ожет быть? Способен ли разум успокоить чувства? Как часто люди понимают одно, но чувствуют совсем другое, и никак не могут избавиться от своих стремлений, мечтаний. Плохи ли мечты о невозможном? Всегда ли стоит мечтать о достижимом, или эти фантазии об идеальном для чего-то пригождаются? «Да, чтобы портить нервную систему» - подумала Шилла, засыпая.
***
После работы Химчан и Дэниэл, каждый из своего офиса, отправились в тренажёрный зал, куда юрист пристрастил ходить вместе с собой двоюродного брата. Обычно они чередовали посещение тренажёров с занятиями боевыми искусствами, в нью-йоркский центр которых записались. Но местные специалисты отставали по мастерству от наставников самих золотых, и, если появлялась такая возможность и приезжал кто-нибудь из своих, Дэн предпочитал приглашать его, чтобы поразмяться: Чон Хосок, мастер Хан или Хонбин, раз в полгода кто-нибудь, да заглядывал в Нью-Йорк, чтобы не терялась связь между Востоком и Западом.
Сегодня была очередь беговых дорожек, боксёрской груши, жимов и отжимов, после которых, хорошенько пропотев, братья задержались в баре, прежде чем поехать к Банам и освободить Шиллу от роли няни.
- Надеюсь, она не рассердится, что мы так поздно приедем? – посмотрел на часы Дэн, заказав два зелёных чая и лёгкий ужин, чтобы не искать в полупустом холодильнике дома ничего съестного. Там только детское питание.
- Да она только рада будет, что ты дал ей больше времени повозиться с Бомми, - заверил Химчан. – Я звонил сестрёнке, она сказала, что дела нормально?
- Ты о какой сестрёнке? – хмыкнул Дэн.
- Я так называю только Рин. Ну не о нашей же сумасшедшей Гедде Габлер* я так скажу? Я не звоню больше Сунён, да и она на связь не выходила.
- И чёрт бы с ней. Главное, что Тони тут, и не подался за ней в неведомые края, бросая братство.
- Так, у Рин с Сандрой всё в порядке? Что говорит Джереми?
- Джереми, сучий потрох, не смог оторваться от этого своего Бобби, которого склеил, и сказал, что приедет, когда дело окончательно завершится. Какое дело? За возвращение Элии всё равно не он отвечает, а Хоуп, Химик только сидит в своей лаборатории и наблюдает за подопытным.
- Если Джереми не приехал к Сандре сразу же, значит, считает, что ничего серьёзного нет. Это успокаивает.
- Ничего серьёзного? Ну, если плохое самочувствие ребёнка – ничего серьёзного, то, может быть. Он сам ещё не отец, ему не понять. – Химчан промолчал, учитывая, что и ему не понять по этой логике. – Он сказал мне, - продолжал Дэниэл, - что с такой почкой рецидивы будут хроническими, и если я хочу продолжительного эффекта, то надо решиться на трансплантацию почки. Решиться на трансплантацию почки! Такой крошечной Сандре… операции новорожденным – самые сложные!
- Тогда придётся ждать, чтобы она подросла, и потерпеть эти рецидивы, а потом и решиться на пересадку…
- Легко сказать. Я очень боюсь всей этой хирургии, она ведь не даёт стопроцентной гарантии. А сколько бывает осложнений! Я никогда в прошлом не мыслил так негативно, а теперь постоянные страхи и предубеждения.
- Это естественно, Дэн. Но ты же понимаешь, что рано или поздно операции быть?
- Да, но донорские почки… Нет, они имеются, но, как мне объяснил Джереми, у них куча показателей на совместимость с тем, кому они предназначаются. Должно совпадать изначально всё, от группы крови носителя до чего-то там ещё. Только тогда обеспечен самый продолжительный и благополучный результат. А если совместимость более-менее средняя, то могут возникнуть непредвиденные побочные эффекты, или эта почка сама потребует замены через несколько лет. Сколько Сандре придётся мучиться?
- Ну, а подобрать идеально подходящую почку что, нереально? – спросил Химчан.
- Реально, наверное, но кто же найдёт такого ребёнка и вырежет у него почку, если он здоров, цел и невредим?
- Те, кто занимается торговлей органов на заказ, - спокойно произнёс хакер. Дэн с недоразумением посмотрел на него, поставив чашку на блюдце.
- Ты на что намекаешь?
- На то, что имея показатели, которым должна соответствовать почка, её можно заказать.
- Заказать, чтобы где-то похитили и убили ребёнка, которому нет ещё и полугода?
- В странах Азии и Африки от голода и антисанитарии умирает тысячи детей, рождающихся вполне здоровыми и крепкими. Они так и так умрут, какая беда, если их непродолжительная жизнь оборвётся на год раньше, чем оборвалась бы и так? – Дэниэл, не найдя слов, опустил руки на колени. Обмозговав услышанное, он изрёк:
- Хим, ты ёбнулся?
- Я никогда не отличался человеколюбием, разве это новость? Я люблю животных, но не людей.
- Ты понимаешь, что такая позиция противоречит долгу золотых?
- Разве? Я не заставляю никого страдать, я предлагаю улучшить жизнь ребёнка из благополучной семьи, у которого все шансы на счастливое и обеспеченное будущее, за счёт того, что прекратится пытка существования какого-нибудь вечно хотящего есть младенца, у которого уже десять братьев и сестёр, чья мать даже не в курсе, сколько их точно, а отец и вовсе не способен обеспечить даже половину из них хотя бы дневной нормой хлеба. В каком месте моя позиция нарушает стремление к благоденствию и гармонии?
- В самом своём основании. Ты предполагаешь насильственную смерть ребёнка.
- Я предполагаю, а Бог располагает. Где ты видел совершенно естественные смерти? В них всех есть уродство предрешённости и мрак безысходности. Конечно, умереть от ужасных колик в пустом желудке или медленной потери жизнеспособности намного гуманнее, чем укол, наркоз и сон, переходящий в вечность.
- Тебя что, Дракон покусал?
- Кстати, именно он услугу по добыче почки совершит быстрее и качественнее других, я думаю.
- Или он тебя купил?
- Разумеется, всю жизнь был падок на деньги и вот, нашёл случай продаться Джиёну.
- Я не собираюсь влезать в долги к Дракону. Знаешь, что он потребует взамен? Хисуи, Лео или Джереми. Пошёл он на хер, даже если он самый оперативный и лучший торгаш органами. Я не буду с ним связываться.
- Даже ради Сандры?
- Я не возьму такой грех на душу. Кем я буду? Ради себя, своего ребёнка, убью чужого? Где в этом всём моя золотая сущность отразится? Ты сам говорил, что я пример для вас всех, чему я научу молодых золотых, если покажу, что ради своих интересов можно губить других людей? – Химчан допил свой чай и, вытерев губы салфеткой, стальным взглядом окатил кузена:
- Ты предлагал мне, кажется, забрать бразды правления, принадлежащие мне по рождению? Если ты всё ещё готов на это – я согласен. Моя душа возьмёт на себя любой грех, какой твоей не по силам. Если это спасёт мою племянницу, если это подарит покой Рин – я могу быть золотым наполовину.
- А на вторую кем? Земноводным?
- Моя вторая половина – маска красного цвета, и за ней иногда очень удобно прятать всё, что требуется.
* персонаж одноименной пьесы Генрика Ибсена, которого любит почитывать Химчан (в финале «Красной маски» он говорил с Тэяном о «Пер Гюнте»). Гедда Габлер – злобная и ненавидящая почти всё вокруг персона с суицидальными настроениями, ненавидящая мужчин за скучность и трусость, а женщин за саму их сущность.
Семья
Проспект Парк активно начал украшаться к Рождеству, первую ель уже поставили, наряженную и в огнях, но она была в стороне от катка, на который мы с Химом припёрлись поскользить часок. Когда было тепло, то мы прогуливались пешком до парка, но зимой, по морозу, шастать уже не так хочется, и мы полпути проделали на двенадцатом бруклинском автобусе, сохранив силы на то, чтобы кружить по льду рядом друг с другом.
В процессе катания мы то и дело брали перерыв на кофе, в застеклённом кафе, выходившем своими витринами как раз на залитую площадку. Мне очень нравилось забегать с холода в обогреваемое помещение, скидывать шапку, расстёгивать куртку, ждать, когда щёки перестанет пощипывать от мороза, смеяться беззлобно над теми, кто комично падал за окном, вдыхать аромат фастфуда. Короткими эпизодами сыпался мелкий снежок, летая в воздухе и создавая обострённое зимнее настроение, будто это крошились искры с волшебного посоха, заколдовывающие всех кого касались верой в сказки и ожиданием чудес. Чёрно-синее небо, лежавшее над занесенным парком, над не заледеневшим озером, смахивало на черничный пирог, где джем лежал на слое белоснежного крема. Эту наступающую ночь хотелось чувствовать, зачерпнуть ложкой её густоту эмоций, радости, праздника. На льду я выписывала различные фигуры и знаки, а Хим, как и положено мальчику-хулигану, катался по ним, затирая, или мешал мне заканчивать рисунок. Мы в шутку ругались и пихались, отвоёвывая свободное пространство. Он пугал меня, подсекая, и я визжала, думала, что вот-вот упаду. Но муж всегда ловил меня и я, наконец поняв, что он никогда не даст мне упасть, расслабилась и прекратила беспокоить людей вокруг своим громким пищанием.
Завершив же развлечение, мы снова вернулись в это кафе, чтобы согреться и дождаться господина Юнга с женой, которые прилетели в Нью-Йорк повидаться с друзьями и в очередной раз помочь Дэну с Херин по поводу здоровья маленькой Сандры. Та вновь поправилась, благодаря чудодейственным микстурам молодого ученого, и их с мамой выписали из больницы. Херин, не оттягивая и пользуясь моментом, поспешила устроить крестины младшей дочери, надеясь, что этот обряд как-то облегчит участь ребёнка. Столкнувшись с болезнью Сандры, она стала более верующей и суеверной, наверное, как и большинство людей, попадающих в сложные ситуации. Почему я не углубилась в религию со своим бесплодием? Я с детства обращалась к Богу, но чаще молилась своей умершей матери, веря, что она приглядывает за мной с небес. Может, стоило пересмотреть свои взгляды? Не знаю. В душе не было рвения и того, что нужно, чтобы потянуться к потустороннему, мистическому, бездоказательному. Я слишком плотское создание, единственное культурно-духовное наследие человечества, коснувшееся меня своим крылом – это моя любовь к моему неповторимому маньяку. Да на меня бы и Хим косо смотреть начал за поползновение к церквям, он от этого всего далёк. На нашей улице стоит баптистский храм, куда снуют прихожане, но мы держимся на расстоянии, как ничего не понимающие и не осведомлённые.