Я посмотрела на нее, как на безумную.
– Ты хочешь сказать, что мой сын мертв? И Дональд тоже? Ради бога, скажи, что это ложь, Селина… ради бога…
– Нет, Анни, мне ужасно жаль… Я…
Стены содрогнулись от глубокого гортанного крика, и я упала на пол. Лицо Селины исказил ужас. Надзиратель поднял меня и потащил по коридору.
– Выйдешь, когда успокоишься, – сказал он, швырнув меня в камеру.
В ушах стоял непрекращающийся вой, и лишь не скоро я поняла, что он исходит из моей груди.
Прошли дни, мое истерическое состояние перешло в ступор. Помню, что периодически меня отводили в комнату для свиданий, где какие-то смутно различимые фигуры пытались объяснить мне, что происходит. Я не хотела никого слышать. Я ушла глубоко в себя, в пустоту небытия. Иначе просто не вынесла бы боли. Незнакомцы говорили о грозящих мне обвинениях, о том, что если я не начну защищаться, то меня повесят. Что если я не приду в себя, то проведу оставшееся до суда время в приюте для душевнобольных.
Мой сын, боюсь, ты считаешь меня слабой, однако страшное известие о вашей гибели полностью сломило мой дух. Лежа в камере, я просила у богов смерти, чтобы воссоединиться с вами.
– Вставай, к тебе пришли, – донесся грубый голос.
Я безучастно помотала головой, не желая никого видеть. Тюремщик придал мне сидячее положение, окунул в миску с водой грязную тряпку и вытер мне лицо.
– Пусть только попробуют сказать, что мы не заботимся о заключенных, – сказал он, поднял меня на ноги и потащил из камеры, как тряпичную куклу. И добавил, швырнув меня на стул в комнате для свиданий: – Чтоб никаких истерик перед посетителями!
Я безвольно уронила голову на грудь, не в силах держать ее прямо. К тому же меня не интересовало, кто пришел. Хотелось только одного: чтобы эта пытка закончилась и я могла вернуться в спасительное небытие.
Донеслись шаги и смутно знакомый аромат откуда-то из давних, счастливых времен.
– Анни! Анни, посмотри на меня!
Голос тоже казался знакомым, но я подумала, что мне это снится, и не подняла головы.
– Это я, Индира. Пожалуйста, скажи, что ты меня узнала.
Чуть не рассмеявшись при мысли, что здесь могла оказаться Индира, я подумала, что это игра воображения, потому что подруга детства ассоциировалась в моем мозгу только лишь с теплом, безопасностью и счастьем.
– Анни, пожалуйста, посмотри на меня, – не умолкал голос.
– Это не ты, – прошептала я себе, вцепившись руками в тонкую ткань юбки у себя на коленях. – Все обман, просто обман…
Вновь шаги… и чьи-то теплые руки.
– Анни, немедленно открой глаза! Клянусь, я правда здесь. Пожалуйста, Анни, скорее открой глаза, а то я начну думать, что ты действительно сошла с ума, как меня уверяют.
Наконец я набралась смелости сделать то, что просит голос, уверенная, что никого не увижу.
– Здравствуй, Анни! Видишь, это правда я.
Индира присела на корточки, озабоченно заглядывая мне в лицо.
– Пожалуйста, скажи, что ты меня узнаешь.
Я кивнула, все еще не в силах говорить.
– Слава богу!
И лишь когда подруга сжала меня в объятиях, я наконец поверила, что она настоящая.
– Боже, Анни, до чего они тебя довели! – прошептала Индира со слезами на глазах. – Но теперь я здесь, и тебе больше не о чем волноваться.
– Кто тебе сказал? – спросила я, когда наконец обрела голос.
– Селина. Мы встретились во Франции незадолго до всего этого. А чуть больше недели назад она позвонила и стала умолять о помощи. Она чудом меня застала, мы уже собирались возвращаться в Индию. И я примчалась.
– Сколько… – Я облизала пересохшие губы. – Сколько я здесь нахожусь?
– Примерно три недели. Ладно, идем отсюда, потом поговорим.
– Нет, Инди, – я грустно покачала головой, – мне отсюда не выйти. Меня обвиняют в убийстве Вайолет Астбери и скоро повесят. Но мне все равно. Мой сын мертв. Дональд тоже. Я не хочу жить.
Она сурово посмотрела на меня:
– Анахита Чаван, ты помнишь, как я сказала тебе эти же самые слова, когда ты приехала в Индию спасать меня?
– Да.
– Теперь я тебя спасу, милая моя подруга.
– Нет, Инди. Мо больше нет, нет и Дональда. Я правда хочу умереть.
– Я согласна, это самый ужасный ужас. Однако я знаю тебя с детства, Анни. Я видела, как ты даешь силы другим, в том числе и мне; теперь постарайся для себя. Я знаю, ты сможешь.
– Спасибо, Инди, – ответила я, – только ты не в состоянии ничего сделать. Меня приговорят к смертной казни.
– Никакого суда не будет, Анни. Обвинения сняты. Я отвезу тебя домой.
Я непонимающе посмотрела на нее.
– Я не могу вернуться в коттедж у ручья. Меня туда не пустят.
– Нет, Анни. Домой, в Индию.
Мои воспоминания об освобождении из Холлоуэй и прибытии в особняк в Найтсбридже, где я останавливалась в детстве, тоже окутаны туманом. Более всего мне запомнилась внезапно окружившая меня чудесная мягкость – ласковые руки, пуховые подушки, добрые голоса. Никаких криков и стонов – просто тишина. По-моему, я большую часть времени просто спала – сон лечит тело и душу.
Когда бы я ни проснулась, в кресле рядом с кроватью сидела Индира. Она кормила меня из ложки бульоном и врачевала раны, покрывавшие мое тело. Ухаживая за мной, она старалась разговорить меня, вспоминала забавные случаи из нашего детства: как она не хотела ехать в школу и спала в слоновнике с Притти; как, усыпив с моей помощью бдительность мисс Рид, переоделась в персиковое шифоновое платье и завоевала сердце своего принца. Я не отвечала, но слушала. Теперь я понимаю, что меня спасла только ее любовь. Постепенно я осознала, что нельзя больше прятаться под покровы сна, что надо найти в себе силы возвращаться к жизни.
– По-моему, ты идешь на поправку, – сказала однажды утром Индира, когда я отняла у нее ложку, заявив, что могу поесть сама.
– Да, – согласилась я.
– Слава богу, а то я уже начала сомневаться в своих способностях сиделки, – ухмыльнулась она. – Забота о других никогда не была моим коньком.
– Инди, – мои глаза затуманились, – ты такая умница. Если бы не ты…
– Пустяки. Я вот о чем думаю. Хотя ты еще не совсем пришла в себя, я хочу как можно скорее купить билеты в Индию. Не верю я этой ведьме из Астбери. Как бы она не придумала еще какую-нибудь пакость.
– Ты о чем? – Мое сердце объял ужас. Я не знала подробностей своего чудесного освобождения.
– Да ладно, забудь, – беззаботно махнула рукой Индира. – Просто тебе надо поскорее домой. Когда окрепнешь, я все тебе расскажу.
– Хорошо, – ответила я, понимая, что она права. – А твоя мама знает, что ты здесь, со мной?
– Конечно, знает. Это она добилась твоего освобождения.
– Так она меня простила?
– Естественно. И меня тоже. Как только у нее появился внук, она не смогла удержаться от искушения посмотреть на него. Пишет мне каждый день; кстати, передает тебе привет и надеется скоро увидеть. А теперь давай посмотрим, сможешь ли ты встать и дойти до ванной.
Прошло еще несколько дней, и ко мне полностью вернулись физические силы. Я согласилась, что нужно покупать билеты. Тем не менее я избегала вопросов, на которые должна была получить ответы до отъезда из Англии.
Однажды после обеда Индира сообщила, что ко мне пришла Селина. Меня охватил страх, кровь отлила от лица. Индира взяла меня за руку.
– Я буду с тобой. Мы отплываем через два дня. Ты должна с ней поговорить.
Я кивнула, и через пять минут мы спустились в гостиную.
– Как ты, Анни? – Селина, напряженная и бледная, подошла ко мне и сжала мою руку.
– Спасибо, уже лучше.
– Слава богу! Я чуть с ума не сошла, увидев тебя в этом ужасном месте.
– Извини, что доставила столько хлопот, – печально промолвила я.
– Анни, не смей винить себя в том, что произошло! – гневно сказала Селина. – Вся эта ужасная трагедия – дело рук одного человека. Пойдем присядем.
Мы сели на роскошный честерфилдский диван, а Индира устроилась в кресле напротив, словно мать-тигрица, наблюдающая за первыми шагами своего малыша.
– Спасибо за помощь, Селина.
– Я здесь ни при чем. Чудо сотворили Индира и ее семья.
– Селина, ты ведь знаешь, что я не убивала Вайолет? Она была моей подругой, я заботилась о ней и делала все, что могла, до самого конца, даже зная, что это бесполезно.
– Конечно, знаю, милая Анни. У тебя золотое сердце. Как бы то ни было, позволь мне рассказать все по порядку. Когда я вернулась во Францию и получила обе телеграммы – о смерти Вайолет и моего брата, – я поспешила в Астбери. Только там я услышала о твоем аресте по обвинению в убийстве. Я сразу поняла, чьих рук это дело, и поехала к ней.
– Ты имеешь в виду свою мать? – уточнила я.
– Да. Она, как и следовало ожидать, заявила, что знать ничего не знает и что именно доктор Трефузис первым высказал сомнения в лекарствах, которые ты давала Вайолет на протяжении беременности и в день смерти. К тому времени приехали родители Вайолет, и доктор Трефузис поделился с ними своими подозрениями. Естественно, им надо было кого-то обвинить, и они отправили доктора в полицию.
– А ведь знал, что сам виноват, – перебила ее Индира. – Он же врач.
– У обоих имелись причины убрать тебя с дороги, Анни, – вздохнула Селина. – Доктор Трефузис нашел козла отпущения, а моя мать… всем известно, почему она хотела избавиться от тебя.
– Мод приезжала ко мне после смерти Вайолет, – вспомнила я. – Страшно боялась, что Дональд может на мне жениться.
– Останься он в живых, так бы и сделал, – сказала Селина, желая меня утешить. – Он тебя очень любил.
– И я его любила. – Мой голос задрожал, и при мысли о том, что я потеряла, меня охватила паника. Усилием воли я заставила себя успокоиться. – Знаешь, Селина, еще до визита твоей матери я решила навсегда покинуть Астбери. Я поняла, что никто из нас не простит себе смерть Вайолет. Но как они могли найти доказательства, что я ее отравила?
– А помнишь, как доктор Трефузис интересовался твоими лекарственными растениями?