Шофер молчал, томился. Но при этом он с облегчением понял, что поступил правильно. Оставлять Недошивина одного было нельзя. Шеф сам не хотел этого и был благодарен Санину. А что такое его благодарность, знал на Лубянке каждый. Редко бывал кому-то благодарен этот неприятный человек. Но уж если бывал… Словно угадав мысли Санина, Недошивин обаятельно улыбнулся, как умел иногда, обогнул капот машины и сел на переднее кресло.
– Бог с тобой, – душевным голосом сказал он. – Трогай и не пропусти поворот налево.
– Красный Конь направо, – нахально возразил Санин.
– Мы не в село едем, а на кладбище.
Санин снова испугался.
– У меня там встреча, – успокоил его Недошивин. – Хочу повидаться со своим дальним родственником. Об этой поездке не нужно сообщать Рябову. Я понимаю, что врать тебе генералу не с руки. Но ты сам, брат, виноват! Зачем ты за мной увязался?
– Может, я вас здесь подожду? – засуетился шофер.
– Поздно, милый Савельич! – усмехнулся Недошивин.
– Какой Савельич?
– Как?! – с театральным ужасом воскликнул Недошивин. – Мой личный шофер не читал «Капитанскую дочку»! Вернемся в Москву, первым делом запишешься в нашу библиотеку и прочитаешь прозу Пушкина. Потом перескажешь мне содержание со своими личными комментариями. Выполнять!
– Есть выполнять, – проворчал Леха, – а только что говорили, что думать не надо.
Недошивин рассмеялся и покачал перед носом шофера длинным указательным пальцем с прекрасно ухоженным ногтем.
– Думать и не надо! Пушкина надо читать!
Вирский стоял перед могилой Лизаветы, тупо уставившись на еловый крест. Глаза его были бессмысленно расширены, нижняя челюсть отвисла, открывая рот с пульсирующим, как у собаки, языком, с которого срывались клубы густого пара. Он напоминал идиота, сбежавшего из Красавки, который потерялся и ждет, что кто-нибудь возьмет его за руку и отведет в родной дурдом. Руки его ходили ходуном, как у страдающего болезнью Паркинсона.
На лице Недошивина не дрогнул ни один мускул. Вирский не заметил, как они подъехали к ограде кладбища, не услышал звука мотора и не обратил внимания на мертвую тишину, когда Санин выключил двигатель. Недошивин перелез через ограду.
– Здравствуй, братишка!
– Кто здесь?!
– Это я, Платон, твой двоюродный брат. Ты мне не рад?
– Прикажи убрать свой черный воронок! – завизжал Вирский.
– Отгони машину за посадку, Алексей, – приказал Недошивин. – Мой бедный родственник с детства боится черных машин. Это у нас наследственная болезнь.
Когда машина отъехала, Недошивин предложил Вирскому присесть на скамеечку.
– Прогуляемся, – проворчал Вирский.
– Мне показалось, ты кого-то ждешь?
– Ничего тебе не показалось! – вскинулся Вирский. – Старец тебе обо мне настучал? Ну погоди, отче! Еще никто не смел оскорбить Вирского и остаться безнаказанным!
– Отец Тихон на тебя не стучал, – ровным голосом возразил Недошивин. – Просто ты зарвался, Родя! Ты правда думаешь, что в комитете работают одни придурки? А если я тебе скажу, что вся твоя секта, все твои «голубки» числятся у нас в нештатных сотрудниках? Хотя и штатных среди вас предостаточно.
Вирский захихикал. Лицо его приняло обычное выражение, на нем не было и следа недавнего идиотизма.
– Какой ты смешной, Платоша! – с ужимками произнес он. – Ты, братишка, хотя и умный, но одноглазый. Это не вы нас, а мы вас завербовали. Это вы работаете на нас нештатными сотрудниками. Хотя – хе-хе! – и наших штатных среди вас предостаточно. Извини, брат, но какой же ты дурачок! А ведь ты старшенький! Стыдно, братишка! Ну, сам посуди: кто вы и кто мы? Вы – всего лишь тайная полиция бывшего государства, которого уже нет на политической карте. Мы – мощнейшая международная организация, которая управляет политикой и экономикой двадцати пяти стран. Лично я могу устроить переворот в любой из них. Как я сделал это в СССР не без вашей помощи. Хочешь, завтра вместо Палисадова будешь ты? Устрою тебе, по-родственному.
– Там, где сидит Палисадов, я на толчок не сяду, – грубо возразил Недошивин. – Но я согласен на место…
Вирский задумался.
– А почему бы и нет? Не завтра, не стану врать! Но лет через десять могу это устроить. Только все это пустые разговоры, брат! Ты же у нас патриот! А на фиг нам нужен патриот? Нет, вообще-то, глупый патриот нас устроит. Но ты-то умный патриот. Короче, с какой стороны тебя ни возьми, одни недостатки.
– Какова твоя цена?
– Ты что, серьезно?!
Они и не заметили, как, прогуливаясь, дошли до березовой посадки и приблизились к машине. Думая, что они хотят вместе уехать, Санин включил зажигание. От звука мотора Вирский вздрогнул, и лицо его перекосилось от ненависти. Он злобно плюнул на ветровое стекло новенькой «ауди». Возмущенный Алексей выпрыгнул наружу, но Недошивин жестом приказал ему вернуться на место. Они направились обратно к кладбищу. Несколько минут они молчали.
– До сих пор не можешь простить смерть своего отца? – с уважением спросил Недошивин.
– Что? – вопросом на вопрос ответил Вирский. – А ты простил? Ах, я запамятовал. У тебя же новый отец – генерал Рябов! Своего ты предал, как мой отец – своего. Рябов так нежно к тебе относится… Хотел бы тебя поздравить, но не могу. Держись, братишка! Твоего настоящего отца под расстрел подвел твой возлюбленный генерал!
Недошивин побледнел.
– Ложь! – воскликнул он.
– Ты плохой актер, Платон! – вздохнул Вирский.
– Предположим, – согласился Недошивин, – но Рябов в принципе не виноват.
– Разумеется! – издевательским тоном подхватил Вирский. – Они вообще не виноваты! Подумаешь, шлепнули наших отцов! Тоже еще беда в масштабах мировой революции! Они и тебя шлепнут за милую душу, когда поймут, что из тебя национальный диктатор как из меня старец Тихон! Слушай, а ты зачем сюда пришел?
– Ну уж не ради того, чтобы рыдать у тебя на плече, – ответил Недошивин. – Хочу с тобой поторговаться, Родион…
– Неужели?! – Вирский с сарказмом всплеснул руками. – Неужели наш Платоша стал не мальчиком, но мужем? Он уже сам покупает себе нижнее белье и верховную власть! Па-а-здравляю!
– Из меня плохой актер, а из тебя – юродивый.
– Что же ты не бежишь к отцу Тихону? – не унимался Вирский. – К этому мошеннику! У них ведь тоже теперь власть, такая близкая к русскому народу! Не то что мы, гадкие сектанты, мокрицы подпольные! Или ты тоже хочешь стать мокрицей?
– Мы серьезно говорим или нет? – поморщился Недошивин. – Я хочу подписать с тобой договор.
– Договор? – насмешливо спросил Вирский. – И ты согласишься подписать его кровью?
– Конечно.
Вирский захохотал. Недошивин повернулся и быстро пошагал к посадке.
– Стой, Платон! – крикнул Вирский. – Это было мое последнее дурачество, клянусь тебе! Я хотел тебя проверить! Насколько ты посвящен в наши дела. Милый Платон, мы давно уже не подписываем договоры кровью.
– Чем же вы их подписываете? – удивленно спросил Недошивин.
– Простыми чернилами. Или – ничем. А какой смысл в какой-то закорючке? Просто, если мы заключим договор, ты будешь делать то, что тебе скажут. Через неделю, через месяц ты почувствуешь благодарный ответ с нашей стороны. И так будет продолжаться шаг за шагом, шаг за шагом… Ты – нам, мы – тебе, ты – нам, мы – тебе… Потом ты заметишь, что от тебя уже ничего не требуется. Ты всё и так будешь делать для нас вполне добровольно. Просто ты станешь одним из нас.
– А если…
– Никаких если! Как только ты выполнишь первое условие, договор уже подписан, и цена его расторжения – твоя смерть.
– Палисадов подписал с вами договор?
– Спрашиваешь!
– Странно, – удивился Недошивин. – С чего это ты со мной так откровенен?
Вирский схватил Недошивина за руку. В его глазах стояли слезы. Недошивин тоже почувствовал, что готов расплакаться, впервые за последние двадцать лет.
– Платоша, милый! Мне наплевать – подослал тебя Рябов или нет! Мне вообще наплевать на Рябова, на Палисадова и на всех! Мне наплевать на Россию и на весь мир! На этой скучной земле мне не наплевать только на одного-единственного человека: это – ты! Ты веришь мне, брат?
Недошивин задумался, всматриваясь в несчастные глаза Вирского.
– Почему-то верю.
– Потому что это кровь! – вскричал Вирский так громко, что с вершин берез сорвались вороны и закружили над посадкой. – Великое дело – кровь! Мы с тобой не просто двоюродные братья! Мы единоутробные потомки одной матери – Надежды!
– Но она наша бабушка, – удивленно возразил Недошивин.
– Ах, Платоша, какой ты неисправимый материалист! Неужели ты не понимаешь, что мы с тобой единственные продолжатели родов Недошивиных и Вирских? Наши с тобой деды сделали свой выбор, избрав эту великую женщину, чтобы на свет Божий появились наши отцы, а потом – мы с тобой… Ты хочешь власти, брат? Ты ее получишь!
– Но власть нужна мне, чтобы помочь России…
– Помогай сколько влезет! Что ты хочешь? Чтобы Россия стала передовой, процветающей и так далее? Ах ты мой Петрушечка Первый! Будет тебе, будет! Но через большую кровь.
– Кровь?
– Но ты же не смешиваешь великую Россию с ее нынешним жалким населением? Кстати, это принципиальный вопрос! Смешиваешь или нет?
– Ради будущего России я готов идти на многое, но я не согласен убивать русских.
– А тебе и не надо будет убивать, – возразил Вирский. – Тебе нужно всего лишь потерпеть, пока здесь заварят кровавую кашу. А ты, Платон, будешь ее бла-ародно расхлебывать.
– Следовательно, ты предлагаешь, чтобы я молча смотрел, как вы разрушаете страну?
– И верно продолжал служить Палисадову, – закончил Вирский.
– Я и так ему служу, – горько усмехнулся Недошивин. – Меня уже называют его серым кардиналом.
– Ты сам выбрал этот путь. Платон, ты не представляешь, насколько мы близки. И нам – слышишь, нам тоже! – нужна Великая Россия! Если бы ты только знал, что мы готовим в Америке, в Европе… Какой это будет восхитительный кошмар лет через десять. Европейские лидеры будут записываться у твоего секретаря в очередь на прием. Кстати, секретарем советую взять какого-нибудь монаха.