[631]. Прокопий Ляпунов, ставший признанным лидером рязанского дворянства, удостоился целого ряда милостей со стороны царя Василия. В марте 1607 г. царь увеличил поместный оклад П. Ляпунова с 550 четвертей до 800, пожаловав ему и его сыну Владимиру дворцовое село Исады в Рязанском уезде[632]. К ноябрю 1607 г. П. Ляпунов был уже думным дворянином, и царь прислал к нему его сына Владимира с ценными подарками и похвалами в его адрес («а службы твоей и дородства и разума нам и всему Московскому государству нет числа»)[633]. В грамоте от ноября 1608 г. говорится о дополнительных пожалованиях царя Василия, увеличивших рязанское поместье П. Ляпунова, в котором уже было свыше 1.000 четвертей земли[634]. В рамках традиционной системы отношений поместья такого размера могли иметь только члены Боярской думы.
Однако, хотя чин думного дворянина определял высокое место П. Ляпунова на лестнице сословной иерархии, он имел скорее престижное значение. Находившийся постоянно в Рязани П. Ляпунов не мог реально использовать те возможности, которые как будто давало ему такое высокое назначение.
Прокопий Ляпунов и местная верхушка, которую он представлял, были заинтересованы в том, чтобы быть полными хозяевами в Рязанском крае. Однако на это правительство царя Василия не хотело идти. В октябре 1607 г. воеводой на Рязани был московский дворянин Юрий Григорьевич Пильемов из боярского рода Сабуровых[635]. В мае 1608 г. воеводой в Рязани был кн. Иван Андреевич Хованский. Хотя он не имел думного чина, в грамоте, адресованной в Рязань, он поставлен на первое место, а воевода Прокопий Петрович Ляпунов — на второе[636]. После прихода под Москву войск Лжедмитрия II удержание Рязанской земли под властью царя Василия приобрело особое значение, так как в течение длительного времени это была единственная территория, откуда в Москву поступал хлеб[637]. В грамотах августа 1608 — сентября 1609 г.[638] на Рязани упоминается лишь один воевода — Прокопий Ляпунов. В одной из грамот снова обнаруживаются пространные похвалы по его адресу со стороны царя[639]. Однако, когда опасность столице уменьшилась, в декабре 1609 г. первым воеводой в Рязани стал боярин кн. Федор Тимофеевич Долгорукий, снова оттеснивший П. Ляпунова на второе место. Грамота, в которой упоминается этот новый воевода, содержит уже не похвалы, а выговор: воеводам предписано было выслать 500 или 600 человек дворян и детей боярских, а они прислали «всего полтораста человек, и те обычные»[640]. Кн. Ф. Т. Долгорукий оставался первым воеводой в Рязани еще в мае 1610 г.[641] По сообщению «Нового летописца», после смерти кн. М. В. Скопина-Шуйского П. Ляпунов открыто выступил против царя Василия, обвиняя его в смерти полководца, «и от Москвы отложися и не нача царя Василья слушати»[642]. Это свидетельство, достоверность которого подкрепляется краткой записью в дневнике похода Сигизмунда III, приведенной выше, может быть подкреплено еще одним конкретным наблюдением над текстом «Нового летописца». В рассказе этого источника о событиях в Коломне летом 1610 г. как второй воевода в этом городе фигурирует кн. Ф. Т. Долгорукий[643]. Очевидно, после разрыва между Москвой и рязанской дворянской корпорацией присланный Шуйским воевода должен был покинуть Рязань.
Как отмечено в «Новом летописце», после смерти М. В. Скопина-Шуйского П. Ляпунов начал переговоры о низложении царя Василия с боярином кн. Василием Васильевичем Голицыным[644]. Это сообщение, которое, как увидим, находит серьезное подтверждение в современных событиям донесениях С. Жолкевского, говорит о начале складывания направленного против царя Василия соглашения между враждебными ему боярскими кланами и недовольными его политикой кругами провинциального дворянства.
Положение усугублялось переменами в позиции смоленских детей боярских после битвы под Клушином, о которых говорилось выше. Некоторые особенности положения, сложившегося в Москве после Клушинской битвы, делали эти перемены особенно опасными для царя Василия. В донесении о битве под Клушином С. Жолкевский сообщал Сигизмунду III, что дети боярские, участвовавшие в сражении, разошлись по своим «городам».
По сообщению «Нового летописца», царь пытался собрать их для защиты Москвы, «они же не поидоша»[645]. Однако можно отметить одно важное исключение. Бежавший из русского плена шляхтич сообщил гетману Жолкевскому, что служилые люди действительно разошлись по своим уездам, кроме «стрельцов смольнян», возвратившихся в Москву[646]. Смольняне вернулись в Москву, потому что им больше некуда было ехать. Теперь из них состояла значительная часть войска, находившегося в Москве. От их позиции зависела теперь в очень сильной степени судьба царя Василия, а смена настроений в их среде после битвы под Клушином не обещала ему ничего хорошего.
Первые шаги к тому, чтобы побудить русских людей в Москве к выступлению против Василия Шуйского, были предприняты гетманом Жолкевским сразу после капитуляции корпуса Валуева-Елецкого под Царевым Займищем. Как сообщалось в письме И. М. Салтыкова Сигизмунду III, один из предводителей сдавшихся смольнян, Лаврентий Андреевич Корсаков, послал в Москву своего сына «к смольнянам, которые ушли с князем Дмитрием Шуйским», чтобы «они вам, господарям, служили»[647]. Сын Л. А. Корсакова — молодой, не обладавший каким-либо авторитетом человек, был лишь одним из членов посланной в Москву делегации, а во главе ее был поставлен один из представителей верхушки смоленского дворянства — Федор Шушерин[648]. С ними в Москву были отправлены тексты соглашения, заключенного гетманом с воеводами под Царевым Займищем, и письма, адресованные «самому Шуйскому и боярам и миру», скрепленные подписями как бывших тушинцев во главе с И. М. Салтыковым, так и ратных людей, находившихся в остроге под Царевым Займищем[649].
В лагере под Можайском гетман Жолкевский ждал результатов предпринятых им действий. Здесь 16 июля (н. ст.) он получил неприятную новость о выступлении Лжедмитрия II в поход на Москву. По оценке Жолкевского, собственно русского войска в составе армии Самозванца было немного: вместе с донцами всего 3.000 человек[650], но к лету 1610 г. ему удалось привлечь на свою сторону большую часть польско-литовских войск, ушедших из Тушина[651].
С. Жолкевский не исключал того, что Лжедмитрий II может попытаться использовать в своих интересах ослабление лагеря Шуйского после битвы под Клушином. Чтобы предотвратить такую опасность, он вступил в переписку с Яном Петром Сапегой, который к этому времени стал главой польско-литовского войска Лжедмитрия II. Копии этой переписки 20 июля (н. ст.) 1610 г. Жолкевский отправил королю. Содержание ее неизвестно, но, судя по комментарию, которым сопроводил ее пересылку гетман (у Я. П. Сапеги хорошие намерения, но он «должен приспосабливаться ко времени и людям, которые при нем»)[652], добиться нужного результата не удалось. Польско-литовское войско, собравшееся на Угре, твердо намерено было воспользоваться сложившимся положением, чтобы посадить Лжедмитрия II на русский трон и получить доступ к находившейся в Москве царской казне, и выбранный войском гетман не мог противостоять этим намерениям.
Кроме польско-литовского войска к Лжедмитрию II присоединились отряды запорожских казаков во главе с полковником Бурляком[653]. Сигналом для выступления в поход послужили сообщения из Москвы «от патриарха и других бояр» о расположении населения столицы к Самозванцу[654]. Очевидно, эти сообщения исходили от «патриарха» Филарета и других бывших приверженцев Лжедмитрия II, которые оказались в Москве после сражения под Иосифо-Волоколамским монастырем. Почему, некогда порвав с Лжедмитрием II, они решились снова обратиться к нему, остается неясным. В дальнейшем связь этого круга людей с Самозванцем не прослеживается.
Двигаясь на север, войско Лжедмитрия заняло Медынь и Козельск, откуда после битвы при Клушине ушли гарнизоны Шуйского, затем Боровск, взяло приступом и разграбило Пафнутьев-Боровский монастырь[655]. Отсюда войско направилось к Серпухову и Коломне. Обеспокоенный положением дел гетман С. Жолкевский направил к Я. П. Сапеге Я. Гридина с просьбой не сопровождать Лжедмитрия II в его походе к Москве[656].
Так как войско Жолкевского все еще стояло под Можайском, в эти дни армия Лжедмитрия II стала представлять первостепенную опасность для царя Василия и его приверженцев. После битвы под Клушином войска, которое можно было бы послать против Самозванца, в распоряжении Шуйского не было, но он попытался направить против него своих союзников — крымских татар. Как известно, в 1608 г. царю Василию удалось заключить с ханом Казы-Гиреем соглашение о союзе против Лжедмитрия II, и в 1608–1609 гг. крымские войска дважды приходили на помощь Шуйскому