Она стала злой и холодной в последние несколько месяцев. В сердце ее осталось место разве что для Шарля-Луи. Даже Старого Скелета она терпела с трудом. Но поскольку и ему были безразличны те, кто его окружал, они находили общий язык.
— Ты рассказываешь мне то, что я прекрасно знаю и без тебя. Что ты можешь мне посовето-вать? — спросила она спокойно.
— То, что само собой разумеется. У тебя есть возможность кое-что продать. Не многие богачи с улиц Парижа могут позволить себе не продавать того, что имеют.
— Заткнись, — прошипела она, бросив беспокойный взгляд на брата. Несмотря на тяжелую жизнь и плохую еду, он вырос. Его одежда стала ему мала и превратилась в лохмотья. Ему было уже тринадцать, но взгляд его оставался младенческим.
— Не бойся, Жизлен. Его уши слышат, но рассудок ничего не воспринимает. Он не узнает, если ты решишь продать себя, чтобы накормить и одеть его.
Наконец все было произнесено вслух. Вдруг она представила себе, что задыхающийся, потный англичанин снова измывается над ее телом.
— Нет! — закричала Жизлен, не в силах сдержать возмущения. Скелет лишь пожал плечами.
— Я забыл. У аристократов свои правила.
— Я стану убивать, — ответила она голосом, полным отчаянья, — стану сбивать с ног людей и отбирать у них кошельки. Я готова ограбить могилы своих близких. Но я не могу торговать собой на улицах. Я сойду с ума.
— Карманнику трудно прокормить и себя, не то что троих, — заметил старик. Жизлен не смогла сдержать усмешки.
— Ты хочешь прожить на то, что я заработаю проституцией?
— Но это естественно. Я буду находить клиентов и следить, чтобы тебе ничего не угрожало.
— Ты сможешь меня защитить? — она горько усмехнулась.
— Никто не сможет тебя защитить. Никто не сможет защитить никого из нас. Но я могу помочь. Однажды ты такое пережила — и не пытайся отпираться. Я слишком давно обитаю на улицах Парижа, чтобы не понять, где ты пропадала этим летом. Ты выжила, но не разбогатела. Теперь можешь попробовать еще раз за хорошую плату.
— Иди ты к черту, я не могу… — ее возмущенные крики внезапно прервал кашель Шарля-Луи.
— Он нуждается в теплом одеяле, — безжалостно повторял Скелет своим надтреснутым голосом. — Он нуждается в горячем супе и лекарстве. Иначе он умрет, умрет раньше тебя, он же много слабее. Ты что, хочешь это увидеть?
Жизлен задрожала. Было холодно, очень холод-но. Она вспомнила мадам Клод, вспомнила ее отвратительное, наглое лицо, тонкие простыни в ее заведении и ее грубых клиентов. Вспомнила о безумном старом графе, любителе наслаждаться страданиями. Вспомнила о Николасе Блэкторне, принявшем ее за одну из бесчисленных девок.
— Я не вернусь туда, — сердито сказала она.
— Тебе и не надо никуда возвращаться. Месье Поркэн, мясник, спрашивал у меня, не хочешь ли ты заработать немного денег. Ты сходишь к нему домой, а он тебе заплатит. — Если бы он говорил с ней сочувственно, по-доброму, она бы отказалась. Он же говорил об этом как о чем-то само собой разумеющемся. — Часок, а может, и меньше, Жизлен. Полежишь на спине, и подумаешь, как тебе лучше потратить несколько лишних франков. Ну неужели ты откажешься?
Она и сама не знала. А потом поняла, что не станет, не может отказаться. Если уж она выжила после того, как ее привязали и изнасиловали, то уж как-нибудь сумеет удовлетворить нехитрые потребности господина Поркэна. Он был не злой человек, — раз или два он давал ей мясные обрезки для брата, и глаза у него были грустные, а не жестокие. Она возьмет у него деньги и сумеет выжить.
Кончилось тем, что она пошла на это трижды. Два раза с господином Поркэном, когда голод хватал за горло, и у Шарля-Луи сквозь бледную кожу стали просвечивать кости. Она благословляла младенческую немоту, которая сковала его уста. Он не знал, чем она занимается ради него. Он не должен никогда узнать о позоре, который выбрала его сестра.
Третий раз стал последним, и она так и не узнала, считать ли и его грехом, легшим на ее душу, так как дело не дошло до конца. Собственно, это было не так уж и важно. Душу она давным-давно потеряла. Бога она потеряла немногим позже.
— Я не пойду, — сказала она Старому Скелету, когда он сказал ей, что кто-то еще нуждается в ее услугах, — господин Поркэн одно — он добрый, ничего не требует от меня и никогда не задерживает. Я не пойду к незнакомому…
— Поркэна сегодня забрали, — объяснил ей старик, слишком усталый, чтобы выказывать сочув-ствие. — Его выдал член районного комитета. С такими, как Поркэн, они долго не церемонятся. Мадам Гильотине нужна работа.
Жизлен выслушала его историю без особого сожаления, хотя и потеряла человека, который по-своему был к ней добр.
— Значит, ты уже нашел замену? — спросила она. Старый Скелет покачал головой.
— Я не при чем. Это человек, который выдал Поркэна. У него свои причины.
Жизлен почувствовала, как ее начинает понемногу охватывать страх.
— Какие?
— Магазин Поркэна приносит хороший доход… Он хотел его получить. А еще он хотел получить тебя.
Жизлен пожала плечами.
— Мне кажется, прибыльное дело куда заманчивее, — сказала она равнодушно. — Я не намерена брать на себя ответственность…
— Глупая аристократка! — сплюнул старик. — Это не шутки. Этот человек опасен. Он спрашивал о тебе. Ты не можешь отказаться.
— Могу! Я могу выбирать!
— Он найдет тебя. Он влиятельный человек, и становится влиятельней с каждым днем. Он — один из вождей нового общества. Умеет нанести удар в спину, найти слабое место. Он сумел занять высокое положение в революционном правительстве. Его не остановишь.
— Я не…
— Пойдешь. Ты пойдешь к нему и будешь делать все, что он прикажет. Если ты откажешься, Шарль-Луи умрет.
— Откуда он мог узнать о нас, обо мне, о Шарле-Луи?
— Ты заметна, Жизлен. Хоть ты и прячешься в тень, люди знают об аристократке и ее брате. Ты слишком красива даже в лохмотьях, чтобы оставаться незамеченной. А цель этого человека — знать все. Не думай, что ты сможешь защитить Шарля-Луи. От него нельзя никого защитить. Самое большее, на что ты можешь надеяться, это удовлетворить его желание.
Она еще раз взглянула на Шарля-Луи. Его глаза были закрыты, спутанные волосы падали на истощенное лицо, худая грудь с усилием приподнималась. Он слышал каждое слово. Ей оставалось лишь надеяться, что Старый Скелет прав и что он ничего не понимает.
— Когда? — спросила она, понимая, что у нее нет выбора. — Где?
— В доме Поркэна. Он уже стал хозяином. Не верь, если он притворится великодушным. Это волк, который ради своего удовольствия, готов перегрызть горло любому. Будь осторожна.
— И кто же этот волк? — спросила она устало.
— Его зовут Жан-Люк Мальвивэ.
Жизлен не сразу поняла, где она находится. Она лежала на шотландском лугу, над ее головой светило солнце, сладкий запах цветов щекотал ей ноздри. Земля под ней была твердой, но не тверже мостовых Парижа, солнце теплым, а небо удивительно голубым. Темные, зловонные городские улицы давно исчезли. Ноги ее больше никогда не будет во Франции.
Кажется, впервые она обрадовалась тому, что они с Николасом заключили перемирие. Если бы ей не была дорога ее честь, она бы уже сбежала, была бы далеко от него. Но она дала слово и намеревалась сдержать его. Кроме того, этот день мира, покоя, и солнечного света возвратил ей то, что она давным-давно утратила.
Жизлен села и с наслаждением огляделась вокруг. Она не слишком часто задумывалась о будущем — жизнь это просто путь, по которому надо двигаться день за днем, и роптать столь же бессмысленно, как и надеяться. И все же, если ветры судьбы будут к ней благосклонны, она бы хотела жить в деревне. Где-нибудь вдали от городского зловония и людей, там, где растут деревья и цветы, поют птицы, пахнет мокрой землей и бегут быстрые ручьи.
Ей нравилось это место. Голубовато-багряные горы вдали, вековые деревья, каменистая почва. Она никогда прежде не бывала в таком краю — уединенном и мирном. Пожалуй, здесь она могла бы чувствовать себя счастливой.
Жизлен сомневалась, что найдет сейчас какие-нибудь ягоды, но неторопливо поднялась. Волосы ее высохли и спутались, и ей захотелось обрезать их только что наточенным ножом, который дал ей Николас. Она не смогла этого сделать. Жертвам мадам Гильотины волосы обрезали заранее, чтобы они не мешали работе ножа. Каждый раз, когда ей хотелось подстричь свои локоны, она начинала ощущать холод металла на шее.
Ягод не было, зато были цветы. Она нагнулась, вдохнула аромат и только собиралась сорвать нежное растение, как услышала знакомый, выводящий ее из терпения голос.
— Самая настоящая пастораль, Жизлен, — произнес Блэкторн. — Мария-Антуанетта в роли пастушки. Если бы я знал, что вы столь падки до деревенских радостей, мы бы сделали остановку раньше.
Жизлен замерла, но запах цветов был слишком раздражающим, и она, медленно выпрямившись, взглянула на него и спросила:
— Как ваш улов?
Это был вежливый вопрос, но он не ответил, а покачал головой и приблизился к ней.
— Пока никак, — ответил он.
Она отскочила, когда он подошел к ней совсем близко.
— Вы дали слово, что не будете до меня дотрагиваться, — сказала она, не замечая, что голос выдает ее испуг. На его лице снова появилась коварная ухмылка.
— Ну что вам ответить, моя милая, я, как всегда, солгал.
14
Жизлен смотрела на него, как перепуганная серна, своими огромными темными глазами. Она редко выглядела испуганной, но сейчас явно боялась.
— Я хочу всего лишь вас поцеловать, ma petite, — тихо и вкрадчиво произнес Николас голосом, которым обычно усмирял норовистых лошадей и встревоженных женщин. Он знал, что ни одна не может устоять перед этим ласкающим слух мурлыканьем.
Жизлен, конечно, крепкий орешек. Она не из тех, кого легко приручить — женщину, которая не раздумывая прибегает к помощи яда, не так-то просто выбить из колеи. Но все же что-то заставило ее трепетать, когда он близко, и это ему очень нравилось.