нного трактира вился слабенький столбик дыма.
— Поразбежались, что ли? — рассуждал вслух Бессон. — Может, их кто предупредил?
— Об нас, что ли? — протянул Крыжак.
— Об нас, об нас.
— А кто? Вырвиглаз, что ли? Этот мог, сука арданская.
— Думаешь, ему делать нечего больше, как вперед нас по тракту бежать и селян будоражить?
— А то?
— Да нет, он уже к Фан-Беллу подгребает грязными пятками.
— Зря ты так людям веришь, Бессон, — заметил светлобородый Крыжак. — Люди, они хуже волков встречаются.
— Верно. Бывают хуже волков, — процедил сквозь зубы Живолом. — Только, если Вырвиглаз надумает на нас кого навести, он не к поселянам побежит, а в баронский замок или форт какой.
— Точно, — согласился Бессон. — Ближайший форт далеко ли?
— Турий Рог. Полдня езды верхом, — откликнулся трейг.
— Мог поспеть?
— Мог.
— Значится, мог навести ищеек на наш след?
— Не мог.
— Это еще почему?
— Конницы у них нету, в Турьем Роге. Лучники да копейщики. Пехом не поспеют так быстро. Разве что к вечеру. А где мы к вечеру будем?
— Во-во! Ищи ветра в поле! — усмехнулся Крыжак. Бессон снова почесал затылок, глянул прямо в глаза Живолому:
— И откуда ты на мою голову такой умник выискался? Ну всё знаешь! И про форты, и про замки баронские… Да, скажи, друг разлюбезный мой, местного барона замок далече отсель? Али нет?
— Пару дней как мимо ехали.
— К нему Вырвиглаз заскочить мог?
— Мог. Только не попрет барон в одиночку против твоей силы, Бессон. В заднице у него не кругло. Вот если б двое-трое объединились, тогда — да, тогда наши дела плохи.
— Не, ну откудова ты все знаешь? — Главарь ватаги пристукнул кулаком по коленке. — Слушай! А, часом, ты не того… Не твоего папаши замок проезжали?
— Я ж тебе говорил, не баронский я сын.
— Ясно дело, — подначил тут же Крыжак, — самое малое, графский. Оттого и знает всё. Кто у нас местный граф?
— Тебе не всё едино? — отмахнулся трейг.
— Как так — всё едино? Любопытство меня прет. Можешь ты мое сердце болящее успокоить ответом?
— Гляди, за лишнее любопытство без носа можно остаться, как та баба из сказки.
— Ну вот. Он уже и обиделся. Ровно королевна. Из такой же сказки. — Бессон поудобнее перехватил ременный повод уздечки. — Скажи, кто граф. Без подначки спрашиваю.
— Ага, без подначки. А после поллуны зубы скалить будете.
— Не буду. Конем клянусь.
— Что ж мы, нелюди? — поддержал главаря Крыжак. — Али арданы какие?
— А ну вас. Ведь не отвязнете всё едино. — Живолом махнул рукой. — Грейн Седьмой, на черненом щите шестнадцать серебряных копейных наконечников.
— Не, ну откудова ты все знаешь? — Бессон не смеялся, не до смеху в самом-то деле. — Вроде как за ручку с ними со всеми.
— Я ж говорил тебе. Наемник я. То у одного послужу, то у другого. Вот и запомнил всех.
— Молодой ты для наемника. Не, мечом ты машешь — мама не горюй. Тут и спорить не о чем. Каждый барон, да что там барон, каждый граф тебя в своей дружине с дорогой душой примет. Да я не о том. Не успел бы ты у многих послужить. Молодой еще.
— Так и про то я тебе говорил. Война-то сидская всех перемешала. И графов, и баронов. И наемников. Думаешь, откуда я того барона из Восходной марки знаю? Красная рыба на щите. Всё оттудова. С войны. Я при графе Палене в дружине состоял. Слышал про такого? Коннетабль. Над всем войском старший.
— Чудные вы, трейги, — удивился в который раз Бессон. — У нас король над всеми войсками старший. Как же иначе быть может? Раз король, значит, первый боец.
Живолом хмыкнул:
— Видал я вашего Властомира. Как он пятками от Мак Дабхты с Мак Кехтой нарезал.
— И как же ты мог это видеть, наемник? — насупился Бессон.
Крыжак тоже обиделся за родного повесского владыку и пробурчал под нос что-то в адрес всех трейгов вместе взятых, а в адрес болтающего бескостным языком соседа — отдельно.
— Вот, уже обиделись, — покачал головой Живолом. — Просто вас, веселинов, до расстройства довести. Сами первые начали. Или нет? А видел Властомира потому, как в том отряде был, что его отбивал. Не подоспели б петельщики трегетренские, здоровущий курган насыпать в Весеграде пришлось бы.
— Ну, уел, уел, — примирительно пробормотал вожак. — Когда б не трейги, победили бы остроухие у Кровавой Лощины? К этому ведешь?
— Да нет. С чего бы. Вместе бились. Я к тому веду, что наш король вперед в бою не лезет, грудь под бельты да под дротики не подставляет. Коннетабль на то поставлен, чтоб войска в бой вести. А король на войне тоже не последний человек. И обоз, и тыл на нем… А случись так, что коннетабля порешат, — король может сам командовать, пока нового не назначит. Вот и выгода.
— Ото ж ваш король накомандовал, — съехидничал Крыжак. — В телеге на сене.
— Пускай и на сене, да петельщикам его у остроухих отбивать не пришлось.
— Во! И петельщиков вспомнил, не к ночи будь помянуты. Ты их сильно любишь?
— Не за что мне их любить, — нахмурился трейг, — только я честно вам говорил — сам в петельщиках состоял. Недолго.
— Да помню-помню. — Бессон еще раз пристально вгляделся в притулившиеся в низинке под холмом домики. — При случае замолвишь словечко за меня перед Валланом.
— Вот этим клинком, — Живолом прикоснулся к торчащей над правым плечом рукоятке полутораручного меча, — я с ним говорить буду. Так что на словечко не рассчитывай.
Крыжак захохотал. Улыбнулся и Бессон.
— Что ты там еще углядел? — умерил его веселье Живолом.
— А что мне глядеть? Я так думаю: в деревне засады нет.
— Согласен. Негде там отряд спрятать.
— Не, ну десяток по овинам рассовать можно, — снова затеребил бороду Крыжак.
— Десятка я не боюсь. — Бессон снова стал серьезен. — Пущай сунутся — так перья и полетят. Большого отряда не спрячешь.
— Верно, — поддержал трейг. — Если кто и удумает на нас ударить, то на броде.
Он показал пальцем туда, где тракт, обогнув поселение, сбегал по пологому берегу и нырял в реку. Мостов в этих краях не наводили — накладно поддерживать в исправном состоянии. Всё больше бродами пользовались.
На противоположном берегу дорога уходила под полог леса. Между опушкой и водой — не больше половины выстрела из доброго лука.
— Толковый командир, — продолжил Живолом, — сделает засаду в лесу. Сразу за бродом. Когда мы растянемся — кто в воде еще, кто уже на берегу — ударит. Сперва из луков, а потом конницей. Сбросит назад в реку и разделает, как цыплят.
— Из луков, потом конницей, — повторил веселин. — Ты никак армии целой ждешь по свою душу?
— А кто его знает? Только я, если бы хотел шайку изничтожить, так бы поступил.
Бессон тряхнул слегка поседелым чубом:
— А ведь прав ты, закусай тебя стрыгай! Вот за то ты и дорог мне. Дороже казны остроушьего короля.
— Эохо Бекх его зовут.
— Да хоть Козел, Козлов сын — мне всё едино! В лесу ждать будут? А вот хрена им лысого!
— Да погоди ты. Я ж так, разговор поддержать, сказал. Может, и нет там никого, и не предупреждал деревню никто.
— Ага, не предупреждал! А что затихарились-то так?
— А может, у них понос кровавый разгулялся? — встрял Крыжак. — И сидят по кустам, выглянуть некогда.
— Тьфу на тебя! «Понос»! Молчал бы уж да за конями следил.
— А у меня что, Бессон, кони неухоженные?
— Да ладно, — отмахнулся вожак. — Ухоженные.
— Нет, ты уж погляди! Бока лоснятся, гривы-хвосты по волоску разобраны! И это в походе, не на зимнике!
— Добрые у тебя кони, — успокоил веселина Живолом. — Не кипятись. Кто ж спорит? Сам следишь и другим спуску не даешь.
— А то!
— Только у моего подкова на левой передней разболталась.
— Ну, я ж тебе не коваль! Какой ублюдок, козлом целованный, придумал в лесу коней ковать! Кому оно надо!
— Так из-под петельщика конь, — напомнил Бессон.
— Во, петельщики! Волки б их маму нюхали! У них разве ж понятия про коней?
— Да ладно тебе, — попытался утихомирить Крыжака Живолом. — Я так, к слову сказал.
— А вот не надо мне про коней к слову говорить! Видишь кузню?
— Ну, вижу.
— Войдем в деревню, перво-наперво дуй туда. Кузнец твоему горю поможет.
— Вот и я, братки, думаю, — прервал Бессон, — не пора нам, часом, в деревню-то? А то простоим тут на эгиле, как три дуба на распутье, до вечера.
— И правда, пора, — легко согласился трейг. — только ты Гуляйку пошли сперва на разведку. А то вы одно тут напридумывали, а они сотню дружинников в сене зароют. Будет как в песенке: а мы не ждали вас, а вы приперлися.
Крыжак даже крякнул. Как-то так получилось, что последних дней жнивца жизненно важные вопросы тактики и стратегии решал в ватаге не Бессон, а молодой, отбитый у петельщиков, трейг. И никто, включая вожака, не возражал. Даже наоборот. Удача, девка ветренная и вся себе на уме, теперь так и липла к лесным злодцам. Гуляйка, широкоплечий лупоглазый парень с мягкой, чуть тронутой рыжинкой бородой, выслушал распоряжения вожака и лихо поднял буланого в галоп. Стремительно пронесшись по тракту, он ворвался на тесную площадь — не площадь, пустырь перед харчевней. Осадил коня, да так, что тот аж заржал, приседая на задние ноги.
— От выпендрежник! — улыбнулся Бессон. — А как в седле сидит. А, трейг? Вашим такое не снилось, верно?
Живолом пожал плечами, наблюдая за притихшими домишками:
— Мало ты наших видел.
Буланый с Гуляйкой на хребте приплясывающим шагом, бочком подвинулся к трактиру. Лесной молодец грянул кулаком в ставень.
— Если засада есть, то сейчас обнаружат себя, — пробормотал трейг. — Или не обнаружат совсем.
— То есть как? — не понял Бессон.
— Пока нас резать не начнут, — пояснил Живолом.
— А! Оно верно. Оно так.
Гуляйка тем временем что-то прокричал. Ветер сносил слова…
— Грозится петуха подпустить, — почесал шею Крыжак.
Угроза сразу возымела действие. На пороге трактира возникла коренастая фигура в расшитом переднике. Надо думать, хозяин. Торопливо поклонившись, трактирщик попытался вновь юркнуть в темную утробу постройки, но лупоглазый веселин ловко оттеснил его пританцовывающим скакуном, склонился с седла, о чем-то спрашивая.