Одновременно с этим посланием было отправлено письмо от находившихся в лагере под Смоленском сенаторов к боярской думе (в числе бояр, которым был адресован текст, на первом месте, перед братьями царя, был поставлен М. В. Скопин-Шуйский). Сенаторы сообщали, что получили разрешение короля совещаться с боярами «о способах… успокоения» Русского государства «и о всих добрых делех». Поэтому сенаторы предлагали начать переговоры, «як бы то великое господарство Московское успокоите и тишину людем привернути»[525]. С этими посланиями был отправлен в Москву гонец Стромиловский, но никаких результатов этот демарш не принес.
Не был реализован и план действий, намеченный на совещаниях в конце февраля. Как следует из различных свидетельств, собранных В. Поляком, вплоть до конца марта 1610 г. вопрос о походе брацлавского воеводы под Москву оставался актуальным[526], но до его выступления дело так и не дошло. Сначала воевода заболел[527], затем говорили, что он не может выступить в поход «из-за великих снегов»[528]. Представляется правильным предположение В. Поляка, что действительной причиной того, почему поход Я. Потоцкого под Москву не состоялся, стал быстрый распад тушинского лагеря.
После бегства Лжедмитрия II резко усилились раздоры в польско-литовском войске, стоявшем в Тушине. Одни уже соглашались идти на королевскую службу, но были недовольны предложенными условиями, другие готовы были уйти к Лжедмитрию II, который из Калуги обратился к войску, обещая щедрое вознаграждение за службу[529]. Между приверженцами короля и Самозванца шли споры, доходившие до вооруженных столкновений[530]. Одновременно из Тушина к Самозванцу двинулись донские казаки и часть русских служилых людей во главе с боярами кн. Д. Т. Трубецким и М. И. Колодкиным-Плещеевым. При уходе дошло до их вооруженного столкновения с польско-литовским войском[531]. И польско-литовское войско, и русские служилые люди, еще остававшиеся в Тушине, фактически перестали участвовать в военных действиях. Военные действия против М. В. Скопина-Шуйского продолжали лишь полк Я. П. Сапеги, стоявший под Троице-Сергиевым монастырем, и расположенный в районе Серпухова полк А. Млоцкого. Полк А. Млоцкого сразу оказался в особенно неблагоприятном положении, так как ему пришлось вести военные действия и против войск Лжедмитрия II, и против войск Шуйского. Уже во второй половине января на этот полк напали ушедшие к Лжедмитрию II донские казаки, а вместе с ними большое количество «пахолков», ушедших из польско-литовского войска в Тушине. Когда Млоцкий, сумевший укрыться с полком в Серпухове, выступил против них, восстали жители Серпухова, захватив обозы полка и перебив находившуюся при них «челядь»[532]. Полк отошел к Боровску. 6 февраля полковник отправил письмо к Сигизмунду III с просьбой о помощи, «так как уж нам очень тяжело»[533]. В начале февраля А. Млоцкий напал на Серпухов и «все спалил», но в это время пришло известие о переходе Боровска и Пафнутьево-Боровского монастыря на сторону Шуйского; в монастырь вошел отряд из 600 стрельцов[534]. А. Млоцкий дал бой 2-тысячному отряду войск Шуйского, пришедшему на лыжах, но не смог «разорвать» их табор и вынужден был уйти из этого района[535]. Полк отходил к Масальску, потеряв при отступлении почти всех коней и снаряжение. 27 февраля А. Млоцкий приехал в королевский лагерь с просьбой о помощи[536].
Не лучше пошли дела и у полка Я. П. Сапеги. Он не сумел воспрепятствовать проходу в Троице-Сергиев монастырь посланного М. В. Скопиным-Шуйским большого отряда во главе с Г. Валуевым, который предпринял успешные нападения на «таборы» осаждавших[537]. 12/22 января Я. П. Сапега был вынужден снять осаду, так как, как отмечено в дневнике похода Сигизмунда III, войска Скопина лишили его продовольствия и воды[538]. Полк Я. П. Сапеги отошел к Дмитрову. Армия М. В. Скопина-Шуйского подошла к Троице-Сергиеву монастырю, а против Я. П. Сапеги были направлены войска во главе с кн. И. С. Куракиным[539]. В боях, развернувшихся под Дмитровом, русская сторона прибегла к тактике, оправдавшей себя в предшествующих боях с тушинцами, когда на путях, ведущих к Дмитрову, ставились острожки, а размещенные там отряды мешали «пахолкам» собирать продовольствие для полка. Когда Я. П. Сапега был вынужден отправить часть полка за продовольствием «за Волгу», русские войска атаковали его в Дмитрове. Я. П. Сапега оказался в опасном положении, однако его выручила помощь, присланная из Тушина. 8 марта (н. ст.) Я. П. Сапега оставил Дмитров и ушел со своим полком к Клину, затем — к Иосифо-Волоколамскому монастырю[540].
Положение войска в тушинском лагере стало критическим. 18 марта (н. ст.) войско подожгло укрепления лагеря и, взяв с собой пушки, двинулось на запад к Волоколамску[541]. Вместе с войском шел «патриарх» Филарет и люди бывшего двора Лжедмитрия II, еще остававшиеся в Тушине. В Волоколамске следовало решить, что делать дальше, однако уже с дороги некоторые отряды ушли в Калугу к Лжедмитрию II[542]. Войско отправило под Смоленск Александра Зборовского с просьбой о помощи и с объявлением желания поступить на королевскую службу, но когда он вернулся с жалованием, то на эти деньги удалось нанять лишь 2.000 человек, после чего в конце апреля (н. ст.) значительная часть оставшихся ушла к Лжедмитрию II в Калуг[543]. На службу к Самозванцу ушел и полк Яна Петра Сапеги[544]. Остатки войска вместе с русскими служилыми людьми стали на постой в Иосифо-Волоколамском монастыре и в нескольких местах вокруг него[545]. Комментируя соперничество короля и Самозванца, каждый из которых стремился привлечь войско на свою сторону, Лев Сапега в письме к жене мрачно заметил, что Лжедмитрий, «хоть ему и нечего давать, но много обещает, а у нас и нет ничего, что могли бы дать, и обещать не хотим»[546].
В результате большая часть польско-литовского войска отошла на южные окраины Русского государства, остававшиеся под властью Лжедмитрия II.
Главным отрицательным последствием для королевской стороны от всех этих изменений стало то, что армия М. В. Скопина-Шуйского могла теперь двигаться на юг, не встречая организованного сопротивления. 12 марта 1610 г., через несколько дней после того, как польско-литовское войско и бывшие русские сторонники Лжедмитрия II ушли от столицы, армия Скопина вступила в Москву[547]. Блокада со столицы была снята, цены на продовольствие резко упали[548]. 18 марта в Золотой палате был устроен торжественный прием в честь русских и шведских военачальников — участников похода[549]. В таких условиях планы низложения царя Василия тайными сторонниками польского кандидата становились явно нереальными. Наоборот, после распада тушинского лагеря и серьезного ослабления позиций Лжедмитрия II на юге (не в последнюю очередь благодаря действиям запорожцев) освободившиеся русские войска могли быть направлены против осаждавшей Смоленск королевской армии. Как сообщается в «Повести о победах Московского государства», когда стало известно о приходе польско-литовского войска под Смоленск, в лагере под Александровой Слободой многие помещики из западных уездов (и прежде всего смольняне) обратились к М. В. Скопину-Шуйскому с просьбой, «дабы их отпустил к граду Смоленску полского короля отогнати и град очистити»[550]. Тогда Скопину удалось убедить их остаться в войске, но после прихода в Москву эти требования должны были возобновиться. Власть не могла игнорировать выступления служилых людей, которые во время гражданской войны были одной из главных ее опор. В апреле 1610 г. в королевский лагерь под Смоленском пришли сообщения, что вступившее в Москву дворянское ополчение было распущено по домам с приказом собраться всем на военную службу «по траве»[551].
Однако не все войска были распущены. Уже в середине марта 1610 г. из Вязьмы в королевский лагерь пришли сообщения о появлении крупных отрядов русских войск в районе Можайска[552]. Изменение положения сказалось на поведении начальника отряда, стоявшего в Можайске, Вильчека, который, получив крупную сумму денег от Шуйского, сдал город русским воеводам[553]. Возможно, на поведении военачальника сказались настроения местного населения, так как в разрядных записях отмечено, что воевода Иван Васильевич Измайлов был послан из Москвы «по присылке можаич»[554]. Сюда же, на западное направление, был двинут корпус, ранее освободивший от «воровских людей» Ростов. В разрядной записи указаны имена воевод, стоявших во главе корпуса, — кн. Я. П. Борятинский и кн. И. А. Хованский