— А вы?
— Я предпочитаю ничего не знать. Это удобнее и безопаснее. Надеюсь, никто не найдет меня в лесу с разбитой головой. Что касается вас, пан майор, — голубоглазая огляделась и, склонившись к нему, понизила голос, — советую заинтересоваться нашей «золотой молодежью».
— «Золотой молодежью»?
Еще один взгляд по сторонам.
— Например, доченькой пана доктора Воркуцкого. Или сыночков инженера Белковского. А возможно, двумя любимыми детками нашей милой хозяйки. Есть и другие. Михаляк расскажет вам о них больше, чем я. Впрочем, я могу и ошибаться.
— Как это понимать?
— Я и так уже сказала вам слишком много.
Майор взглянул на часы. Было девять.
— К сожалению, мне пора, — сказал он.
Соседка усмехнулась.
— Жаль. Мы так мило болтали. Надеюсь, мы скоро встретимся и продолжим наш интересный разговор.
— Вы уже уходите? — Марысенька Ковальская была тут как тут. — Ханночка, вы, наверное, плохо развлекали нашего дорогого гостя.
— Я делала все, что могла, но безрезультатно. Никаких шансов на успех.
— Не может быть, пани шутит. — Хозяйка кокетливо глянула на Неваровного. — Вы действительно уходите?
— Мне надо возвращаться в Варшаву, милая пани.
— Но вы можете переночевать у нас, — предложил доктор Воркуцкий, — в клубе Общества друзей Подлешной. Там стоит тахта и есть постельное белье. Часто случается, что кто-нибудь приедет и надо переночевать, мы к этому всегда готовы. Надеюсь, вы совсем переедете в Подлешную?
— Думаю устроить себе жилье в помещении отделения милиции. Сегодня я приехал просто осмотреться.
— Если хотите, — вступила в разговор пани Розмарович, — то в моем доме есть очень удобная комната с отдельным входом. Я с удовольствием предоставлю ее нашему защитнику.
— Большое спасибо. Но мне обязательно надо вернуться в Варшаву. Завтра я должен быть в воеводском управлении.
— Надеюсь, мы скоро увидимся, — пани Ковальская решила больше не удерживать майора и протянула ему на прощанье пухлую руку.
— Конечно, конечно, — майор поцеловал ее со всей возможной для него галантностью.
Сержант Михаляк с явным огорчением поднялся со стула по соседству с хорошенькой официанткой. Он бы с удовольствием остался еще, но чувствовал себя обязанным выйти с начальником.
— Если хотите, можете остаться. Провожать меня не обязательно. — Неваровному стало жаль парня.
— Нет, нет, я провожу вас до станции, — слабо запротестовал сержант.
— Сам доберусь.
— Но…
— За меня не беспокойтесь. Вы же сами говорили, — засмеялся майор, — что Подлешная стала самым спокойным местом во всем воеводстве.
— Но вас тут еще не знают. Вдруг кто-нибудь пристанет.
— Тогда и узнают, и пожалеют об этом. Оружие всегда при мне. — Майор многозначительно похлопал по карману, в котором, кроме сигарет и спичек, ничего не было.
Михаляк, довольный таким оборотом дела, снова уселся за столик. Майор поклонился всем и направился в гардероб. За ним вышли его соседка и пани Ковальская, считавшая своим долгом проводить гостя до дверей. В гардеробе уже одевался Адам Рембовский.
— А со мной вы не захотели попрощаться, — с обидой заметила пани Ханка, — поэтому я вас накажу — выйду вместе с вами.
— Я просто в восторге. — Неваровный сказал это тоном человека, страдающего страшной зубной болью.
— Я тоже ухожу, — сказал Рембовский. — Мы можем пойти вместе.
— Мне кажется, пан председатель, вам в другую сторону. На улицу Акаций?
— Вы впервые в Подлешной, а уже знаете, кто где живет, — рассмеялся Рембовский. — Отличный начальник отделения у нас появился… Я с удовольствием пройдусь до станции и обратно. Что-то голова разболелась. Наверное, от красного вина.
— Я, пожалуй, проеду одну остановку на электричке, — добавила их спутница.
— Если позволите, я провожу вас до дома, — по-рыцарски предложил Рембовский.
— Чтобы местные сплетницы превратили меня в вашу любовницу? Спасибо. Правда, моей репутации это уже не повредит, но ставить под удар вас… — Пани Ханка рассмеялась. — Я прекрасно доберусь до дома одна. И если мы хотим успеть на поезд, пора выходить.
— Мы говорили с доктором Воркуцким, — начал Рембовский, когда они вышли на улицу, — что надо чем-то помочь бедной вдове Квасковяка. Поселковый Совет фондами на подобные цели не располагает, но доктор обещал, что Общество друзей Подлешной выделит некоторую сумму на оказание ей помощи. Труднее ей будет найти работу в поселке. В Подлешной с этим тяжело, особенно для женщин. Попробую поговорить с пани Ковальской. Может быть, она устроит ее у себя в кафе?
— Никому не пожелаю работать с таким человеком, как Марыся. Она только на вид мила и любезна. Это бесцеремонная особа, для которой главное в жизни — деньги. Не удивительно, что ее помощницы меняются каждый месяц.
— Вы преувеличиваете, пани Ханночка, — запротестовал Рембовский. — Ведь панна Эля работает уже почти два года. И, кажется, довольна.
— Знаю, что говорю. Элька держится там так долго потому, что хорошо зарабатывает. Недаром она так глазками стреляет. Любой из вас готов ей оставить «на чай» хоть пару злотых. Кроме того, Марыся Ковальская не хочет ссориться с Белковским, а на поведение Эли смотрит сквозь пальцы. Кому еще она позволила бы сидеть за столиком с гостями, как сегодня? Зато с остальными она не церемонится.
— Со вдовой Квасковяка я еще не успел поговорить, — вставил майор, — но мы ее не оставим в беде. Она получит пенсию на троих детей, а кроме того — страховку за мужа. Что касается работы для нее, то мы постараемся решить и эту проблему. Дети у нее школьного возраста?
— Кроме младшего, Метека. Ему только шесть лет, — ответил Рембовский. — А в Подлешной нет детского сада. Ближайший в Рушкове, да в нем нет мест. Устроить туда ребенка из Подлешной — дохлое дело.
— В ближайшие дни я поговорю с пани Квасковяк и выясню ее планы на будущее. Тем не менее спасибо вам за заботу и внимание.
Подошла электричка. Пани Ханка и майор вошли в почти пустой вагон. Рембовский помахал им на прощание рукой и направился домой.
— Может быть, вас все-таки проводить?
— Спасибо, но в этом действительно нет необходимости. Я ведь местная. Вы же знаете — настоящий вор на своей улице не крадет, то же можно сказать и о наших хулиганах. Зато я в достаточной степени оценила ваше самопожертвование, поскольку чувствую — мое общество не доставляет вам удовольствия, ведь так?
— Ну что вы! — тон майора едва скрывал галантную ложь.
Электричка замедлила ход — приближалась платформа «Подлешная-Восточная». Пани Ханка протянула майору руку:
— Вы уж извините те колкости, что я себе позволила. И не сердитесь. Жизнь меня не очень-то балует. Если бы во мне тут, в Подлешной, не нуждались, да к тому же еще и слегка не побаивались, я бы тут долго не выдержала. До свидания!
Она не позволила майору поцеловать ей руку, ограничилась крепким рукопожатием и быстро вышла из вагона. Поезд тронулся.
5Темно-зеленый «фиат»
На следующий день майор Бронислав Неваровный явился в воеводское управление милиции и подробно доложил «старику» о своих первых шагах в Подлешной.
Терпеливо выслушав обстоятельный рассказ, полковник заметил:
— Давайте, майор, пригласим капитана Левандовского и вместе проведем небольшое совещание. Вы ведете расследование независимо друг от друга и порой полезно бывает знать, что делает «конкурент».
Предложение пришлось Неваровному не по вкусу, но возразить он не смог. И не потому, что привык соглашаться с начальством, — просто не мог подобрать достаточно весомых аргументов, оправдывающих его нежелание посвящать другого офицера в ход следствия. Ведь сейчас все силы были направлены на раскрытие этого преступления, и ничьи взаимные симпатии или антипатии не принимались в расчет.
Капитан Левандовский, ознакомившись с тем, как идут дела у старшего коллеги, сказал с долей сарказма:
— Боюсь, пан майор, что вы слишком усложняете проблему. Для меня все совершенно ясно: какой-то бандит убил милиционера, чтобы завладеть оружием, а возможно, с целью свести личные счеты. Таинственные прогулки? Я бы не придавал им особого значения. Возможно, это была просто утренняя зарядка? Или он проверял, все ли в порядке в поселке? Мы же знаем, что именно с этой целью он заглядывал после завтрака на станцию.
Неваровный хотел резко ответить, но тут вмешался полковник.
— Возможны и иные версии.
— Возможно, — капитан поспешно поддакнул начальству, — поэтому я считаю абсолютно правильной вашу мысль подключить нас обоих к этому расследованию независимо друг от друга. Поскольку каждый из нас пойдет своим путем в расследовании, то дело от этого только выиграет. Я вам очень благодарен, майор, за информацию о самогоне, Августиняке и разговорах у него на свадьбе. Злопамятные и мстительные люди встречаются довольно часто. Уж я займусь этой компанией. Хотя, думаю, мне известно, кто убийца.
— Кто же?
— Местный хулиган, точнее, начинающий уголовник. Некий Роман Вятковский по прозвищу Черный Ромек. Он и его банда. Недавно Квасковяк снова направил его дело на коллегию, какая-то драка. Случай был не первый, и Ромек боялся, что он, как рецидивист, предстанет перед судом. Имеются свидетели, которые слышали, как он грозил: «Я-то сяду, зато Квасковяк ляжет». С момента убийства никто в Подлетной не видел ни Вятковского, ни его дружков. Уже третий день мои люди разыскивают его по всему воеводству, подключили и столичное управление. Если бы у них не было рыльце в пушку, то они бы не прятались. А как раз накануне убийства вся компания крепко выпила в одном из ресторанов Рушкова. Вот тогда-то Ромек и грозил Квасковяку. Майор снова хотел что-то сказать, но «старик» опять опередил его:
— Очень хорошо, что у нас состоялся такой деловой разговор о методах ведения следствия. Пусть капитан займется «дном», а майор возьмет на себя «сливки» подлешновского общества. Капитан, я вас не задерживаю, а ты, Бронек, останься еще на минуту.