Их ладони соприкоснулись, и Ианте посмотрел ей в глаза.
– Скажи еще раз.
– Ианте… Я понимаю.
Ианте смежил веки. Он кивнул, на лице его чувство вины смешалось с облегчением, а когда он открыл глаза, они полнились тоской.
– Беатрис… – сказал он и притянул ее ближе, окутывая сладким ароматом цветов и фруктов. Когда танец окончился, они стояли в той же позе, что и начинали, – прижавшись друг к другу, губы – на расстоянии дюйма. У Беатрис внутри будто засверкали крошечные огоньки.
В голове было легко, словно Беатрис хлебнула редчайшего игристого. Ей почудилось, что у нее захватило дух, она взмыла в воздух, а потом рухнула с высоты и упала обратно в реальный мир, не разбившись.
– Ианте.
Последний аккорд затих, они отошли друг от друга, не отрывая взгляда. Беатрис все еще чувствовала прикосновения Ианте. Ее руки помнили теплый атлас его сюртука. Сердце билось так, словно она пробежала три мили, дыхание рвалось из груди.
Ианте склонил голову. Он протянул руку, и Беатрис вложила трепещущие пальцы ему в ладонь. Он повернулся и повел ее обратно к креслам у стены, откуда за танцующими наблюдали Исбета и Гарриет с матерью.
– Благодарю вас за помощь моей сестре, миссис Клейборн, мисс Гарриет. – Ианте поклонился им и повернулся к Исбете. – Ты оправилась, мы можем ехать?
– Полагаю, я выдержу дорогу, – сказала та. – Ты весьма изящно танцуешь кванадар, Беатрис. Зрелище было захватывающее.
Беатрис обдало жаром, и она было потупилась, но куда бы ни посмотрела, отовсюду встречала взгляды. В углу Даниэль Мезонетт сжимала в руке платок и уворачивалась от попыток брата ее подбодрить.
Беатрис с досадой оглянулась на Исбету.
– Похоже на то.
– Мы заедем за тобой после завтрака. – Исбета поднялась на ноги. – До встречи.
Ианте увел сестру, осмелившись напоследок бросить взгляд на Беатрис, прежде чем они покинули бальную залу.
Глава 12
Прищурившись, отец смотрел, как Беатрис расправляется с завтраком – ловко и безо всяких происшествий. Когда она закончила и попросила разрешения выйти из-за стола, он ответил не сразу.
– Полагаю, ты полностью оправилась от недомогания, от которого страдала вчера?
– Кажется, да, папа.
– Говорят, на балу тебе проходу не давали, – заметил отец, кивнув в сторону мамы. – Ты танцевала с сэром Чарльзом Кроссом?
– Да, – подтвердила Беатрис. – Он ищет супругу, которая могла бы вести насыщенную светскую жизнь. Сомневаюсь, что я на это гожусь.
– Не думай, что тебе не удалось произвести на него впечатление, дорогая, – успокоил ее отец. – Он приглашен на обед.
– Как жаль, что меня не будет, – сказала Беатрис.
– И ему жаль, что ты уже договорилась о встрече. Еще один выезд с Исбетой и Ианте Лаванами… – заметил он. – Ты имеешь основания думать, что он неравнодушен к тебе?
– Ианте весьма заботлив и нежен с Беатрис, – вставила Гарриет. – Я видела, как он говорил с ней вчера на балу, его интерес очевиден. Все это заметили, кроме тебя, Беатрис.
Отец откинулся на спинку стула.
– Мистер Калман Лаван пригласил нас на праздник на борту его корабля «Сияющее крыло». Это будет роскошный прием.
Беатрис схватила чашку чая и отхлебнула глоток.
– Правда?
После того как миссис Лаван почти выставила ее из дома?
Отец кивнул, но на лице его все еще отражалось сомнение.
– Но прежде чем передать мне приглашение, господин Лаван упомянул о вашей дружбе с Исбетой. Возможно, он просто хотел позвать тебя ради своей дочери.
– Нет, папа, – покачала головой Гарриет. – Ианте ухаживает за ней, поверь.
– Дружба с мисс Лаван – это не ухаживания мистера Лавана. Понимаю, что тебя волнует его внимание, но, не зная его намерений, ты не можешь позволить себе отпугивать других ухажеров. К концу сезона ты должна стать невестой. Важно лишь это.
Отец твердо стоял на своем. Он вложил все силы в одно предприятие – выдать Беатрис замуж. Если она потерпит неудачу, то и с инвестициями будет покончено. Клейборны разорятся. Беатрис не могла этого допустить – не могла.
– Как скажешь, папа.
– Она пользовалась успехом у многих джентльменов, – сказала мама, пригубив чай. – Прежде чем отправиться на прогулку, зайди ко мне, Беатрис.
– Да, мама. Папа, мама хочет со мной поговорить.
– Идите. – Отец махнул рукой, отпуская их. – Итак, Гарриет. По слухам, у тебя тоже вечер удался. Расскажи, с кем ты подружилась.
– Сегодня днем меня пригласили на чай к Джорджиане Шелдон, – начала Гарриет.
– Шелдоны! Какое прекрасное знакомство. Но единственный брат Барда Шелдона совсем дитя. Кто еще там будет, дорогая?
Дверь в столовую закрылась, и больше Беатрис ничего не услышала.
Мама быстро поднялась по лестнице и пригласила Беатрис к себе в комнату. Внутренняя дверь в ней вела в их с отцом спальню. Беатрис нравились обои с розами и лентами и изящная мебель с фигурными ножками, обитая тканью все с теми же розами, которая чудесно подходила золоченой резьбе, украшавшей кресла.
– Присядь, – велела мать и похлопала по сиденью рядом с собой. – Пару дней назад для тебя кое-что привезли, и я хочу, чтобы ты взглянула.
Она взяла плоскую деревянную шкатулку и осторожно приподняла крышку. На атласной подушечке сверкнуло серебро. Мать взяла его и положила на раскрытую ладонь; у Беатрис заныл живот.
Это было серебряное ожерелье с гравировкой в виде роз и шипов. Мать перевернула его, показывая отпечатанные внутри символы – защитные знаки, которые запирают магию.
Отец подарит этот амулет жениху Беатрис, когда они подпишут брачные соглашения. Во время церемонии, когда она перейдет от отца к мужу, тот наденет украшение на шею Беатрис. От одного взгляда на изящную безделушку ей становилось не по себе.
– Твой отец доплатил, чтобы символы выгравировали на внутренней стороне. – Мать покрутила вещицу в руках, и та сверкнула на солнце. – Полагаю, он хотел, чтобы ожерелье было красивым.
Оно было отвратительно. Ужасно! Беатрис невыносимо было на него смотреть.
– Убери его, мама. Я не хочу видеть это до свадьбы.
– Я не учила своих дочерей отворачиваться от горьких истин, – сказала мама. – Собственное ожерелье я не видела до церемонии. И поклялась, что не оставлю своих девочек в неведении касательно того, что определит их будущее.
– Мама…
Но та продолжала таким же спокойным тоном, каким, бывало, обучала Беатрис.
– Это магический предмет. Он сделан из сплава серебра и антинара. Секрет его изготовления запрещено открывать женщинам, но только маг может выковать этот металл. Тысячи лет эти ожерелья обеспечивали безопасность наших детей в теле матери.
Она будет надевать его лишь иногда. Только когда будет носить дитя. Только тогда.
– Я понимаю, – сказала Беатрис.
– Нет, не понимаешь, – возразила мать и поднесла к ее шее ожерелье. – Надень его.
Беатрис уставилась на украшение так, будто оно ее задушит.
– Ты не можешь меня заставить, – пробормотала она. – Это для церемонии.
– Знаю, – ответила мать. – Так выходила замуж я. Так выходят все женщины – они не понимают, что такое ожерелье, пока не станут женами.
– Это к несчастью.
– Так говорят. Подними подбородок, Беатрис.
– Но…
От прикосновения прохладного серебра и чего-то еще к шее у Беатрис на затылке поднялись волосы, она едва не задохнулась. Беатрис попыталась вырваться, но мать была слишком быстра. Застежка защелкнулась.
Все потускнело. Цвета стерлись. Звуки приглушились, послышалось шипение, но оно шло изнутри ее головы, а не снаружи. Мир стал серым, будто зрение застлала пелена. Должно быть, она больна. Завтрак вот-вот выплеснется из нее и испачкает платье и ковер ручного плетения у Беатрис под ногами. Но и в животе были те же притупившиеся ощущения, словно вытекло что-то жизненно важное.
– Сними это, – прошептала Беатрис. – Мама, пожалуйста.
– Генри Клейборн был самым красивым мужчиной в наших краях. Он знал стихи наизусть и читал их мне. Он вскружил мне голову книгами и романтическими поступками… Я даже не задумывалась о том, будет ли он меня уважать. Я не догадывалась, что красота увядает, и чтобы быть очаровательным, нужно как следует постараться.
Беатрис посмотрела на мать.
– Ты его разлюбила?
– Дело не в том, что я его разлюбила. Дело в том, что я начала на него обижаться.
Из шкатулки с атласной подкладкой она достала ключ. Обхватила руками шею дочери, защелка открылась, ожерелье соскользнуло и упало Беатрис на колени.
Тут же вернулись цвет, свет и звук. Беатрис зажала рукой рот. Мать взяла ключ и ожерелье и снова убрала в шкатулку, плотно закрыв крышку.
– Теперь тебе известно то, чего не знала я, – сказала мать.
– Это ужасно, – откликнулась Беатрис. – Ужасно. О, мама… как ты можешь это выносить? Как…
– Я помню, каков мир без ожерелья, – ответила мама. – Я думала, что Генри озарит мою жизнь. Что я буду просто надежным убежищем для тебя и Гарриет. И не знала, какую придется заплатить цену, пока не стало слишком поздно.
Беатрис схватилась рукой за горло. У нее не получалось как следует вдохнуть.
– К этому привыкаешь, – сказала мама. – И я не променяю ни тебя, ни Гарриет ни на что на свете. Даже на магию. Ты родилась, и лишь потом я поняла, какова была цена, и порадовалась этому. Но я не могу позволить тебе выйти замуж в неведении.
– Я не сумею. – Она этого не вынесет. А если попытается – от отчаяния лишится рассудка.
– Ты сильная, Беатрис. Твоих сил хватит узнать правду. Их хватит, чтобы все преодолеть. Я видела, как вчера ты танцевала весь вечер, но ни с кем твои глаза так не сияли, как с Ианте Лаваном. Никто не волнует тебя так, как он. А как он смотрит на тебя – если уж выходить замуж, моя дорогая, то лучше за него, иначе будешь мечтать о нем до скончания дней.
– Тогда зачем ты показала мне это? Зачем, мама?
– Чтобы ты понимала, чем придется заплатить. И вошла в храм с широко открытыми глазами. Тогда защитное ожерелье не обманет тебя так, как это случилось со мной.