, какая же красота! Какая необыкновенная сила в этой природе! Какая энергия будущего! Какой там конец света! Обычное полярное сияние!..
Бабка Шайна неохотно поднялась с колен, но не дала себя переубедить.
— Сияние, сияние, а как же! Говорю вам, люди, это какой-то знак Бог дал!
— Что-то в этом есть. Старики говорят, что в старые времена, когда на небе появлялись такие странные знаки, потом сразу или война случалась, или мор, чума по всему миру прокатывалась.
— А я вам, мужики, говорю, что бабка права, наверняка знак какой-то, только мы его прочесть не умеем.
— Не говори глупостей! Кто нам будет знаки подавать?
— Сейчас скажу. На востоке началось?
— Ну, на востоке.
— А раз на востоке, значит японцы нам знаки подают, больше некому. Вот так!
— А пошел бы ты со своими японцами.
— А я вам говорю, что японцы! Письмо у них другое, вот мы и не понимаем. Видишь, какие зигзаги на небе выписывают?
— Ты смеешься, а бабка говорит, что она Богоматерь ясно видела. Владычицу небесную Польши в короне…
— Бабка Шайна всегда что-нибудь увидит, но чтоб еще этот… японцами мозги морочил…
6
Лед на Бирюсе тронулся ночью. Жителей бараков разбудил глухой гул, похожий на далекие пушечные выстрелы. А любопытным, сорвавшимся с нар и выбежавшим на улицу гул от реки показался похожим на грохот тяжело груженного состава. Слышны были треск, скрежет, как будто вдали ломались могучие старые деревья или со скал осыпалась лавина камней.
— Люди! Бирюса пошла!
— Лед тронулся!
Много времени утекло, прежде чем с Бирюсы сошел весь лед, опала большая вода и река вернулась в свое прежнее русло. Вода в реке все еще была высокой, мутной, полной плавающих камышей и сосновой коры. А в старице, куда добралось весеннее половодье, еще долго торчали из под ила вырванные с корнем деревья, песчаные наносы чередовались с высыхающими озерцами, оставшимися от разлива, в которых билась оставленная здесь течением рыба, плавала густая взвесь жабьей икры.
Ребетня ватагой отправлялась на ловлю рыбы, на сбор щавеля на лужайках. Однажды они наткнулись на небольшое, поросшее молодым камышом озерко. На гладкой водной поверхности, над которой носились тучи комаров и мошек, то и дело появлялась рыбья голова. Рыбы ловили насекомых или жадно хватали ртом воздух. Озерко оказалось мелким и илистым, оно буквально кишело золотисто-коричневыми карасями! Радости от удачной ловли было много, пользы меньше — бедные карасики были такими тощими, что от них осталась только золотистая чешуя и кости. Костлявые караси помимо всего прочего воняли болотом, но подсоленные, запеченные на углях были проглочены мгновенно вместе с косточками. И с большим аппетитом…
Когда Долина возвращался с работы, сыновья уже ждали его в бараке.
— Ну, как там сегодня?