Жизлен не поверила ему, но в знак согласия кивнула.
— Договорились. Даю честное слово.
Николас все еще держал в своих руках ее стянутые платком запястья.
— А почему я должен вам верить? — спросил он.
— Потому что в отличие от вас, я знаю, что такое честь. Если я даю слово, то никогда не нарушаю его.
Он ей поверил. У большинства женщин, с которыми ему доводилось иметь дело, представления о чести и правдивости были весьма смутными, но Николас успел убедиться в том, что у Жизлен было очень мало общего с шустрыми вдовушками и ветреными барышнями, с которыми он привык водить дружбу. Уже в пятнадцать лет она была не такой, как все. Он должен был тогда догадаться, что она станет удивительной женщиной.
Он развязал шейный платок и засунул его в карман.
— Посмотрите, что вы сможете приготовить, а я разожгу огонь.
Похоже, она не верила своим глазам. Когда Жизлен повернулась в нему спиной, Блэкторн с восхищением отметил, что она движется с какой-то особой природной грацией, несмотря на то, что платье Элин было ей слишком велико. «Наверное, совсем без одежды она выглядит еще изящнее», — мечтательно подумал Николас. Ему не терпелось в этом убедиться. Он и так слишком долго откладывал это удовольствие, а потаскуха в последней гостинице не только не умерила его аппетита, но скорее еще больше разожгла его вожделение.
Но пока что он должен был растопить камин. Если он намерен освободить Жизлен де Лориньи от одежды, а он собирался непременно этим заняться, то здесь должно быть тепло, чтобы он мог доставить ей как можно больше удовольствия. А она ему.
Огонь, разгоревшийся в камине, согревал только половину комнаты, но не больше. Жизлен удивило, что столь бессмысленное создание, как Николас Блэкторн, оказалось способным сделать что-то полезное. Однако он не только умело развел огонь, прочистив дымоход и освободив его от птичьих гнезд и мусора, но и придвинул кровать ближе к середине комнаты, спугнув, правда, семейство полевых мышей, поселившихся в старом матрасе. На кровати не было постельного белья, и он принес из кареты полости и накрыл ими грубое полотно. Жизлен обратила внимание, что он использовал все это для того, чтобы застелить только одну постель, и задумалась о том, кто где будет спать. Едва ли Николас предполагал, что все они втроем могут уместиться на продавленном матрасе. Хотя, пожалуй, так было бы даже теплее и спокойнее. «А впрочем, кто знает», — подумала она, вспомнив кое-что из того, о чем слышала от более опытных женщин в Париже.
Жизлен потребовалось огромное усилие воли, чтобы не сбежать, после того как он ушел, оставив ее наедине с весьма скудным набором продуктов. Но она дала ему слово, и даже если он не ожидал, что она его сдержит, то она должна оставаться честна перед собою.
Блэкторн даже раздобыл метлу где-то в разрушенной части дома, но поднятые им тучи пыли чуть не испортили то, что она готовила на ужин, и Жизлен, забрав у него инструмент, которым он так неловко пользовался, уговорила его посидеть у огня, досадуя на себя за то, что не испытывает сейчас к нему прежней злости.
Трактирщик выполнил поручение лучше, чем можно было ожидать, добыв масла, сливок, яиц и кусок острого, выдержанного сыра. Пока мужчины чем-то занимались в соседней комнате, Жизлен сотворила настоящее чудо — сладкий крем с яблоками, оставшимися от прошлогоднего урожая, крестьянский омлет с картофелем и еще сварила кофе, настоящий, чудесный кофе. Если бы была ее воля, она бы завершила трапезу этим чудесным напитком. Пожалуй, если что-то в жизни и доставляло ей удовольствие, так это был кофе, и она с наслаждением вдыхала его аромат, пока он закипал на огне. У стола было только три ноги, и Жизлен подтащила его к стене. Она аккуратно разложила омлет по тарелкам, разлила кофе в кружки, и, присев, стала ждать. Она не надеялась на благодарность, и не услышала ее. Николас шлепнулся на стул, что само по себе было весьма неразумно, учитывая ветхость всего, что их окружало, протянул руку и, забрав ее тарелку, поменял на свою.
— Вы не возражаете, я надеюсь? — с деланной любезностью спросил он.
— Ничуть, — ответила Жизлен.
Трактирщик внимательно следил за происходящим, и его маленькие хитрые глазки бегали туда-сюда.
— Может, лучше возьмете мою? — спросил он, и взял тарелку своего хозяина. — Мамзель уж очень хитрая.
— Если хотите, я съем все, — предложила Жизлен, — я проголодалась, а еда остынет, пока вы спорите. Выберете себе наконец тарелки и дайте мне спокойно поужинать.
Николас откинулся на спинку стула.
— Насколько я понимаю, это вызов. Нельзя, чтобы она считала нас трусами, Трак. У каждого из нас есть один шанс из трех остаться в живых. Если, конечно, она не решила угрохать разом нас обоих, а заодно и себя, как в трагедии Шекспира.
— Поверьте, — сказала Жизлен, — что я теперь не желаю умирать только ради того, чтобы вы получили по заслугам.
Блэкторн с Трактирщиком уже успели откупорить бутылку бренди, пока были в соседней комнате, и теперь, взяв ее кружку, он плеснул в нее солидную порцию крепкого напитка.
— Обойдемся без мук, я правильно понял? Отлично. Мучиться очень утомительно.
— Вероятно, вы судите по собственному опыту.
— Но я-то был вынужден терпеть. А вообще святые ужасно скучны, я предпочитаю грешников.
— Не сомневаюсь.
Омлет получился нежнейший, несмотря на то, что она не положила в него специй, опасаясь, что Блэкторн, приняв тмин за какой-нибудь неизвестный ему вид мышьяка, выкинет все в огонь.
Когда наконец он приступил к еде, она заметила, что аппетит у него лучше, чем в предыдущие дни. В его глазах зажглись странные огоньки и это насторожило Жизлен. Похоже, что, увезя, ее из Энсли-Холла, он не овладел ею, ожидая подходящего момента, а теперь час настал. Впрочем, она не знала, ощущает она испуг или облегчение. Его слова подтвердили ее подозрения.
— Я хочу, чтобы ты сходил в город, Трак, — сказал он как бы между прочим, берясь за кружку, которую он, покончив с кофе, наполнял бренди. — Мы проезжали мимо гостиницы, до нее миль пять не больше, ты можешь снять там себе комнату. И узнай, нет ли каких-нибудь вестей из Лондона. Думаю, Джейсон Харгроув выздоравливает, иначе бы мы что-нибудь о нем услышали. И еще, спроси, нельзя ли найти мастеров, чтобы починили крышу. Кроме того, присмотрись, нет ли там девушки с такой же фигурой, как у Мамзель. Она, наверное, устала ходить в одежде великанши.
— Элин не великанша, — возмутилась Жизлен.
— Значит, все же есть человек, который вам не безразличен. А я-то думал, вы разучились чувствовать, — сказал Николас. — Только не думайте, что Элин сможет вам помочь. Возможно, она к вам тоже привязана, только едва ли станет гоняться за вами по всей стране. Больше вы ее не увидите, моя крошка. Смиритесь с этим.
— Я смирилась три дня назад, когда вы утащили меня из Энсли-Холла.
— Это было четыре дня назад. Приятно слышать, что время для вас более стремительно промелькнуло. Я понимаю, что был неоправданно жесток, тогда как вы хотели всего-навсего меня убить. Случается, что меня выводят из себя сущие пустяки. — Он сделал еще глоток. Трактирщик встал и направился к двери.
— Когда мне вернуться? — спросил он, и Жизлен впервые заметила, что, обращаясь к хозяину, он почти никогда не употребляет ни имени, ни титула.
Николас даже не взглянул на него, — он улыбался Жизлен мечтательной и сочувствующей улыбкой.
— Завтра к вечеру, — ответил он. — Отдыхай. «Значит, вопрос, где кому спать решен», — думала она, стараясь не выказать беспокойства. Она поднялась, неторопливо убрала со стола, убеждая себя не отчаиваться. Она переживала и худшее. Как-нибудь переживет и Николаса Блэкторна.
Недели после того, как они с Шарлем-Луи добрались до Парижа, превратились в сплошной кошмар. Днем они прятались, опасаясь разъяренной черни — потому что даже грубая одежда не могла скрыть их благородного происхождения. Когда становилось темно, они добывали еду и спасались от тех, кто царствовал по ночам.
Жизлен помнила день, когда это случилось, помнила слишком хорошо. Двадцать третьего термидора по новому французскому календарю. Они голодали уже двое суток, и Шарль-Луи плакал, не переставая. Она оставила его на дорожке позади пивной, считая, что это достаточно безопасное место, а сама пошла искать хоть какой-нибудь еды. Она нашла куда больше, чем предполагала.
Жан-Люк Мальвивэ. Она не могла забыть его лица — маленькие лукавые глазки, длинный острый нос, тонкие губы. Она понимала, что он был тогда молод, но ей, в ее восемнадцать лет, он показался очень взрослым. Скорее всего ему было не больше тридцати, но по его лицу невозможно было определить возраст. Оно было порочным, хотя тогда она этого не поняла.
Он нашел ее, когда она стояла на коленях возле мужчины, только что вышедшего из пивной. Мужчина смог сделать всего несколько шагов — до того он был пьян, а потом свалился прямо на тротуар.
Жизлен наблюдала за ним из-за угла, и, быстро подскочив, принялась опустошать его туго набитый кошелек, когда чья-то сердитая рука, схватив ее за плечо, с силой потянула вверх. Мужчина выругался, когда свет упал на ее лицо.
— Есть лучшие способы зарабатывать на жизнь, красавица, — сказал он, откидывая грязной рукой волосы, закрывавшие ей лицо. Она и сама была не чище после нескольких недель жизни на улицах, но отпрянула в отвращении.
— Как тебя зовут? — спросил он. — Ты, наверное, недавно в городе, раз еще не научилась сводить концы с концами. Я могу отвести тебя туда, где у тебя будет красивая одежда, где ты сможешь принять ванну, если захочешь, и где тебя будет вдоволь еды. Много, очень много еды.
Жизлен смотрела на него, онемев от растерянности. Она все еще была наивна, несмотря на недели, проведенные в Париже, и не поняла, о чем он говорит. А еще она боялась заговорить.
Она попробовала вырваться, но ничего не получилось. Она хотела позвать на помощь, но, не успев открыть рот, уже знала, что навлечет на себя вместо одной беды две. Ей оставалось лишь плестись за ним, спотыкаясь, по улицам, а он оставлял без внимания ее жалкие попытки сопротивляться.