Ухмыляясь, Эрик закивал головой.
Сэнди дала задний ход, развернулась и медленно поехала вперед. В боковом зеркале она увидела Эрика, одиноко стоявшего перед хижиной. Он выглядел покинутым и печальным.
Сэнди почувствовала в горле комок.
Бедный малыш, - подумала она.
Но у нас нет другого выбора. Мы делаем все, что в наших силах.
Да блин, при всей фигне, мы чертовски хорошо справляемся. По крайней мере, мы живы, свободны и вместе. А большего и не нужно.
Она свернула за поворот. Когда Эрик исчез из виду, она почувствовала тоску. Она терпеть не могла оставлять его одного во время этих вылазок в город.
Ничего не случится, сказала она себе. Когда я дома, он целыми днями бродит один по лесу. Какая разница, где я - в городе или в хижине?
Большая.
Сквозь просветы в деревьях она бросила взгляд на место захоронения. Она всегда смотрела туда. Она уже давно прекратила бороться с этим порывом. Она точно знала, где лежат тела. Но самой могилы давно уже было не разглядеть - вся заросла густыми кустарниками.
Глядя на кусты, Сэнди вспомнила о тех временах, когда их там еще не росло. Она вспомнила, как выглядела могила, ощущение сырой земли под собой и ее удушливый запах. В ту первую ночь, зарыв в землю Либ, Гарри и Слейда, она сидела на насыпи, потому что слишком была измотана для того, чтобы идти куда-то еще, и потому что сомневалась насчет Либ и Гарри.
Скорее всего, они были мертвы.
А может быть - и нет.
Кто-то из них мог все еще оставаться жив - страдая от ран, задыхаясь, но все еще жить. И у этого/этой кого-то могло найтись достаточно сил для того, чтобы пробиться через толстый слой земли.
Но не когда я сижу сверху.
Сидя на могиле, она думала об этих троих там, внизу. Сэндвич из обнаженных тел, Либ - посередине, точно кусок мясного рулета.
Нет, нет, нет, никакого мясного рулета. Сэндвич с салями.
И Либ действительно посередине, но никакое она не мясо.
Надеюсь, теперь она счастлива. Надо было держать свой большой рот на замке.
Проезжая мимо укрывших могилу кустов, Сэнди вспомнила, как взбешена она была в ту ночь. Все у них с Либ складывалось так хорошо, пока не объявился этот Гарри.
Он все испортил.
Мы могли бы стать семьей.
Но Либ рехнулась из-за этого парня и превратилась в настоящую шлюху. В шлюху болтливую, шлюху вероломную. Готовую на все ради собственной похоти. Не могла ведь не выложить всю правду-матку!
А ведь она даже и не знала этого хмыря.
Сэнди покачала головой. Сейчас она чувствовала себя совершенно другой личностью, ничего общего не имеющей с девчонкой, что сидела на могиле в ту роковую ночь.
Господи, какой я была молодой тогда. И злой.
И ревнивой.
Смешно.
Она сожалела, что убила Гарри и Либ. Ей всегда хотелось, чтобы этого не было. Не то, чтобы она слишком уж себя винила. Оба получили по заслугам. Они отвернулись от нее. Рано или поздно они отвернулись бы и от Эрика. Если бы она их не убила, все могло бы закончиться великой бедой.
Но они ей нравились.
Оба.
Если бы только все сложилось по-другому! Либ могла бы стать ей старшей сестрой. Гарри мог бы стать ей братом.
Или любовником.
Кто знает?
С той самой ночи, двенадцать лет назад, она не могла проехать мимо могилы, не вспоминая о случившемся.
А вспоминая - не могла не сожалеть, что убила их.
Если бы они не вынудили ее это сделать!
Все к лучшему, - сказала она себе.
Но не для них.
Да, это жестоко. Но нечего было так себя вести.
Хорошо, что они тогда так себя повели, - думала она. - Иначе я могла бы им довериться. А они предали бы и меня, и Эрика.
А так я нанесла первый удар.
Кажется, это какой-то военный термин?
Удар на опережение.
Да.
Я опередила их. Расправилась с ними прежде, чем они могли бы расправиться с нами.
Стена деревьев поредела, открывая вид на шоссе Пацифик-Коаст. Сэнди проехала еще немного вперед, пока путь ей не преградили железные ворота. Она вышла из машины. Она направилась к ним сквозь тень и яркий солнечный свет; под сапожками хрустели опавшая листва и еловые сучья. К насыщенному аромату леса примешивался свежий запах океана, а легкий морской бриз разгонял теплый и пьянящий лесной воздух.
Такие смешанные ощущения она испытывала лишь тогда, когда открывала ворота.
Мои ворота.
При жизни Гарри эта грунтовая дорога еще не была огорожена. Сэнди сама купила ворота в городе и наняла бригаду парней, чтобы их установить.
Ворота замечательно помогали ей удерживать людей подальше. Немало тому способствовала и прибитая к ним табличка:
ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ
НЕ ВХОДИТЬ
НАРУШИТЕЛЯМ ПРИДЕТСЯ ВЫПЛАТИТЬ ШТРАФ
ИЛИ ПОРАБОТАТЬ ЖИВОЙ МИШЕНЬЮ
Табличка была ее собственным творением. Она полагала, что слова «ЖИВАЯ МИШЕНЬ» придают фразе не только суровости, но и толику непринужденного остроумия.
Это было тем забавнее, что «частная собственность» была отнюдь не ее.
Это была земля Гарри Мэтьюза.
Он владел ею. И лежал в ней.
Открыв замок, Сэнди отступила назад и потянула за створку ворот. Когда они распахнулись, она еще немного отошла, посмотрела на табличку и усмехнулась. Затем вернулась в “пикап”. Проехав через ворота, она вышла, закрыла и заперла их за собой, после чего медленно, трясясь и подскакивая, покатила по грязной ухабистой дороге, пока не выехала на шоссе.
Она подождала, пока мимо проедет огромный RV. После него дорога была абсолютно пуста. Она резко вывернула руль вправо и нажала на газ.
Ближайшим городом был Форт-Платт, находящийся примерно в пятидесяти милях езды вдоль побережья. Она включила радио. Склонившись над пассажирским сиденьем, открыла бардачок. Там валялось с полдюжины кассет. Она вытащила свою любимую - альбом «Роланд, безголовый стрелок из Томпсона» Уоррена Зевона. Вставила кассету и нажала кнопку воспроизведения.
- Вот и все, - пробормотала она.
Как ни сожалела она, оставляя Эрика одного, как ни беспокоилась о собственной безопасности - она не могла не наслаждаться поездкой по пустынной трассе.
Свободой.
Улыбаясь, она откинулась на спинку сиденья, подставляя лицо встречному ветру.
Она положила левый локоть на край открытого окна и повела автомобиль одной рукой. На ней была белая блузка без рукавов. Ветерок проникал в отверстия для рук, скользил по груди и надувал блузку спереди. Сэнди расстегнула пару пуговиц, чтобы кожа лучше дышала.
Глядя на океан, по левую сторону она могла видеть горизонт. На многие мили вперед простирался сказочный вид: крутой, скалистый склон, постепенно переходящий в песчаный пляж внизу, и набегающие на него пенные волны. Бледно-голубая вода искрилась в лучах солнца. Далеко-далеко на западе над водой лежал густой туман, похожий на снежный ковер.
Глядя направо, она могла видеть густые лесистые холмы и безоблачное небо.
Вот это жизнь, - подумала она.
Если не проводить ее, скрываясь в лесах вместе с монстром.
Она почувствовала быстрый приступ вины.
Он - мое дитя, сказала она себе. Он - моя жизнь.
Он - монстр.
Но он мой, и я люблю его. И разве у меня есть выбор?
Она знала, что выбор есть.
И уже много раз думала об этом. В одиночестве, во время долгих поездок в город, она редко не думала о выборе. В действительности вариантов было всего два. Либо продолжать скрываться вместе с Эриком, либо покинуть его.
Возможно, он уже больше не нуждается во мне, - подумала она. - Он прекрасно сумеет выжить и сам.
Эрик уже давно охотился на диких животных (а иногда и людей) ради пропитания. Он пожирал их там же, где убивал, хотя иногда приносил куски мяса и Сэнди, чтобы та могла приготовить их для себя. Разумеется, он обожал такие лакомства, как пицца, попкорн, пирожные и шоколадное печенье, но серьезно в них не нуждался.
На самом деле, не нуждался он уже и в самой Сэнди.
Конечно, он будет по мне скучать. Тосковать по маме. Но он сможет прекрасно жить и без меня. А я стану свободна. У меня будет своя собственная, нормальная жизнь.
Без него.
На нее вновь нахлынуло жгучее чувство вины… и колоссального, подавляющего все одиночества.
Я не смогу, - подумала она. - Я никогда не смогу так его предать. И, Боже, я уже по нему скучаю. Я просто не смогу.
Но альтернатива казалась не менее ужасной.
Провести всю жизнь в крошечной хибарке, в полном одиночестве, не считая Эрика. Без любимого человека, без настоящих детей.
Настоящих?
И снова она терзалась виной.
Ты прекрасно знаешь, что это значит, - подумала она. - Я знаю, что он настоящий. Я никогда этого не отрицала! Но, Боже, что плохого в мечтах о нормальной жизни? О муже и человеческих детях?
Не то, чтобы я не любила Эрика, но…
- Черт, - сказала она.
Эти мысли были ей ненавистны.
Особенно сейчас, когда в магнитоле играла эта песня. Ее любимая песня. Странная и жутковатая баллада о Роланде, безголовом стрелке из Томпсона. Она начала подпевать, стараясь выбросить из головы мысли об Эрике и свободе.
Когда она миновала мост и въехала городскую черту, часы показывали далеко за десять. Зайдя в кафе «Морской Бриз», она сняла трубку общественного телефона и набрала номер, который знала наизусть.
Раздалось два гудка, и на том конце провода ответил знакомый мужской голос:
- Чем могу служить?
- Привет, Блейз, это я.
- Дарррррагая!
- Я тебе сегодня нужна?
- Нужна ли ты мне? Безусловно! Когда ты была мне не нужна?
- Просто захотела проверить. Убедиться, что ты не укатил в какой-нибудь круиз или куда-то еще.