Он закрыл глаза и сделал еще один глубокий вдох.
– Мы оба должны быть Стражами, верно? Ты знаешь, почему я выбрал такой путь. Я знаю, почему ты тоже этого хочешь. Я потерял контроль, забыв о последствиях. Я мог бы погубить все твои шансы стать Стражем, но, что еще хуже, я мог бы украсть твое будущее. Неважно, кто ты или кем станешь, когда тебе исполнится восемнадцать. Совет позаботится о том, чтобы тебя исключили из Ковенанта, и я… никогда бы не простил себя за это.
– Но Закон…
– Закон не изменился, и, зная, что полукровку можно обратить, сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Независимо от того, какое положение завоевали полукровки, оно потерялось в тот момент, когда даймоны обнаружили, что ваш вид можно изменить.
Что ж… Звучало удручающе. В моменты, когда мы были рядом, все было волшебным, совершенным и правильным. Я не могла ошибаться, глядя ему в глаза или чувствуя то, как он касается меня. Глядя на него сейчас, я знала, что все еще не ошибаюсь.
Я попыталась пошутить.
– Но я Аполлион. Что они могут сказать? В восемнадцать лет я смогу запросто убить любого, кто доставит нам неприятности.
Его губы дернулись.
– Это не имеет значения. Правила действуют со времен, когда боги ходили среди смертных. Даже Люциан или Маркус не смогут остановить то, что произойдет. Тебе дали бы эликсир и отправили бы в рабство, Алекс. И я не смог бы жить, зная, что с тобой сделали. Увидеть, как ты потеряешь все, что делает тебя тем, кто ты есть? Я не смог бы этого вынести. Я не смог бы жить, видя тебя слугой. В тебе слишком много жизни, чтобы потерять ее.
Я подвинулась ближе.
– Разве ты не хочешь меня?
Низко застонав, он прижался своим лбом к моему.
– Ты знаешь ответ. Я все еще… хочу тебя, но мы не можем быть вместе, Алекс. Чистокровные и полукровки не могут быть вместе. Нельзя об этом забывать.
– Ненавижу правила. – Я вздохнула, снова почувствовав жжение в горле. Хотелось, чтобы он обнимал меня – с того самого момента, как проснулась. Но Закон даже этого не допускает.
Казалось, он хотел засмеяться, но знал, что это только спровоцирует меня. Он вздохнул.
– Мы должны следовать им, Алекс. Я не могу быть тем, из-за кого ты все потеряешь.
Между нами оставалось всего несколько сантиметров, и если бы я придвинулась еще немного, наши губы соприкоснулись бы. Интересно, что он думает о нашем будущем. Если я просто поцелую его, будет ли он думать о правилах? Или о том, что подумают люди?
Он будто уловил ход моих мыслей и пробормотал:
– Ты такая безрассудная.
– Знаю.
Эйден подвинулся ближе и прижался губами к моему лбу. Он задержался на несколько секунд и, прежде чем я смогла что-нибудь сделать, отстранился.
– Я… я всегда буду заботиться о тебе, но мы не будем этого делать. Нам нельзя. Понимаешь?
Он хотел этого так же сильно, как я, но слишком беспокоился о моем будущем. Отчасти мне такое отношение нравилось, но мое сердце… ну, оно треснуло. Единственное, что удерживало его от полного разрушения – мимолетное выражение желания и любви, мелькнувшее на лице Эйдена, когда он отходил к двери.
– Отдохни, – сказал он, но я промолчала. – Я навещу тебя позже.
Я опустилась на подушки.
– Эйден? – Он остановился, обернувшись.
– Да?
– Как вы нашли нас?
Его лицо ожесточилось.
– Сет.
Смущенная, я снова села.
– Что? Как?
Эйден слегка покачал головой.
– Не знаю. Он появился очень рано утром, когда ты сбежала, и сказал, что с тобой что-то не так, и ты в опасности. Я пришел к тебе в комнату и увидел, что тебя нет. Как только мы добрались до дороги, он знал, где тебя найти. Каким-то образом он чувствовал, где ты. Не знаю как, но он знал. С помощью Сета мы смогли тебя найти.
Два дня спустя я вернулась в Ковенант, накачанная кровью и жидкостями. Как только я приехала, меня отвезли в лазарет, чтобы снова осмотреть. Эйден сидел рядом, когда доктор удалял белую марлю, покрывавшую незащищенную кожу.
Излишне говорить, что я выглядела израненной. Укусы в форме полумесяца на каждой руке. Они все еще были красными, и пока доктор делал смесь трав, которая «должна была» уменьшить шрамы, я рылась в шкафу.
– Что ты ищешь? – спросил Эйден.
– Зеркало.
Он знал, зачем. Иногда, как бы досадно это ни было, казалось, что у нас общий мозг.
– Не так уж плохо, Алекс.
Я бросила на него взгляд через плечо.
– Я хочу видеть.
Эйден снова попытался заставить меня сесть, но я отказалась, пока он не встал и не нашел маленькое пластиковое зеркало. Не говоря ни слова, он передал его мне.
– Спасибо. – Я подняла зеркало и чуть не уронила его.
Глубокий пурпур, покрывавший мой правый глаз, распространялся по линии волос. Он исчезнет через пару дней. Черный глаз не имел большого значения. Мне нравилось думать, что я выгляжу круто. Тем не менее, метки на каждой стороне шеи были ужасными. Некоторые из них были глубокими, словно кусочки кожи сорвали и сшили воедино. Краснота исчезнет, но оставленные шрамы нет.
Мои пальцы сжались вокруг пластиковой ручки.
– Я выгляжу ужасно.
– Нет. Они исчезнут, никто даже не заметит.
Я покачала головой. Я не смогу все это скрыть.
– Кроме того, – сказал он нежным голосом, – это шрамы, которыми можно гордиться. Посмотри, что ты пережила. Эти шрамы, в конце концов, сделали тебя сильнее, красивее.
– Ты говорил так и раньше – о первом шраме.
– Здесь то же самое, Алекс.
Медленно я положила зеркало на маленькую стойку и… сломалась.
Это были не просто шрамы. Это будет напоминанием о том, что я потеряла маму в Майами. О тех ужасных вещах, которые она сделала. И о том, что сделала я – убила ее.
Я разрыдалась. Я больше не могла ни дышать, ни думать. Я пытался взять себя в руки, но потерпела неудачу.
Я сидела в кабинете врача и плакала. Я хотела, чтобы рядом была мама, но она не отвечала, не утешала меня. Она ушла, на этот раз действительно ушла. Во мне открылась зияющая дыра, и горе разлилось потоком.
Эйден опустился на колени рядом со мной и обнял меня за плечи. Он не сказал ни слова. Он просто позволил мне выплакать все.
Я не знала, сколько времени прошло. У меня болела голова, болело горло, глаза опухли. Но странным образом я почувствовала себя лучше, словно снова смогла дышать, по-настоящему дышать. Все эти месяцы я медленно задыхалась и не осознавала этого.
Я фыркнула и поморщилась от тупой боли в затылке.
– Помнишь, как ты сказал о том, что твои родители не хотели бы такой жизни?
– Да. Помню.
– Она тоже не хотела. Я видела это перед тем, как она… ушла. Ей стало легче.
– Ты освободила ее от ужасного существования. Именно этого и хотела бы твоя мать.
Прошло несколько минут.
– Как думаешь, она сейчас в лучшем месте?
Мой голос звучал слабо.
– Конечно. – Он действительно говорил так, будто верил в это. – Она… там, где нет страданий. Это рай – место настолько красивое, что мы даже не можем представить, каково там.
Я предположила, что он говорил об Элизии – месте, очень похожем на небеса. Я глубоко вздохнула и вытерла слезы.
– Если кто-то и заслуживает такого, так это она. Знаю, она натворила кучу ужасных вещей, когда стала даймоном, но она никогда бы не сделала такой выбор.
– Я знаю, Алекс. Боги это тоже знают.
Медленно я собирала себя по частям и поднималась на ноги.
– Извини, что… нагрузила тебя. – Я быстро взглянула на него. Эйден нахмурился.
– Никогда не извиняйся за это, Алекс. Я уже говорил, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, ты можешь прийти ко мне.
– Спасибо за все.
Он кивнул, отступив в сторону.
– Алекс? – Он взял банку со стойки. Скоро должен был прийти доктор. – Не забудь это.
Я взяла банку, пробормотала слова благодарности и последовала за ним. Глазам было больно от яркого солнца, но, в некотором смысле, кожа радовалась свету. Я была жива.
Какое-то время мы стояли на мраморной дорожке и смотрели через двор на океан за ним. Было интересно, что думает Эйден.
– Ты вернешься в общежитие? – спросил он.
– Ага.
Мы не говорили о нашей беседе в Нэшвилле или о той ночи у него дома, но мысли об этом все еще крутились в моей голове, когда мы подошли к общежитию. Трудно было не думать об этом, но когда я вспомнила о Калебе, мысли о романтике – или об отсутствии таковой – мгновенно исчезли. Мне действительно нужно было увидеть его.
– Увидимся?
Эйден кивнул. Несколько полукровок бездельничали, сидя на скамейках между общежитиями. С ними была чистокровка. Она создавала в одном месте дождь. Вроде круто получалось.
Я вздохнула.
– Хорошо…
– Алекс?
– Да?
Он смотрел на меня сверху вниз.
– Все будет хорошо.
– Да. Полагаю, что для того, чтобы сбить меня с ног, требуется больше, чем пара голодных даймонов?
Он засмеялся. Я посмотрела на него с легкой улыбкой. Как всегда, наши глаза встретились, и что-то глубокое вспыхнуло между нами. Даже здесь, под открытым небом, оно все еще было с нами.
Эйден отступил назад. Больше нечего было сказать. Я слегка помахала ему, затем пересекла двор и направилась в комнату Калеба. Меня не волновало, что меня могут поймать в мужском общежитии. Если мы не поговорим, все рухнет.
Он открыл дверь после первого стука.
– Привет, – сказала я.
Он улыбнулся, но улыбка немедленно превратилась в гримасу, а Калеб схватился за бок.
– Дерьмо. Я постоянно забываю, что нельзя резко двигаться.
– С тобой все хорошо?
– Да, ребра немного болят. Ты как?
Я последовала за ним в спальню и уселась на кровать.
– Хорошо. Только что доктор проверял.
Он опустился на кровать рядом со мной.
– Эти отметины? Почему они не исчезли, как мои?
Я посмотрела на его руки. Через четыре дня единственным напоминанием о случившемся были ушибленные ребра и пара бледных шрамов на руках.