— Не знаю, — в попытке успокоить дыхание, я обернулась. — Никого.
Позади никого не было. Никого, если не считать рассеянную дымку, которая казалась естественной в полумраке башни.
— Идемте, — в голосе ректора слышалось раздражение.
Отлично. Раз у него плохое настроение, значит ни к каким развлечениям он не расположен. Наверно… Кто знает, что взбредет ему в голову в следующую минуту.
«Это я. Не дергайся», — то ли над ухом, то ли в голове прозвучал голос Лины.
Точно, дымка! И как я могла забыть, что подруга умеет обращаться в туман. Мне стало так легко, будто я воспарила в небо птицей. Как же хорошо, что она не оставила меня, а решила пойти со мной. Теперь не так страшно.
Мои опасения насчет нехороших помыслов ректора не сбылись, чему я только радовалась. В кабинете меня действительно ждал старейшина.
Эйдан Уэбб ожидал моего визита в кресле возле камина. Он поглаживал седую бороду, что серебристой волной лежала на груди. Его костлявая рука двигалась медленно и ритмично. Я поздоровалась по всем правилам общины, совершила поклон и задержалась в нем до тех пор, пока старейшина не поприветствует в ответ.
— Рад видеть тебя в хорошем расположении духа, Луиза, — его старческий голос хрипел, как расшатанный стул.
— Вы хотели меня видеть, — я оглядела его поношенный коричневый костюм с заплатками и мне стало стыдно. В общине водились деньги. Он не был нищим, он просто никогда не следил за своим внешним видом. Раньше я обращала на подобное внимания, но в голову закралась мысль, что мистер Уэбб позорит всех нас, показываясь в таком наряде прилюдно. Тем более, в академии.
— Да, Луиза, — он кивнул, а затем посмотрел на застывшего позади меня мистера Тирольда. — Генри, я бы хотел переговорить со своей подопечной наедине.
— Ваше право, — отозвался ректор и вышел в смежную комнату. Почему-то у меня не осталось сомнений, что он все равно будет знать содержание нашего разговора.
— Луиза, присядь пожалуйста.
Стараясь сохранять спокойствие, я подошла к креслу напротив старейшины и присела в него. Я понимала, о чем пойдет речь, и это сильно тяготило.
— Луиза, то, что произошло — ужасно, — он продолжил наглаживать свою бороду. — Родерик потерял свою животную ипостась навсегда. Это трагедия.
Я кивнула, а мои пальцы сжались в кулаки. Значит это трагедия… А то, что я могла потерять всю жизнь, выйдя за него замуж не трагедия? А впрочем о чем это я. Сидящий передо мной оборотень считал нормальным отдавать девушек замуж за кого попало. Не видел ничего плохого в том, что у сирот нет выбора в жизни. Видимо, их родители умерли для того, чтобы она удовлетворяла какого-нибудь алкаша-медведя.
Как же мне хотелось высказаться, но не хватило смелости. Не стоит с порога говорить все, что я думаю. Это неправильно.
— При этом он сегодня попросил меня отменить вашу помолвку.
О как! Хорошо же на него подействовал Невилл.
— Рада это слышать.
Старейшина прищурился. Его звериная ипостась — белый тигр. От того, его взгляд приобрел хищность. Он как будто выжидал для броска.
— Плохо. Ты нарушаешь традиции общины, Луиза. Как ты смела бежать сюда? В академию?
— Мне нечего было терять, — и это правда.
— А о других ты подумала? — его слова резали. — Ты дала надежду другим девушкам избежать такой участи. Теперь никто не хочет выходить замуж.
— Так может стоить отменить эту глупую традицию и позволить девушкам жить так, как они хотят? — не выдержала я.
— Нельзя, — процедил он. — Вековые традиции существуют не просто так.
— Почему? Объясни, прошу. Почему нельзя?
Но он проигнорировал мой вопрос.
— Я не буду отменять помолвку, Луиза. Ты — невеста Родерика Кросмана. Была, есть и будешь. Когда ты окончишь академию, то выйдешь за него замуж.
Я долго смотрела в лицо обнаглевшего старика, ощущая, как горит кожа от ненависти к нему.
— Мы все чтим традиции, Луиза. Мое решение основано не на уважении к твоему желанию учиться, а на старинной традиции. В академии Найтенмор не действуют обычаи общин. Так заведено.
— Значит вы не услышите от меня слов благодарности, потому что говорить «спасибо» не за что.
— За то ты услышишь, что о тебе думает твоя община, — мистер Уэбб подался вперед. — Ты — позор для всех. Когда ты вернешься, никто не будет разговаривать с тобой или смотреть тебе в глаза. Ты опозорилась, став любовницей наследника вражеской общины.
Я хотела возразить, что между нами ничего не было, но передумала. Какая разница? Мы обрели друг друга, рассмотрели истинную любовь, и никто нам не помешает.
— Но я вынужден предупредить тебя, что отныне ты должна вести себя в рамках приличия. Если продолжишь свои отношения с волчьим недоноском, то пострадают невинные, — он говорил это так спокойно, будто речь шла о погоде, но никак не о чужих жизнях. Я даже пропустила оскорбление Невилла мимо ушей. Так сильно меня зацепили его слова о «невинных».
— Что простите?
— Я говорю об остальных воспитанницах сиротского приюта. Понимаю, они тебе не родные. Особой дружбы между вами всеми нет. Кстати, плохо, что миссис Пин не прививает вам такие качества, как любовь к ближнему, взаимопонимание и взаимопомощь. Тогда бы вы с детства понимали, что такое община и не нарушали бы законов!
На самом деле миссис Пин частенько говорила нам об этом, вот только детям, выросшим без родителей и в строгих условиях, тяжело понять, что вокруг них не тюрьма, а большая семья.
— Отныне от твоих поступков зависит судьба остальных. Если ты перестанешь позорить общину, то остальные тоже смогут учиться в академии. Их мнение будет учитываться при выборе мужа и рода деятельности. Другие девочки смогут быть такими вольными, как ты. Если ты будешь вести себя так, как я сказал.
Это нечестно! Мне хотелось заорать во всю силу, что это гнусный шантаж! Несправедливо так поступать со мной. С другими. Со всеми нами. Мы и так лишены многих благ с детства.
— Зачем вы так играете чужими судьбами? За что? Вы… — в горле встал ком горечи. Меня жгла обида за себя, за других девочек. — Вы не любите своих подопечных!
Мистер Уэбб лишь усмехнулся в ответ.
— Община — ничто, если не уважать традиции. А без общины мы — никто. Лишь жалкая группа оборотней-недоделков, — выплюнул он. — Мы не сможем противостоять волкам, драконам, вампирам, если не будем одной большой семьей. Я ненавижу их всех. Если бы не эти проклятые волки, мы бы имели больший вес на политической, экономической арене. А так, мы всегда второсортные по сравнению с ними. Как ты этого не понимаешь?
Я правда не понимала. И не желала разбираться в этой старческой обиде.
— Ты думаешь твой дружок оборотень святой? — он продолжал выливать свою желчь. — Он убил тридцать оборотней нашей общины, когда ему было пять. Всего пять! Как ты можешь быть подстилкой для убийцы своих родителей?
— Он не делал этого, — я вскочила с места, не желая больше слушать его. — Не делал!
— Он обманывает тебя, чтобы использовать, — мистер Уэбб тоже поднялся.
— Я — его истинная любовь.
— Так не бывает, — он покачал головой, изобразив ироничную улыбку.
— Бывает, — я передразнила его и без разрешения пошла к выходу.
— Он лжет.
— Нет!
— Ты горько пожалеешь о том, что встретила его.
Я замерла, вспомнив, что примерно такую же фразу мне сказал Невилл в ночь моего бегства.
— И запомни мои слова насчет воспитанниц, — проговорил мистер Уэбб более спокойно. — Не подводи их.
Глава 23
Невилл
Мама встретила меня крепкими объятиями и поцелуем в щеку прямо на дорожке, ведущей к родительскому особняку. Она вся светилась от счастья, а я чувствовал себя и радостно, и в то же время неловко.
Мы не виделись больше десяти лет. Теперь я был выше её ростом и запросто мог поднять на руки. А она по-прежнему выглядела очень элегантно и достаточно молодо. Разве что добавилось мелких морщинок на лице. И взгляд… Взгляд изменился. Несмотря на всю радость, в карих глазах не улавливалось былого озорства. За маской веселости таились глубокая печаль одиночества, от которого на сердце залегла тяжесть.
Я испытал неслабый укол вины за то, что не стремился к общению с ней все годы разлуки. Это не она меня бросила тогда. Мы оба бросили друг друга.
— Ох, Невилл, ты так вырос. Стал настоящим мужчиной, — она легонько коснулась моей щеки.
— Алиса, он станет настоящим мужчиной, когда начнет брать ответственность за свои поступки, — пробурчал отец между распоряжениями лакеям.
Я взглянул на него, но мама тут же забрала все внимание на себя.
— Я уверена, что наш сын вырос очень ответственным, — вторила она.
— Спасибо, мам, за веру в меня, — я предложил матери руку, и мы вместе пошли к дому. Отец что-то проворчал, но отвечать на его выпад — давать повод к ссоре.
Мы поболтали с ней перед обедом на сторонние темы. На вроде погоды, поездов, демонов и художников. Оба старательно избегали главного — Луизы и тюремного срока, который навис надо мной. Я не торопился обсуждать это, поскольку не хотел испортить момент встречи.
Обед как всегда проходил с пафосным размахом. Меня даже попросили переодеться. В столовой все оформили по высшему разряду: сервировка, бокалы, белая скатерть дорогой фарфор. Помогая присесть матери за стол, я мельком взглянул на отца. Неужели еда из посуды попроще не такая вкусная?
— Как в лучшем ресторане Сотберна, — удержаться от комментария не получилось.
— Это меня и удивляет, сын. Как ты, привыкшей к роскошной жизни, вдруг решил отправиться на восток к этим варварам, что едят с пола. А теперь еще и полюбил деревенщину.
Ого, вот это выпад.
— Джо, не надо, — заумоляла мама.
— Ты не доглядел, отец, — я пожал плечами и по-варварски взялся за свежеиспеченную булочку, поставил локоть на стол и принялся жевать. Его передернуло.
— Я устроил тебе помолвку с Аннабель Кэльбой.