Полукровки — страница 24 из 46

Поручень не поддается.

И водила с грязной шляпой уже стоит здесь, глядя на дядю механика.

– На твоем месте я бы поберег силы, – говорит он, засовывая в рот жевательный табак, крошки и волокна сыплются из его рта.

Дядя, все еще держась за поручень, смотрит на него сверху вниз, затем проверяет, где механик.

– В смысле, ты же можешь завести его с толкача, – говорит водитель, пиная бампер так сильно, что хлопья ржавчины сыплются наземь.

– Садись в машину, – говорит дядя механику, спуская ногу на подножку, а правой рукой все еще цепляясь за поручень, словно ради поддержки.

– «Бра Волк»? – спрашивает водила, подаваясь вперед, смачно длинно плюя коричневым на вытертый протектор передней шины дядиного грузовика.

– Внутрь, быстро, – говорит дядя снова. Час потехи закончился. Механик повинуется, и последнее, что он видит перед тем, как его дядя нагибается так, чтобы его даже из окна с той стороны видно не было, – то, что он прокусывает термометр, и серебряная ртуть бежит по его подбородку вместе с кровью, и механик прикрывает глаза, зная, что люди до сих пор не хотят, чтобы вервольфы приходили к ним на ужин.

Но они все равно приходят, говорит он себе, чтобы помочь дяде.

И они голоднее, чем прежде.

Глава 11Лай на луну

Мы не знаем, как она постоянно нас находила.

Либби называла ее тайной поклонницей Даррена.

Даррену это было по сердцу.

Ее любовные письма были блестящи и ярки.

Все это было большой шуткой.

Мы впервые были в Южной Каролине.

Даррен ездил туда-сюда из Тулсы, просто развозя всякие гражданские товары – как он говорил, «гонял по ТЦ». Паллеты толстовок, коробки всякой электроники, сезонные товары. Впервые он получил страховой полис. На нем стояло чье-то другое имя, но налоги платил он. Поскольку он был не женат и не имел детей, он мог работать по выходным, от чего увиливали остальные водители. Компании было выгодно иметь его всегда под рукой, может, он даже мог бы сделать на этом карьеру. Ему выдали блестящий «Петербилт» [23] и выдали все бейсболки, какие он только хотел носить.

Даррен подыгрывал им. Даже вервольфы понимают про хорошую подработку, когда ее получают, – Либби тоже. Она работала регистратором на смазочной станции за городом на автостраде. Некоторые боксы были огромными, поскольку каждый час через них грохотали огромные грузовики. Ямы под боксами тянулись на мили. Поскольку грузовики ездят круглосуточно, авторемонт работал тоже круглосуточно.

Как и Даррен, Либби брала ночную смену, когда остальные предпочитали быть дома.

Из-за этого я оставался вне трейлера один почти все время.

Я немного ходил в школу – все еще в десятый класс, – но теперь это просто было место, куда можно было ходить, вместо того чтобы крутить гайки в грязном цеху. Я не имел ничего против собраний болельщиков, а посещение кафе было прямо как сон и случалось по расписанию, но я знал, что не должен позволять себе привязанностей. Я не хотел повторения ситуации в Джорджии. Ситуации с очередной Бриттани. Или, может, теперь она и правда была Лейлой. В Южной Каролине в любом случае довольно просто получить «трояк». Троечник не привлекает внимания. Они нужны для тяжелых работ, для соцопросов, для истории.

Мистер Бреннан, однако, не позволял мне увиливать от английского. Он сказал, что не хочет, чтобы я провалился. Что во мне есть нечто, чего нет в остальных детях.

Ну да, вервольфовские гены во мне есть.

Но вслух я этого не сказал.

Английский шел четвертым уроком.

Чтобы спастись, я решил прогулять и его, и пятый урок.

Простите, мистер Бреннан.

Однако я учился усердно. Поскольку мне каждую ночь не надо было писать домашку, я мог погулять по лугам и среди деревьев, раскрыв ладони, чтобы колоски травы щекотали их. И поскольку я был не в доме, в тот раз я увидел ее первым. Тайную обожательницу Даррена.

Она сидела за рулем другого дома на колесах, но это была определенно она. Кто еще стал бы идти сквозь траву с фонариком, звеня стеклянными банками с завинчивающимися крышками на поясе и шевеля длинными хромированными пальцами?

Они были не совсем как пинцеты. Они были ближе к клещам, но жестче и нежнее одновременно.

Она двигалась как водоплавающая птица на мелководье, что охотится за лягушками, и так медленно, что можно было отключиться, глядя на нее, так что вскоре она шла бы по твоим снам, которые ты видел бы с открытыми глазами.

И пускай ее волосы были всегда стянуты на затылке в курчавую французскую косу. Когда она погружала фонарик в банку, чтобы получше рассмотреть образец, свет омывал ее лицо, и волосы светились нимбом вокруг головы. От этого она казалась ангелом или пришельцем.

Поскольку она все время смотрела в траву, она не заметила моего силуэта, а я стоял рядом, застыв от ужаса.

Последний раз она нашла нас в Техасе.

Я был классе в пятом, насколько помню. После смерти Деда мы совершили долгий бросок из Арканзаса во Флориду, но почти три года ушло, чтобы вернуться хотя бы на нынешнее расстояние. То, как мы мотались взад-вперед от Восточного побережья до Техаса или Нью-Мехико, затем опять назад, пытаясь опережать холода, Даррен называл «скачками на йо-йо». Мы пытались сбежать от холода. Пытались скрывать наши следы.

Либби сказала, что это больше похоже на езду на маятнике, который ведет обратный отсчет нашим жизням.

Маятники и йо-йо не были, однако, настоящей причиной нашего пребывания в Техасе. Мы были в Техасе потому, что тот граничит с Арканзасом. Где бы мы ни находились, в каком бы штате мы ни были, Арканзас оставался направлением, в котором смотрела Либби, когда думала, что никто из нас на нее не смотрит.

Рыжий все еще был там или мог там быть.

Для нее было достаточно и шанса.

Даррен только сжимал в нитку губы, качал головой, даже когда Либби говорила ему, что однажды он сам втюрится.

– Что, любовь? – говорил Даррен, становясь в низкую боксерскую стойку и размахиваясь, будто косой.

– Папа тоже никогда не рассчитывал, что женится, – говорила Либби по пути из любой комнаты, в которой находилась, и это было правдой.

Однако в тот раз мы покинули Техас не из-за тайной обожательницы. А потому, что я дотла спалил наш трейлер. По словам Даррена, мы все равно собирались смотаться отсюда через пару недель. Это было потому, что за пару недель до пожара продавец в магазине спросил Даррена, не хочет ли он к земляничному кулеру еще прихватить и банку чили [24] с логотипом магазина. Вместо того чтобы поднять взгляд на продавца, Даррен выглянул в переднее окно на меня, ждущего в нашем ржавом «Понтиаке GTO», который не был легок на подъем. Мои руки были расчесаны докрасна, поскольку я совал их между сиденьями, чтобы нашарить денег на эту банку чили.

Все действия Даррена на этой кассе, как он сказал мне, были рассчитаны. Рассчитывай дела поминутно, как всегда говорила Либби.

Этот продавец знал о его пристрастии к земляничному кулеру, что означало, что он прежде работал в винном магазине – одном из тех, что стоят у ручья, обрыва или луга, в месте, где ни одному романтику большой дороги сбежать некуда. На двух ногах. Похоже, Даррен когда-то ограбил его. А теперь он переехал в Техас.

– Земляничный кулер? – сказал Даррен из-за кассы. – Я что, баба?

Продавец даже не моргнул и не отвел взгляда.

– Нет, не баба, – сказал он, наконец, и бросил наличность в ящик кассы, захлопнув. – Что-то еще, сэр?

Тогда-то Даррен и решил, что мы уже слишком долго пользуемся гостеприимством Техаса.

Нам не нужно было услышать описание нашего «Понтиака» по радио, или дорожных полицейских на вертолетах, или мигалок в зеркале заднего обзора. Я хочу сказать – мы вервольфы, загоняют всегда нас. Но незачем оставаться на месте и махать ручкой охотникам.

Но то, как нас преследовала эта тайная обожательница, было совсем другое.

Во-первых, у нее не было оружия, лишь жестянка того, что Даррен называл перцовым спреем. Когда он об этом говорил, у него верхняя губа задиралась. Я не спрашивал.

Во-вторых, она не то чтобы следила. Типа, она не подходила под стереотип, сложившийся у нас в голове, о ком-то с набором ножей в ботинках, кто очень методично жует зубочистки с синими кончиками и все время сплевывает их кусочками, словно изучая квадратный куб дерева, убеждаясь, что эта не будет отличаться от остальных таких же в том коробке. В Джорджии, когда Либби однажды в дневное время убирала офис, тайная обожательница явилась в регистратуру. В приемной она съела три ириски и выпила полчашки кофе. Вместо того чтобы бросить обертки там, куда их снесло ветром под ее мягкую скамью, она опустилась на колени, чтобы вытащить их и сунуть в мусорное ведро.

Вервольфы замечают такое поведение.

Тайная обожательница становилась загадочной.

Чтобы решить эту загадку, и потому что у него было тогда время – он выздоравливал после драки с Рыжим, – Даррен выскользнул в ночи последить за ней после строгого приказа Либби не трогать эту женщину. Чтобы быть в этом уверенной, она вернулась домой с куском очищенной грудинки, оставила ее сырой на баллоне с пропаном позади трейлера. В волчьем обличье Даррен не смог бы устоять перед таким пиром прямо у себя на пути. Это заставило его сдерживать голод, как Либби и хотела, заставило его вспомнить об обещании.

Один факт о вервольфах никогда не попадает в фильмы. Это то, что их пищеварительный тракт гораздо больше похож на собачий, чем человеческий. Человеческие кишки извиваются взад и вперед, как мешок змей, так что они могут всасывать питательные вещества до конца из своих драгоценных злаков и овощей. Мясо надо переваривать вовсе не так долго. Через волка или собаку пища проходит за восемь-девять часов.

Мы, вервольфы, сгораем быстрее. Знаете, зачем сжимается мочевой пузырь, когда ты становишься волком? Чтобы освободить место для желудка, думаю я. Даррен сказал, что однажды он сожрал новорожденного ягненка целиком – хотя Либби рассказала мне позже, что ему пришлось вытащить этого ягненка из брюха матери. Так что этот ягненок вряд ли был выношен до конца. Она никогда не рассказывала мне по большей части о том, что