— У нас есть танки. Не так уж плохо, Рыжий…
— «Виккерс», — установил Альфред и, выталкивая очередную заключенную на улицу, повернул голову. — У республиканцев были такие — не помогло. У тех они лучше, Беер.
Танк стрелял в глубину улицы по невидимой цели и после каждого выстрела подавался на метр-другой назад. Пришли Кароль и Испанец — теперь они вместе насильно выталкивали женщин из ворот: те боялись выстрелов. Когда последние заключенные покинули тюрьму, Беер почувствовал себя в пустоте. Кароль беспомощно смотрел на него, как будто спрашивал: что же теперь делать? Но пока никто не мог ему ответить. Кароль поочередно обвел взглядом их лица. Испанец как-то горестно и с упреком посматривал на ствол «виккерса», еще дымящийся после выстрела. Рыжий напряженно раздумывал над чем-то и казался слепым. Тогда Кароль обернулся и стал смотреть на женщин, мелькающих между деревьями и у стен домов. Оттуда донесся крик, неожиданный, высокий, и оборвался….
— Долго мы будем здесь торчать, Беер? — спросил он со злостью.
Никто не ответил. Тогда Кароль решился первый: он перемахнул тротуар, припал к стволу тополя и с минуту смотрел туда, откуда летели пули. Потом, пригнувшись, не оглядываясь, побежал за женщинами.
— Ушел, — сказал Испанец без всякого удивления.
— Ушел, — сухо подтвердил Беер.
Рыжий Альфред многозначительно усмехнулся и покивал головой:
— Далеко не убежит.
Испанец не отрывал взгляда от удаляющегося Кароля, похоже, что ему хотелось побежать за ним. Но он не двинулся с места, перевел взгляд на лицо Альфреда, потом на Беера и неуверенно произнес:
— Беер, а может, как раз он-то и прав?
— Глупый вопрос, — ответил Беер.
Рыжий Альфред пожал плечами:
— Тебе что, Беер, страшно охота лезть под пули, защищая не свое дело? Мы должны идти на восток, далеко на восток…
Он смотрел выжидающе, и это больше всего раздражало Беера. Что он мог им сказать? Нет, Кароль наверняка не прав, в этом Беер был вполне уверен. Но Рыжий Альфред имеет в виду нечто иное, чем Кароль. Идти на восток? Не раз уж он слышал, как их называли изменниками нации. Юно напоследок сказал ему: «Вам дела нет до этой страны, для вас важны только ваши убеждения…» Юно! Но эти парни, перебегающие от ворот к воротам, прячущиеся в углублениях стен, стреляющие, падающие от пуль тех, кто идет на них в мундирах цвета «фельдграу», со свастикой… Разве они всего лишь выполняют приказ? Он молчал, глядя на улицу. Стена мешала ему — он высунулся на тротуар. Испанец схватил его за локоть и потянул обратно.
— Ну, что скажешь, Беер?
— Ступай за ним. — И он кивнул туда, куда ушел Кароль. — И ты, Альфред, иди за ним. Только дураки лезут в огонь, защищая не свое дело, а вы же не дураки?
Испанец яростно сплюнул.
Беер пожал плечами и снова высунулся на тротуар. Из-за выступа тюремной стены медленно, лязгая, выполз второй танк. Он стал по другую сторону мостовой и с коротким промежутком дал два выстрела. Снаряды попали в одиночный, несколько выступающий трехэтажный дом, где раньше, как догадался Беер, находился пулемет. Дальше, в глубине улицы, Беер видел немецкий танк — двигаясь в их направлении, он ломал деревья на тротуаре.
За «виккерсами» шли несколько пехотинцев. Не зная, что им делать, они беспомощно топтались на месте. Рыжий Альфред исходил злостью: «Как телята, разрази их бог, чистые телята…» Но вот один из них вскинул винтовку и беззвучно повалился на мостовую. Секундой позже за танками, в нескольких метрах от них, разорвался снаряд. Взрывная волна отбросила Беера в тюремные ворота. Солдаты разбежались, на мостовой остались лишь двое. Один из них катался с боку на бок и, хрипя, что-то выкрикивал. Слов Бееру не удалось расслышать, до него доносился лишь хрип, приглушенный остервенелым треском пулемета, очищающего улицу за танками.
Два солдата протиснулись вдоль стены к воротам и вбежали туда, потные, запыхавшиеся. Они были явно растеряны, с минуту молча смотрели на заключенных и наконец, придя в себя, сняли каски и рукавами вытерли пот с лица.
— Жарко вдруг стало, — сказал старший из них, как будто речь шла о погоде, — давно к этому шло. Вот огребут ужо по задней части, закаются навек…
Беер смущенно усмехнулся:
— Думаете продержаться здесь до вечера?
— Коли надо будет…
И вдруг солдат задумался:
— А пес его знает, что до вечера будет. А вы? Убрались бы лучше отсюда, пока можно… Пули ведь не разбирают.
— Винтовки для нас найдутся? — нетерпеливо спросил Рыжий Альфред.
Солдат внимательно вгляделся в него, дотронулся до рукава его тюремной куртки.
— Мундир у тебя есть, отчизна дала… А винтовки… Вон тебе винтовка, бери… — Он кивком головы указал на солдат, лежащих на мостовой за танками, и саркастически рассмеялся: — Бери, если жизнь недорога.
Другой солдат коснулся локтя Испанца:
— Сразу видно, парень свой в доску — огонь, что на голове, что в голове…
Они подняли пулемет и пошли внутрь тюрьмы. Альфред после минутного колебания отправился за ними. «Покажу им, где поставить…» Беер смотрел на умирающего солдата. Тот лежал без движения у тротуара напротив и уже не стонал, хотя, видимо, был еще жив. Беер выждал, когда огонь ослабнет, потом перепрыгнул тротуар и на миг припал к стволу тополя. Испанец что-то говорил ему, но Беер уже не слышал. «Виккерсы» снова стреляли в глубину улицы, в танк, который медленно выползал на середину мостовой, готовясь к бою. Беер перебежал к убитому и лег рядом с ним. Рука убитого крепко стиснула винтовку, и оторвать ее было трудно. Пришлось встать на колени и поочередно разжать все пальцы. «Виккерс», выстрелив, подался назад. Беер был уже под его прикрытием. Только теперь он осознал, что его появление на улице усилило пулеметный огонь.
До этой минуты пули, ударявшиеся о мостовую, не казались ему страшными, а сейчас он видел углубления на твердом камне, представил, как пули, отскакивая от гладкой гранитной глыбки, взлетают вверх, а потом падают где-то тяжелым, свинцовым дождем, и ему стало не по себе. «От меня не отскочит», — думал он и никак не мог решиться. Взглянул на солдата, через тело которого предстояло перепрыгнуть, чтобы взять отброшенную им винтовку, и ему показалось, что рука солдата шевельнулась. «И этот жив еще…» Парень лет этак двадцати, лицо вытянутое, тонкое, на щеках еще пух, капли пота блестят на лице у косой границы света и тени от каски. Беер услышал звук, глухой, как удар по треснувшему железу: он выделил его в шуме битвы, потому что исходил этот звук именно оттуда — от головы этого парня в мундире. Тот вдруг ожил, конвульсивно вскинулся, сел, и Беер словно бы воочию увидел вырвавшийся из его широко раскрытого рта поток предсмертного крика.
Он стоял на коленях перед убитым, за самой гусеницей «виккерса», застыв от потрясения. Потом в его сознании возникло слово, которое он произнес громко и облегченно: «У м е р». И тут же: «Это было бы слишком глупо…» Это было бы слишком глупо — умереть именно теперь, в сражении за этот городок с тюрьмой в центре, где на серых стенах камер Кароль выскребал ногтями свое имя и имя своего безумия — Джульетта… Умереть? За эти улицы, истоптанные Юно?..
Он держал винтовку в руках, и плечи его сотрясались от еле сдерживаемого истерического смеха.
Испанец высунулся из ворот, оттолкнулся от стены и, пригнувшись, побежал к Бееру. Обнял его и оттянул назад. «Виккерс» выстрелил и снова силой отдачи подвинулся в их сторону.
— Ты что, спятил, Беер?
Откинув упавшие на лоб волосы, Беер озадаченно продрал их пальцами.
— Глянь! — кивком головы Испанец указал на то место, где он еще минуту назад стоял на коленях.
Танк наехал на тело солдата и расплющил его. Вокруг сдвинутой на лицо каски в углублениях мостовой растекалась уже густевшая кровь.
Испанец хлопнул Беера по плечу и, пользуясь минутным затишьем, перебежал на другую сторону мостовой. Там он поднял винтовку, спрятался за танком и проверил затвор, потом пополз к уже умершему солдату, отстегнул его пояс с подсумками и, волоча этот пояс, пополз на середину мостовой, чтобы отстегнуть другой. Снова дал короткую очередь немецкий пулемет, пули отскочили от камня, тут же рядом за Испанцем. «Дает!..» — завопил кто-то с торжеством. Испанец вернулся к Бееру с блестящим от пота лицом, облегченно перевел дух и тут же улыбнулся:
— Без патронов не постреляешь, Беер, ты что, не знал?
Один из солдат высунулся в ворота:
— Эй ты! Полосатый! Иди сюда!
Беер и Испанец обменялись взглядом. Потом переждали минуту, готовясь к прыжку. Первым побежал Испанец. Беер удивился: немцы на это не реагировали. «Мне эта очередь предназначена, — подумал он. Но и ему удалось благополучно достичь ворот, где было полно солдат. Их тут же окружили и принялись благожелательно хлопать по плечу.
— Под пулями вы бегаете здорово!
Беер улыбнулся одному из солдат. С виду он был старше других; лицо широкое, скуластое, губы толстые, мясистые. «Татарин, откуда-нибудь из-под Вильно…» Тот в ответ не улыбнулся.
— Немцы что-то слабо наступают, не то что тогда, после налета, — сказал он. — Даже поговорить можно… Окружают, что ли?
— Мундиры бы им… — сказал кто-то.
И вдруг все замолчали. «Виккерсы» выстрелили один за другим, воздух наполнился гулом, который сменился звенящей тишиной; Беер чувствовал дрожь стен, рук, касок, и только через минуту слух его уловил приглушенный треск винтовочных выстрелов и быстрый ритм пулеметных очередей. И скорее ощутил, чем заметил чье-то враждебное присутствие. В полумраке лестницы, опершись о перила, стоял офицер в конфедератке. Солдат, который проследил за взглядом Беера, шепнул: «Ротмистр», — и тут же протиснулся к выходу из ворот, нервно загоняя патрон в казенник винтовки. Остальные также ретировались со сдержанной поспешностью: неожиданно вокруг Испанца и Беера стало тихо и пусто.
Они стояли при свете дня, и Беер почувствовал себя так, будто он на допросе. Через минуту из темноты возникнет рука, скорее просто некое движение, и всей тяжестью обрушится на его висок; рука эта безличная и потому вроде бы не человеческая; скорее движение бездушного предмета, а вовсе не той человеческой руки, что подают на