– Что вы еще натворили? – У меня защемило сердце.
– Нет, в принципе, ничего страшного, – стал оправдываться Сан Саныч.
Уже не веря никому и ничему, я бросилась в комнату, чтобы посмотреть своими глазами на то, из-за чего нельзя жить в этой квартире.
Балка все еще торчала в зоне материального благополучия. Никто ее вынимать из стены не спешил. На ее конце весела рубашка Олега. Нашел куда повесить одежду!
– Сан Саныч, что случилось? – повторила я свой вопрос. – Почему нельзя жить в этой квартире?
– Света нет.
– Как нет? Был же! – Только тут я заметила, что строители работают в полумраке.
– Мы стеночку снесли, а в ней, оказывается, кабель был замурован, – стал объяснять Сан Саныч. – Ну и нарушили целостность энергетической системы, – витиевато высказался он. – Бросили времянку. Подсоединили провод к счетчику. Провод упал в лужу. Коротнуло. Пробки выбило, предохранители сгорели. Кажется, еще что-то… Нет, мы, конечно же, все починим, когда стеночку выставим и концы проводов найдем.
– Что значит найдем? – Из-под бровей я посмотрела на Сан Саныча.
– Так ведь, когда бабахнуло, еще одна стена упала, и проводочку засыпало…
– О-о-о, – застонала я. – Что же получается? Ничего не работает?
– Ничего, – с готовностью подтвердил Сан Саныч. – Электричества нет, света нет, телевизор не работает, холодильник тоже.
– О, господи, – запричитала я. – В потемках Олег бы еще прожил, но без телевизора и холодильника нет. В таких условиях он погибнет. Да что он?! Ни один мужчина не вынесет такие лишения.
– Это точно. Как может мужчина прожить без холодильника? Петр Васильевич никогда на голодный желудок не засыпает, – вспомнила о своем муже Степа. – Это женщину питает духовная пища, а мужиков только колбаса и мясо, – добавила она, покачав головой. – Нет у Олега шансов выжить в этой квартире. Зря ты, Марина, костьми не пала, чтобы остановить эту разруху.
«Ну вот, теперь и она будет меня упрекать в ремонте, – подумала я. – Что значит родная кровь! Прекрасно знает, от кого исходила инициатива, так нет же, выгораживает своего племянника!»
– Ага, вы их еще пожалейте, своих мужиков, – отозвалась Алина. – А вот мой муж в тюрьме! – гордо бросила она. Строители как один повернули в ее сторону головы. – Там тоже нет ни холодильника, ни телевизора. И ничего – сидит. И жив.
– А за что сидит ваш муж? – осторожно спросил бригадир.
– За убийство! Я гараж решила отремонтировать, – она многозначительно покашляла. – Штукатуров пригласила, маляров. Вроде бы и сделали быстро, аккуратно, но мужу все равно не понравилось. Штукатур с ним начал спорить, мол, сделан ремонт качественно, муж ничего не стал доказывать, просто взял молоток и опустил его парню на голову.
– Алина, прекрати, – остановила я подругу, не время сейчас ремонтников разыгрывать. – Лучше скажи, куда Олег мог податься? – задала я вопрос скорее себе, чем ей или окружающим, но ответили отчего-то все, и Алина в том числе.
– Секретарше позвони, – хмыкнула она.
– По приятелям надо поискать, – предложил Сан Саныч. – У Олега Александровича друзей много?
– Марина, может, он уехал в командировку? – спросила Степа.
– Мог, конечно, – согласилась я, не особенно расстроившись. – А не сообщил, что уезжает, из вредности. Как же, обиженный! Ладно, мы пришли сюда не на Олега смотреть. Нет его, и не надо. Степа, ищи свою сумку, и поехали. Сан Саныч, когда свет сделаете?
– Стеночку выставим, потолочек подошьем, вот тогда и проводочку проведем, – ласково пообещал Сан Саныч, время от времени косясь на Алину, муж и жена – одна сатана, вдруг и она за кувалду схватится.
Следующим пунктом нашей программы был салон «Донна Белла», принадлежащий нашему знакомому стилисту Вене Куропаткину.
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнул Веня. – Стефания Степановна, рад вас видеть! У вас на голове опять черт-те что?
По последней фразе я поняла, что Куропаткин не в настроении, и даже поняла почему. У Вени много клиенток, встречаются среди них весьма капризные особы, способные довести мастера до белого каления. Похоже, с одной из них мы столкнулись, входя в салон.
Только я хотела успокоить и немного осадить нервного парикмахера, как вперед вылезла Алина:
– Веня, у нас к тебе большая просьба. Сделай так, чтобы Степе не посмели отказать. Ей надо сыграть роль…
– Обольстительницы? Чтобы ни один мужчина не прошел мимо? Мне надо сделать из нее роковую красавицу? Раз плюнуть, – хихикнул Веня. – Меняем цвет волос, затем стрижка. Волосы короткие, выбирать не приходится – только авангард. И броский макияж. – Веня сделал шаг назад, прищурился, соображая, на чем лучше сделать акцент, на Степиных губах или глазах.
Степа, услышав, что её собираются перекрашивать, шарахнулась в сторону.
Если честно, я не поняла, как можно сделать из Степы броскую красавицу. Она и так красива, но только внутренней красотой. С виду она как серая мышка: маленькая, худенькая, с добрыми серыми глазами. Степа практически никогда не пользуется макияжем. Ну иногда может подкрасить ресницы и положить на губы слой розовой, практически бесцветной помады, и это все. Она натуральная, не пергидрольная блондинка, а потому волосы у нее не с золотистым или жемчужным оттенком, а что ни на есть серым, как высушенная и припыленная солома.
– Я не хочу краситься, – Степа отчаянно замотала головой.
– Успокойся. – Испугавшись, что Степа сейчас удерет из парикмахерской, Алина схватила ее за руку. – Веня, ты меня не дослушал. Степа идет наниматься гувернанткой.
– Она ушла от мужа? – наигранно запричитал Веня. – И идет устраиваться на работу? Бедняжка. Сочувствую.
– Веня, ты опять все прослушал. Это игра такая, понимаешь, – опять начала объяснять ему Алина. – Нам, то есть тебе, надо сознать такой образ, чтобы ей не могли отказать в месте няни. Степа должна выглядеть исключительно порядочной и честной женщиной, чтобы не возникло не малейшего сомнения в ее моральной устойчивости и нравственных началах. Хозяйка переживает, как бы у ее мужа не возник интерес к гувернантке, потому и такие требования: не молоденькая и не красивая.
Веня еще раз посмотрел на Степу. Не знаю, какая муха его укусила. Он брезгливо сморщил нос и сказал:
– Тогда я ничего делать не буду.
– Но почему? – удивилась Алина.
– Ты что-то там говорила о моральной устойчивости. Вот она – моральная устойчивость, – Веня ткнул в Степу пальцем. – Патологическая гармония – отсутствие спроса и предложения. Извини, Стефания Степановна, но когда ты так выглядишь, чувств к тебе не больше, чем к серому асфальту.
Степин нос подозрительно покраснел, и на белесых ресницах заблестела первая слезинка.
– Неужели я так… неинтересно выгляжу? Как, как асфальт?
– Ну что ты! – Я бросилась ее разубеждать. – Ты просто красавица, но тебе надо подчеркнуть свою красоту. Ты очень красивая, но… твою красоту видим только мы, твои близкие.
– А мне больше никто не нужен, – зашмыгала она носом.
Разозлившись на бесцеремонного Веню и на Алину, которой пришла в голову идея притащить Степу в парикмахерскую, я показала им кулак и одними губами сказала, кто они есть. Прекрасно же видят, что перед ними стоит человек тонкой душевной организации, видят, но при этом мелят языком всякую чушь.
– Стефания Степановна, – спохватился Веня. – Вы меня неправильно поняли. Вы богиня, мадонна. Вам только надо подчеркнуть ваш образ. Вот этим мы сейчас и займемся. – Он взял ее под локоток и повел к креслу. – Сейчас, сейчас. Мы подправим причесочку. Может, обесцветим несколько прядок, волосы будут казаться более пышными? Я бы еще посоветовал подкрасить немного брови и ресницы, не в радикально черный цвет, а в нейтральный коричневый. Черный будет смотреться вульгарно, а коричневый – то, что надо. Пока я вас буду стричь, вам сделают маникюр. У красивой женщины должно быть все совершенно.
Степа не возражала, она молча кивнула, и работа началась. Веня – мастер с большой буквы. Через полчаса к Степиной прическе невозможно было придраться. Каждая волосинка была на месте. Откуда-то взялась элегантная челочка, оттененная несколькими обесцвеченными прядками. Волосы на макушке были вспушены, на ушах приглажены.
– Веня, ты бог! – заверещала Алина. – Степа, у тебя даже волос на голове стало больше!
– По-моему, очень неплохо вышло, – пролепетала Степа. – Спасибо, Веня.
– Да не за что, – скромно ответил Куропаткин. – Еще кто-нибудь стричься будет?
Алина сделала шаг вперед, но на секунду задумалась и отступила назад:
– Я бы, конечно, села в кресло, но не могу, не хочу выглядеть совершенством. Я у одного типа должна вызвать жалость и снисхождение.
У Вени округлились глаза. Никогда прежде Алина не отказывалась от его услуг и уж тем более не старалась выглядеть жалкой. Алина – женщина яркая, независимая, уверенная в своей красоте и неотразимости. Слабость – не ее конек. Явно с ней что-то не то.
– Иду завтра к следователю. Чем проще я буду выглядеть, тем лучше будет для моего Вадима.
– А что с ним случилось?
– Замели его, Веня, замели. Убийство ему менты шьют, – и она в двух словах рассказала, что с Вадимом произошло.
– А, – в Вениной голове кое-что стало проясняться, – потому и Стефания Степановна на работу нанимается? А как же ваш знакомый майор? Он помочь не может?
– Нет, Венечка. Сергей Петрович не ведет дело моего мужа. Вот это и страшно. Следователь, к которому попало дело Вадима, сущий кошмар, со слов того же Воронкова, ярый борец с преступностью. Поэтому мне надо выглядеть жалко и плохо.
– Ну, как знаете, Алина Николаевна, здесь я вам не советчик.
Глава 15
Вот уж мы удивились, когда, вернувшись домой, под дверью, на ступеньках увидели Саньку, Алининого сына.
– А ты что здесь делаешь? – удивленно спросила Алина. – Ты ведь должен быть в деревне, у тетки?!
– А ну ее, ту деревню, – отмахнулся Санька, поднимаясь со ступ