— В «Офис» вернемся порознь… — сказал мэтр. Они пересекали Рыночную площадь, на Марьяцком костеле как раз протрубили девять вечера. — Вы войдете первой, я приду через полчаса. Сядем отдельно. И если он там появится, прошу дать мне какой-нибудь знак, ну, например, снять шапку…
— Волосы у меня ужасно подстрижены, предупреждаю! — сказала немного повеселевшая девица.
«Хо-хо, как мало всем нам нужно, чтобы сразу отлегло от души… Достаточно что-нибудь пообещать, сказать “я этим займусь”, и все. Хо-хо», — подумал мэтр.
Он посмотрел, как она идет в сторону улицы Святого Иоанна, откуда как раз выкатился известный на всю округу персонаж, Шизик, и попытался с ней заговорить, но не агрессивно, так что вмешательства не потребовалось, проводил ее взглядом, пока она не скрылась из виду, закурил и побрел в сторону дома.
В квартире мало что изменилось. Но что-то все-таки изменилось. От собаки осталась ее подстилка с костью и мячиком. Две миски: одна — с водой — полная, вторая — для еды — тщательно вылизана. После этой женщины не осталось ничего.
И все же у него было такое чувство, будто в его отсутствие тут кто-то побывал, кто-то что-то искал. И в воздухе ощущался едва уловимый запах чужака. Но что бы могло пропасть? Разваливающаяся стиральная машина? Разваливающийся проигрыватель? Груда пластинок, которые никому не интересны? Старые рассыпающиеся книги? Почти развалившийся холодильник? Сломанный телевизор? Ничего не могло пропасть.
— Боже, спиртное!
Он подошел к кухонному шкафчику, откуда достал полную, не тронутую, большую бутылку «Джек Дэниэлс», подарок на день рождения от Доктора. Вздохнул с облегчением.
Поскольку некоторым образом он был алкоголиком, то не умел пить дома.
Абсурдный недуг. Эта бутылка спокойно могла простоять здесь больше месяца, однако сейчас пришло ее время: он налил полный стакан и переместился в комнату. Там, сделав изрядный глоток, со стаканом в руке встал на стул и, не выпуская стакана, другой рукой снял со шкафа старый, видавший виды чемодан. Поставил его на стол и открыл.
Стопки старых газет. Он приподнял одну и выгреб из-под нее толстую тетрадь. Безошибочно нашел нужное место. Отпил немного из стакана и начал читать.
— Мой пример — последний в истории этого города. Лучше меня уже никого не будет, хоть я и проиграл. Мне не много уже дней осталось, может, и этот разговор последний… Что вы хотите знать?
— Расскажите что-нибудь о себе.
— Ну что ж, сначала я, пожалуй, родился. Это было прямо перед Рождеством 1946 г. Здесь, в Кракове. По знаку я Козерог, восемь лет был единственным ребенком. Потом родилась сестра. Мать не работала, я не ходил в детский сад. Легко закончил среднюю школу и решил поступить в техникум связи. Из-за нехватки мест меня не приняли. Я долго не мог этого понять. Потом сдавал в энергетический техникум на Лоретанской. Меня приняли. Я ходил туда, пока не получил аттестат.
— На суде вы говорили о своем необычном хобби.
— Это длинная история, мы бы не успели закончить к ужину. Скажу только, что меня интересовало то, что на войне служит для уничтожения человека и его благ, а именно: яды, ножи, огнестрельное оружие, а также способы их наиболее эффективного использования. У меня была довольно большая коллекция ножей: финки, ножи с выкидным лезвием, монтерские, рыбацкие и другие. Милиция забрала у меня 17 штук. Я ходил в секцию стрельбы в клубе «Краковия». Я был лучшим в Кракове стрелком из спортивной винтовки. Еще я собирал медицинские атласы и учебники по судебной медицине, изучал расположение вен и органов, поражение которых приводит к немедленной смерти. Вы знаете, что самый простой путь к сердцу — через спину?
Мэтр отпил из стакана один глоток. Он читал интервью с Каролем Котом, прямо перед смертью последнего, которое когда-то откуда-то старательно переписал. В те времена, когда еще переписывали старательно. Множество всяких, теперь уже совсем непонятных вещей делали давным-давно.
Некоторое время он читал, несколько раз подлив себе из бутылки. Читал и удивлялся, что много лет назад собственноручно это переписал.
— Что вы ощущали в момент убийства?
— Вы хотите затронуть мои самые чувствительные места, ну да ладно… Каждому моему шагу предшествовала странная мысль, такая назойливая, изнуряющая мозг, она мучила меня, преследовала, ходила за мной, мешала на каждом шагу. Я не мог спать, учиться, я жестоко страдал. И мне приходилось быстро соображать, где и кого убить. А для убийства многого не надо: должен быть я, должна быть жертва и должно быть спокойно.
Он прочитал последнее предложение.
— Скоро я встречусь с жертвами, там, куда я отправляюсь, мы и поболтаем, здесь, на Земле, мне не с кем разговаривать.
— Ну вот ты и нашел занятие, — сказал мэтр, закрутил крышечку, отнес бутылку в кухню, оделся и вышел. В дверь он всунул микроскопический кусочек бумаги.
— Уже поздно, — пробурчал он себе под нос на лестнице.
По дороге он заглянул в «Дым», в «Дыме» были разные мужчины и женщины — из тех, которым он перестал кланяться или которые сами первыми перестали кланяться, не важно. Короче говоря, никто никому не поклонился. Он двинулся в направлении «Красивого пса», хотя знал, что опаздывает, однако не мог удержаться, чтобы не посмотреть, нет ли там кого-нибудь, кто не перестал ему кланяться и кому он кланяться не перестал. Но в «Псе» была толпа молодежи, а также бывшие и нынешние сотрудники телеканала TVN — такого коммерческого канала, — которые разговаривали об этом коммерческом канале, а также сколько-то там будущих сотрудников канала TVN, которые выспрашивали бывших и нынешних сотрудников TVN, стоит ли работать на TVN и не будет ли это предательством идеалов. Понятно было, что и так все они окажутся на TVN, а сейчас просто ломаются.
И он ушел. Даже не выпил. Под окном «Офиса» торчал Шизик. Он держал в руке четвертинку вишневки и посылал в сторону входа в бар красноречивые жесты.
Мэтра подмывало спросить Шизика, что он помнит из истории Кота, ведь Шизик, по городской легенде, был в 60-е годы известным угонщиком автомобилей, позже валютчиком, потом гэбистом и только потом спятил, но мэтр ни о чем его не спросил, потому что было совершенно не время о чем-либо его спрашивать. Совершенно.
Поэтому мэтр вошел в жаркое, смрадное нутро «Офиса». Толкучка. Молодежь и сотрудники TVN, как всегда. За его маленьким столиком на двоих с табличкой «зарезервировано» сидело человек шесть; спорить из-за места не имело смысла. Девицы нигде видно не было. И он начал протискиваться к бару.
А вокруг суетилась толпа. Раскрасневшиеся женщины, мужчины с блуждающим взглядом. Чужие люди. Мой пример — последний в истории этого города.
— Ну здравствуйте, здравствуйте. — На плечо мэтра тяжело опустилась рука хозяина. — Что будем пить?
Он вспугнул взглядом сидевшего рядом с ним на барном стуле мужчину, который безмолвно встал и уступил место мэтру. Барные стулья неизменно вызывали у мэтра опасение, но он рискнул.
— Ой, не знаю, стоит ли мне еще пить, я уже немного выпил, может, кофе… — Мэтр заметил, что намечается серьезная выпивка, а это было ему не очень-то на руку.
— Кофе и текилу, два раза, — распорядился Манго.
Над баром висел телевизор. На экране двигался мусульманин. Среди больших розовых цветов. Звук был выключен. Они выпили.
— Давай сегодня надеремся, есть повод, — сказал Манго Гловацкий.
— А именно?
— А именно — Маженка возвращается.
Мэтр не был уверен, является ли та Маженка, о которой он в этот момент подумал, той Маженкой, которую имел в виду Гловацкий: Манго отличался исключительной любвеобильностью и за двадцать с лишним лет их знакомства был смертельно влюблен в такое количество Маженок, что мэтр перестал за ним успевать и запоминать их лица и имена. Было известно, что Манго вечно влюблен и вечно трагически. Объекты менялись незаметно.
— Маженка послезавтра возвращается из Лондона, завтра я буду наводить порядок в квартире, а сегодня еще можно напиться. Надеремся на радостях, Маженка возвращается!
— Уррра, — добродушно прошептал мэтр.
— А что у тебя? Еще раз текилу два раза. И себе тоже налей, сынок, — распорядился хозяин «Офиса».
Они выпили втроем с барменом. Движение временно прекратилось. Толпа еще не разошлась, но понемногу замирала. У молодежи кончались деньги на «Ред Булл» и пиво. Те, что постарше, начинали задремывать. Девицы нигде не было видно. Или вся эта история мэтру привиделась, или девица была записной вруньей, да к тому же еще и обдолбанной.
— А что у тебя? — вспомнил свой вопрос Манго Гловацкий.
Они выпили.
Какой-то сотрудник коммерческого канала TVN подсел к ним и рассказал, что нового на TVN.
— Может, возьмешь его к себе на работу? — Манго указал на мэтра, и они с мэтром оба рассмеялись.
Все дымилось и парило. Наверно, уже за полночь, уже четверг. В бар вошел варшавянин и, избегая встречаться взглядом с барменом, подсел к каким-то девушкам.
«Ну что у меня? — подумал мэтр. — Да ничего хорошего. Эта женщина сбежала. Собака сбежала. Какая-то странная девчонка понарассказывала страшных историй, а потом тоже сбежала. Плохо».
Он встал и направился к туалету.
— Сколько воспоминаний! — вздохнул он, глядя на мрачный интерьер.
Кто-то схватил его сзади за руки. Кто-то другой, с лицом таким же, как все лица, роста такого же, как любой рост, с особыми приметами, как все особые приметы, ударил в живот.
— Запомни это, мэтр, — сказал тот, кто держал сзади.