— Попридержи рассказ ненадолго, пока поедим картоху и по чуточке кроликов, бо, скажу тебе, обмяк я от голода.
— Я и сам ничего не ел, — сказал Билли, — с середины вчерашнего дня, а у еды тут дух такой, что я дурею.
— Еще не совсем готово, — сказала Мэри.
— Готово достаточно, — объявил ее отец. — Экая ты привередливая нынче! Вытаскивай сюда, раздай всем по кругу, да пусть не перемрут люди у тебя на руках.
Мэри сделала как велено, и пять минут не слышно было ничего, кроме движенья челюстей, а следом не видать стало и никакой еды.
— Ax! — вымолвил Патси с великим вздохом.
— Ой и впрямь! — проговорил Билли Музыка со своим вздохом.
— Клади вариться еще картошки, — велел Патси дочери, — и вари ее, обгоняя время, когда рассказ завершится.
— Я бы вдвое больше съел, чем мне досталось, — признался Арт.
— У тебя и было вдвое больше, чем у меня! — сердито вскричал Патси. — Я видел, как девчонка тебе картошку выдает.
— Я не жалуюсь, — ответил Арт, — а просто сообщаю данность.
— Тогда ладно, — сказал Патси.
Трубки раскурили, и взоры обратились на Билли Музыку. Патси откинулся на локти и выдул облако.
— Ну а теперь выкладывай остаток рассказа, — проговорил он.
Глава XXII
— Вот что чудесное со мною приключилось.
Постепенно все крепче любил я деньги. Чем больше доставалось их мне, тем больше я хотел. Все чаще уединялся, чтобы глядеть на них, перебирать и пересчитывать. В доме не хранил их — держал ровно столько, чтоб люди думали, будто больше и нету, а поскольку все следили за этим и друг за дружкой (бо все желали их украсть), так было безопасней.
Они не знали, что в том сундуке по большей части были медяки, но то они и были — и немного серебра, какое не влезло в другие сундуки.
В дальнем конце большого амбара, прямо под конурой пса, было место… помнишь моего пса, Патси?
— Здоровенного черно-белого рыкливого дьявола-бультерьера? — задумчиво уточнил Патси.
— Его самого.
— Хорошо помню, — ответил Патси. — Кормил его разок.
— Ты его отравил, — быстро произнес Билли Музыка.
— Суровое это слово, — проговорил Патси, почесывая подбородок.
Билли Музыка уставился на него в упор и тоже созерцательно почесал свою щетину.
— Теперь уже не важно, — молвил он. — Тот самый пес. Под его конурой я обустроил место. Добротно обустроил. Если сдвинуть конуру, не увидишь ничего — просто пол. Под ним хранил я три сундука золота, а пока смотрел на них, пес сновал туда-сюда и гадал, отчего не дают ему жрать людей, — я и сам перед тем псом немножко робел, — и как раз в один из дней, когда возился я с деньгами, случилось то самое.
В амбарные ворота постучали. Пес вякнул из недр глотки и рванул вперед, сунул нос в щель под дверью и принялся вынюхивать да скрестись. Чужаки, понял я. Тихонько отложил деньги, вернул конуру на место и пошел открывать.
Снаружи стояли двое мужиков, и на одного пес прыгнул так, будто в него пальнули из ружья.
Но человек оказался спор. Перехватил пса в прыжке, вцепился ему в челюсти и швырнул, поднатужившись. Не знаю, куда он его кинул, — живым того пса я после не видел — думаю, тот рывок его и убил.
— Батюшки! — молвил Патси.
— То, наверное, было в те же полчаса, когда ты дал ему отравленное мясо, Патси.
— Там была длинная баранья кость, — пробормотал Мак Канн.
— Да что б ни было!отозвался Билли Музыка. — Мужики вошли, закрыли за собой ворота и заперли их, бо ключ всегда был воткнут изнутри, когда б я туда ни заходил.
Что ж! Руки, ноги и зубы всегда бывали при мне, но в тот раз ничего в ход пустить не удалось: через несколько минут плюхнулся я на конуру, переводя дух и утирая юшку, что текла у меня из носа. Те двое мужиков, скажу я, вели себя очень тихо — ждали меня.
Один был средних размеров колода, и с виду казалось, что голову ему изваляли в дегте…
— Э! — вырвалось у Патси.
— Второй был здоровенный молодчик с девичьим лицом; глаза голубые да кудри золотые, и в женской юбке — истрепанной вконец, старой…
— Батюшки! — вскричал Патси и яростно вскочил на ноги.
— Что с тобой такое? — проговорил Билли Музыка.
Патси стукнул кулаком о кулак.
— Эту парочку прощелыг я ищу уже целый год! — рявкнул он.
— Ты их знаешь? — переспросил Билли Музыка, не менее взбудораженный.
— Не знаю, но видал — и вон та девчонка видала их, ворюг!
— Парочка паршивых собак, — холодно молвила Мэри.
— И когда встречу их, — свирепо продолжил Патси, — убью обоих, как есть убью.
Билли Музыка рассмеялся.
Я б не стал пробовать убить их, ребяток этих: разок попробовал, да они мне не дали. Расскажи-ка, чем они тебе насолили, а следом я продолжу свой сказ, бо мне интересно не на шутку про этих двоих.
Мак Канн сунул трубку в карман.
Глава XXIII
Поведал Патси:
— Не много чего тут расскажешь, но вот как оно случилось.
Недели за две до того, как сдох твой пес, сам я с дочкой топал к Дублину. Осла при нас тогда не было, бо одолжили его одной женщине, что торговала с лотка рыбой на юго-западе Коннемары. Осла и повозку берегла она для нас, пока мы были в отлучке, и собиралась дать нам то-сё за то, что дали попользоваться в разгар года. Старой шельмой она оказалась, тетка-то, бо продала осла нашего одному человеку, повозку другому, и хлопот нам был полон рот добывать их себе обратно, — но речь не о том.
Как-то утром ни свет ни заря шагали мы по дороге, что ведет с гор в Доннибрук. Я только-только подобрал гусика, что шел, задрав клюв, и подумал, не продать ли добычу в городе тому, кому нужен гусь.
Завернули мы за поворот дороги (местность там с изгибами), и увидел я двоих мужиков: они сидели в траве по обе стороны от дороги. Сидели те двое, разделенные целой дорогой, и были начисто, вот как есть целиком и полностью, голые.
Даже сорочек не было на них, ни даже шапок, ничегошеньки не было, не считая того, в чем народились они.
«Ух! — сказал я себе и схватил дочку за руку. — Другой дорогой пойдем», — сказал я, развернулись мы и двинулись прочь вместе с гусем.
Но те двое пошли за нами с гусем — и догнали.
Один был круглоглавый ворюга — голова у него и впрямь смотрелась так, будто изваляли ее в дегте, и, надеюсь, так оно и было. Второй — смазливый парнишка, не стригший волос с тех пор, как был мамкин сын.
«Отцепитесь вы оба, — сказал я, — непристойные вы бесы. Чего надо вам от честных людей, шкуры вы эдакие?»
Круглоглавый скакал вокруг меня, будто резиновый мячик.
«Сымай одежу, мистер», — сказал он.
«Что?» — вскричал я.
«Сымай одежу по-быстрому, — сказал он, — или порешу».
Ну, прыгнул я на середку дороги, замахнулся гусем да вмазал парню с такой силой по башке, что гуся порвало. Тут парень бросился на меня, и покатились мы по земле, как гром и молния, пока второй не влез, и тогда Мэри принялась лупить нашу кучу-малу палкой, какая при ней имелась, но парни внимания на нее обратили не больше, чем на муху. Не успел бы и присвистнуть, мистер, раздели они меня догола, а не успел бы присвистнуть вторично, раздели и девчонку — и во весь опор помчались по дороге с нашей одеждой под мышкой.
— Батюшки! — воскликнул Билли Музыка.
— Говорю же, ухмыльнулся Патси. — Остались мы с девчонкой посреди дороги, нечем прикрыть наготу, кроме драного гуся.
— Чуднáя картина была, — проговорил Билли Музыка, задумчиво глядя на Мэри.
— Глазенье свое при себе оставь, мистер, — сердито сказала Мэри.
— И что ж вы стали делать?
— Долго просидели у дороги, пока не услышали шаги — тут мы спрятались. Выглянул я из-за изгороди и увидел, что идет по дороге человек. Пригожий, с черной сумой в руке, шагает быстро. Когда оказался он прямо передо мной, я выскочил из кустов и забрал у него одежду…
Билли Музыка хлопнул себя по коленке.
— Да неужто!
— Так и есть, — подтвердил Патси.
— Бурчал он без умолку, но, как только я его выпустил, рванул бегом, только его и видели. Чуть погодя появилась на дороге женщина, и Мэри забрала одежду у нее. То была тихая несчастная душенька и ни словечка никому из нас не сказала. В уплату оставили мы ей гуся и черную сумку того человека да помчали — и не останавливались, пока не оказались в графстве Керри. Вот об этой одежде я и толкую — она и по сей миг на мне.
— Замечательный случай, — сказал Билли Музыка.
— О тех людях могу рассказать еще кое-что, — улыбаясь, промолвил Келтия.
— Неужто? — воскликнул Патси.
— Могу, но этот вот человек не досказал свое.
— Я уж и забыл о нем, — сказал Патси Мак Канн. — Добавь еще щепоть себе в трубку, мистер, да поведай нам, что случилось с тобою дальше.
Глава XXIV
Билли Музыка заложил щепоть табака себе в трубку и, созерцательно затягиваясь минуту-другую, погасил большим пальцем и сунул в карман. Разумеется, положил ее чашечкой вниз, чтоб табак выпал, ибо человеком бережливым он более не был.
— То были верно те двое, о каких я вам рассказываю, — произнес он, — и вот, пока чихал я кровью, они стояли передо мной.
«Чего надо вам?» — спросил я, а сам-то поглядывал по сторонам, не подвернется ль какой палки или лома.
Ответил парнишка в юбке.
«Поглядеть на тебя хотелось», — так сказал.
«Наглядись же вволю да проваливай бога ради», — ответил я.
«Гнусный ты ворюга!» — сказал он мне.
«А это еще с чего?» — я ему.
«С какого-такого подстроил ты, чтоб меня из рая вытурили?» — спросил он.
…! Ну, господин хороший, этот вопрос волнует всякого — и меня тоже. В толк не мог я взять, что ему ответить. «Батюшки светы!» — молвил я и еще раз чихнул кровью.
Но парнишка тот сбрендивший был.
«Кабы мог я вымарать тебя со свету, никак себе не навредив, я б сокрушил тебя сей же смертный миг», — сказал он.
«Ради любви небесной, — сказал я, — втолкуй мне, что я тебе сделал, бо до