— Две трети ход, — приказал он рулевому. — Мы в сорока милях от Манавгата. Незачем приходить в порт до рассвета, все равно на насосной станции никого не будет.
Рулевой повторил приказ, и единственный двигатель судна сбавил обороты. Незагруженное судно сидело в воде высоко и постепенно сбросило скорость с двенадцати до восьми узлов. Через пару часов, около полуночи, на мостик пришел старпом, чтобы сменить капитана на вахте. Хамет в последний раз посмотрел на экран радара, прежде чем развернуться и уйти.
— Нас нагоняет судно слева по борту, а так на море пусто, — сказал капитан помощнику. — Так что, Зев, просто держись подальше от пляжей.
— Да, кэп, — ответил помощник. — Никаких ночных заплывов.
Хамет спустился в свою каюту, лег в койку и быстро уснул, но вскоре проснулся от ощущения, что что-то не так. Тряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна, он понял, что не хватает гула и дрожи судового двигателя. Подумал еще: странно, что никто не пришел за ним и не разбудил, если возникли проблемы с ходом судна или работой двигателя.
Накинув халат, капитан вышел из каюты и взобрался по трапу на мостик. Войдя в полутемную рулевую рубку, он замер в ужасе. В полуметре от него на полулежал старший помощник лицом вниз в луже крови.
— Что тут происходит? — рявкнул он, обращаясь к рулевому.
Тот молча поглядел на него широко открытыми глазами.
В полумраке капитан увидел, что на лице у парня — свежая ссадина. Внезапно взгляд капитана привлекли огни другого судна, видневшиеся сквозь переднее окно. Судно находилось в опасной близости от левого борта танкера, ближе к носу.
— Полный право на борт! — заорал капитан, не обращая внимания на шорох позади.
От задней стены рулевой рубки отделилась рослая фигура человека, одетого в черное, с угольно-черной лыжной маской на лице. В его руках была штурмовая винтовка, которую он поднял на уровень плеч. Рулевой не выполнил команду Хамета, молча глядя на бандита с оружием. Хамет обернулся как раз в тот момент, когда ствол винтовки двинул ему в лицо. Голову пронзило болью, словно молнией. Капитан почувствовал, как его колени подгибаются, и погрузился в темноту, падая на палубу рядом со своим помощником.
54
— Ридли, друг мой, заходи, заходи.
Голос Толстяка звучал, как попавший в миксер песок. Он снова встречал Ридли Баннистера в своих апартаментах в Тель-Авиве, второй раз за неделю.
— Благодарю тебя, Оскар, — ответил археолог, входя с уверенным видом, которого у него в прошлый раз и в помине не было.
Гуцман отвел его в приемную, где за столом сидел худощавый, хорошо одетый араб, который просматривал какие-то бумаги. Подняв взгляд, он с подозрением посмотрел на Баннистера.
— Это Альфар, один из моих менеджеров, — сказал Гуцман, небрежно махнув рукой. — Не беспокойся, ему можно доверять, — уловив настороженный взгляд Баннистера, добавил он.
Дойдя до любимого кресла, Гуцман неуклюже плюхнулся в него.
— Итак, что у тебя за важное дело, раз ты мне так неожиданно позвонил? — спросил он.
Баннистер заговорил тихо, готовя жертву к решающему удару.
— Оскар, ты не хуже меня знаешь, что охота за исторической правдой — занятие в лучшем случае спекулятивное. Мы можем искать в течение дней, недель и даже лет, надеясь совершить великое открытие, и все равно оказаться ни с чем. Конечно, по ходу дела можно найти что-то важное, иногда даже такое восхитительное, что разыгрывается воображение. Но обычно все усилия пропадают даром. Но иногда, когда звезды встают как надо, кто-нибудь очень-очень удачливый может обрести истинный дар небес.
Наклонившись вперед, он посмотрел в глаза Толстяку.
— Оскар, я считаю, что мы находимся на пороге такого открытия.
— Ну, мальчик мой, где же, где? — свистящим голосом проговорил Гуцман. — Хватит со мной играться.
— Я только что побывал в Лондоне и случайно встретился с торговцем антиквариатом, которого знаю уже не первый год. У него недавно появился ряд предметов, многие годы назад украденных из архивов англиканской церкви, — солгал Баннистер, снова сделав паузу для пущего эффекта.
— Продолжай.
— Часть из них — предметы искусства, украшения и другие предметы, вывезенные из Святой Земли во времена Крестовых походов.
Баннистер опасливо огляделся.
— Но среди них — Манифест, подлинный, — тихо добавил он.
Глаза Гуцмана выпучились, как шары.
— Ты… ты серьезно? — прохрипел он. Попытался скрыть охватившее его возбуждение, но лицо его покраснело от волнения.
— Да, — ответил Баннистер, доставая фотокопию папируса, преднамеренно сделанную с плохим качеством. — Оригинала я не видел, но меня заверили, что он подлинный.
Гуцман несколько минут разглядывал фотокопию, не проронив ни слова. Лишь шуршание бумаги в его неловких пальцах раздавалось в тишине.
— Он существует, — тихо сказал он наконец. — Поверить не могу, что по воле Божией это все-таки произошло… — Потом жестко поглядел на Баннистера: — Этот торговец мне его продаст?
Баннистер кивнул.
— Учитывая, как тот к нему попал, он будет вынужден продавать его втихую. Поэтому и назначил цену всего в пять миллионов фунтов стерлингов.
— Пять миллионов фунтов! — выпалил Гуцман и зашелся в приступе кашля. Когда приступ кончился, он снова посмотрел Баннистеру в глаза.
— Я не стану столько платить, — твердо сказал он.
Баннистер слегка побледнел. Он не ожидал такого ответа.
— Думаю, Оскар, цена — вопрос обсуждаемый, — выпалил он. — Торговец указал, что он провел радиоуглеродный анализ за свой счет.
Гуцману доводилось покупать антиквариат у всех, начиная с расхитителей могил и заканчивая политиками, и он хорошо знал, как торговаться. Более того, он понимал, что Баннистер пытается его разыграть, окончательно убедившись в этом, когда уловил в голосе собеседника нерешительность.
— Будь здесь, — сказал Толстяк, неуверенно встал из кресла и вышел.
Очень скоро он возвратился с толстой папкой в руках. Сев и открыв ее, достал пачку фотографий, каждая из которых была упакована в пластиковый прозрачный конверт. На фотографиях были антикварные предметы разных эпох и стилей, большие и маленькие. Баннистер увидел статуи, барельефы и керамику; каждый из этих предметов стоил не одну сотню тысяч долларов. Пролистав папку до конца, Гуцман достал несколько других фотографий, которые и отдал Баннистеру.
— Погляди, — сказал Толстяк.
— Часть твоей коллекции? — спросил Баннистер.
— Да, та, что у меня на складе в Португалии.
Баннистер принялся разглядывать фотографии. На первой были несколько ржавых мечей и наконечников копий. На второй — железный армейский шлем, римский, хеддернхаймского типа. На следующей фотографии была тонкая бронзовая пластина с изображениями орла, скорпиона и нескольких корон. Но на последней был предмет, которого Баннистер опознать не смог. Какая-то огромная угловатая груда искореженного металла.
— Редкие предметы римского оружия, — сказал он. — Орел и скорпион — часть боевого штандарта, да?
— Неплохо, Ридли, неплохо. Это не просто боевой штандарт. Это — эмблема «Схола Палатина», элитного подразделения, охранявшего Константина Великого. А что скажешь по поводу последнего предмета, друг мой?
Баннистер снова поглядел на фотографию, но потом покачал головой.
— Боюсь, я не знаю, что это.
Гуцман улыбнулся, торжествуя малую победу.
— Это бронзовый таран с имперской галеры. Судя по размеру и форме, скорее всего — с биремы, двухрядной галеры, которую еще называли либурной.
— А теперь понял. Рабочее острие смято от удара. Где же, во имя всего святого, ты это нашел?
— Это лежало в трюме другого судна, корабля кипрских пиратов, четвертого века нашей эры, если мне все правильно рассказали. Поврежденный корабль шел к берегу, но затонул и оказался в иле, как бы законсервировавшись. Многие предметы на нем удивительно хорошо сохранились. На него наткнулись местные дайверы, которые опередили официальную археологическую экспедицию. И богатый коллекционер купил большую часть находок прежде, чем тамошние власти вообще о них узнали.
— Кажется, я знаю этого богатого коллекционера, — ухмыльнувшись, сказал Баннистер.
Гуцман засмеялся булькающим смехом.
— Тогда мне весьма повезло, — сказал он, улыбаясь.
— Просто отличные штуки, Оскар. Но зачем ты мне их показываешь?
— Я их купил много лет назад. И все эти годы я только и слышал, что про этот Манифест. Правда ли, что он существует? Где тот груз, который в нем перечислен? И однажды ночью мне приснился сон. Во сне я держал его в руках — так, как сейчас держу твою фотокопию. А еще я увидел вокруг себя римское оружие и другие предметы. Не какие-нибудь, а именно эти, — добавил он, показывая на фотографию.
— Нам часто снится желаемое, — ответил Баннистер. — Ты и вправду думаешь, что есть связь между Манифестом и этими римскими древностями? Разве не могли они остаться от какого-то другого морского боя?
— Отнюдь не в каждом морском бою участвуют бойцы из «Схола Палатина». Сам знаешь, они заменили преторианскую гвардию, поскольку ее остатки были уничтожены в битве у Мильвиева моста, когда он разгромил Максенция и объединил империю. Нет, я уверен, что эти киприоты напали на галеру, перевозившую груз имперской важности.
— А сам корабль датирован?..
Гуцман снова улыбнулся.
— Корабль, вооружение и другие предметы датированы одним временем — в районе 330 года нашей эры. А вот еще.
Он показал на одной из фотографий изрубленный римский щит. Баннистер не заметил его, но тут вгляделся повнимательнее. На щите были выцветшие греческие буквы, «хи» и «ро», образовывающие крест.
— Константинов крест, — пробормотал он.
— А правдоподобности этому добавляет папирус из Кесарии, — сказал Гуцман. — Сон сбывается, Ридли. Если твой Манифест — подлинный, то мы уже буквально слышим исходящий из этих находок голос Елены Августы.
Глаза Баннистера загорелись охотничьим азартом.