Даррен дернулся, вероятно, наконец получив подсказку от слуг Балора. Морриган дала себе секунду, чтобы насладиться ужасом в расширяющихся глазах. Выхватив плеть-молнию, послала разряд. Сотканная из электрических искр нить оплела запястье колдуна. Он зашипел от боли, отшатнулся назад и прокричал заклинание, призывая фоморов из мира мертвых. Видимо, надеялся, что те заступятся за своего кормильца. Может, так бы и случилось, однако теневые тропы для демонов Балора еще нужно было проложить. А для этого надо быть чуть сильнее.
Не сводя с Даррена глаз, Морриган медленно сокращала расстояние. Поигрывала хлыстом, отчего тот со змеиным шипением соприкасался с полом. Догадываясь, что кровавый колдун сделает в следующее мгновение, она не выпускала рассветного осколка из руки. Даррен не разочаровал. Отчаявшись получить помощь от фоморов, он выкрикнул заклинание, которое Морриган не узнала. Очевидно, его однажды в качестве платы нашептал колдуну мир теней.
Она стремительно выставила вперед осколок, покрытый тонкой сетью отражающих чар. Заклинание сгустком тэны врезалось в него… и обратилось против своего создателя. Глядя в отражение, словно в окно, за которым таился скрытый от человеческих глаз мир тонких материй, Морриган наблюдала, как энергия мира теней – полуночная энергия – наполняет Даррена, просачиваясь сквозь кожу. Он захрипел и вытаращил глаза, от помертвевшего лица отхлынула краска. Какую бы кару ни приготовил кровавый колдун для Морриган, та настигла его самого. В отражении осколка его жизненные нити казались хлипкими, словно вот-вот порвутся… но нет. То ли заклинание получилось слабым (что вполне вероятно), то ли Даррен был на редкость живучим, однако умирать он не собирался.
Морриган не имела ничего против. Она не приветствовала убийства без необходимости. Охота на отступников представлялась ей эдакой игрой в хищника и жертву. Рано или поздно, наигравшись, кошка прихлопнет лапой мышь, однако в своем собственном сценарии роль карающей длани Морриган отводила Трибуналу.
Прошептав «Istos arachnis», она сплела рассветное заклинание. Воздух сгустился и стал липким, словно сладкая вата, пальцы перевила тонкая воздушная нить. Морриган опутала ей руки колдуна и, на всякий случай, залепила рот. Пойманные отступники были весьма изобретательны в оскорблениях и проклятиях.
Благодаря встроенному в портал-зеркала прямому пути в резиденцию Трибунала не прошло и часа, как она сдала закутанного в паутинный кокон Даррена в руки трибунов. Без косых взглядов со стороны околачивающихся неподалеку коллег, конечно же, не обошлось. Уязвленное самолюбие оставляло глубокие раны, и для опытных охотников она была хуже занозы под ногтями. Мелкая с виду помеха, но, если не вытащить – загниет. Сложно смириться с тем, что какая-то малолетка, которая так и не научилась обращаться ни с освященным силой Дану мечом, ни с пистолетом, уводила у них из-под носа самые прибыльные заказы.
Морриган всегда интересовало: знают ли они, чья она дочь? Или недоверие ко всем ведьмам без исключения, даже рассветным, у охотников в крови?
Уже уходя, она услышала за спиной «чертова ведьма». Голос принадлежал Карлу, наемнику, с которым у нее имелись давние счеты. Морриган развернулась, сверкая ослепительной и опасной улыбкой.
– Ведьма – да. А за чертову можешь и ответить.
Ее внешняя расслабленность была обманчива, однако Карл не дурак начинать драку в резиденции Трибунала. Верней, дурак, но не настолько. Он пробормотал что-то неразборчивое и отвернулся. Пожав плечами, Морриган ушла.
Дверь захлопнулась, маски спали. Мысль, которая все это время терзала ее, даже задвинутая силой воли в самые дальние уголки сознания, впилась в мозг. Морриган сжала амулет зова. Так сильно, что в какой-то момент заныла рука.
«Клио, прошу, отзовись».
Глава 2. Возвращение
Осенью Кенгьюбери – город, покинутый Морриган Блэр пять лет назад, – был особенно красив. Но сегодня ей не до ностальгии.
Морриган стиснула в ладони амулет зова. Гладкий и прохладный, он, казалось, вот-вот лопнет под ее напором, словно перезрелая вишня. Сестра не откликалась.
«Клио, это я».
Тишина.
Морриган чертыхнулась. Сколько они не общались? Неделю? Две? Больше.
«Балрог тебя забери».
Она злилась вовсе не на Клио, лишь на саму себя. Сестра знала, что лишний раз беспокоить Морриган не стоит. В момент вызова та могла плести заклинание, скручивать очередного отступника или идти по следу. Отвлекать ее было строго-настрого запрещено. Они давно договорились: Морриган сама вызывает Клио. Конечно, когда вспоминает о необходимости поддерживать связь с младшей сестрой.
Вина – словно яд на кончике иглы, а иглой была тревога. Морриган выдохнула, заставляя себя успокоиться.
Страж междугороднего портал-зеркала сжал ее руку и скользнул пальцами по коже, проводя невидимую черту от запястья до локтя. Под чарами истины проявился стройный ряд вытатуированных кельтских символов. Страж внимательно проверил личные данные Морриган – имя и присвоенный Трибуналом ранг охотницы.
– А, вольная, – поморщился он.
«Да, и на ваших изнеженных городских ни капли не похожа».
Не нужно быть эмпатом, чтобы понять всю глубину неодобрения стража. Впрочем, далеко не он один горел неистовым желанием поведать Морриган о своем отношении к вольным. Некоторые ограничивались снисходительными взглядами или покачиванием головы, а из других так и выплескивалась желчь.
Самое любопытное, что к опытным охотникам за головами – ярчайшим представителям касты вольных – большинство людей относилось с уважением, практически равняющим их с законниками. А вот молодых вольных, даже охотниц, чаще воспринимали как досадное недоразумение, эдаких неоперившихся птенцов, которые вздумали поиграть в героев и воинов. Наверняка считали, что они путаются под ногами старших и лишь создают тем помехи.
Вот они, двойные стандарты во всей красе.
– Знаю я таких, как ты. Обиженные на судьбу сиротки, одичавшие, озлобившиеся, словно выброшенные на улицу щенки.
Зло сощурив глаза, Морриган выдернула руку. На этот раз ей попался явно недовольный жизнью экземпляр. То ли жена от него ушла, то ли ужин подгорел, то ли дочь полуночной ведьмой стала. На кончике языка вертелось множество ядовитых реплик разной степени цензурности. Однако в Кенгьюбери ее привело дело. Она не собиралась терять время на препирательства.
«Мне всего девятнадцать, я свободна и вольна делать все, что захочу, и быть там, где захочу. Ты подчиняешься мэру и всем, кто по званию выше тебя, и застрял тут на веки вечные», – мстительно подумала Морриган. Вслух же подчеркнуто сухо осведомилась:
– Я могу идти?
– Иди, – буркнул страж.
Мощеные улочки города украшали золотисто-багряные ковры из опавших листьев, которые, повинуясь чарам городских рабочих, вот-вот превратятся в пыль. После них останутся лишь медленно гаснущие в воздухе золотистые искры. Обычно Морриган нравилось наблюдать за красочным процессом распада – явлением таким же естественным, как сама жизнь. Но чем ближе она подходила к дому сестры, тем больше мрачнела. Тем сильнее – глупо, конечно, и совершенно бессмысленно – сжимала в руках амулет зова, раз за разом воскрешая в памяти образ Клиодны. Сестра не откликалась.
Очередная попытка самоуспокоения с треском провалилась. Сердце – или же присущая ведьмам обостренная интуиция – подсказывало: что-то случилось. В душе поднялась волна тревоги, заглушая все прочие чувства, смывая раздражение от разговора со стражем. С Клио что-то произошло, теперь Морриган знала это наверняка.
Она готовилась вспомнить полузабытое плетение-ключ для рассветной печати на двери, однако та оказалась открыта. Дом семьи Блэр, в котором последние годы жила одна Клио, встретил ее тишиной и прохладой. И незаметной для глаз простых обывателей тэной, заполонившей все вокруг, словно черный туман. Морриган сглотнула, глядя в рассветный осколок. Тэна… Откуда она здесь?
С детства избрав путь света, Клио не сходила с него. Она не интересовалась полуночной магией, просто их мать смогла принять это далеко не сразу. Даже рассветную зеркальную, так почитаемую старшей сестрой, Клио отвергала. Боялась однажды ненароком перешагнуть опасную грань, на которой сама Морриган балансировала с трудом. Грань, за которой магия становится запрещенной. И все это несмотря на принадлежность к семье Блэр, заслужившей особую репутацию и широко известной среди ведьм.
А значит, есть лишь два варианта: либо что-то спровоцировало Клио на полуночные чары, либо на нее напал тот, кто их практиковал.
Гостиная. В узком плафоне порхала разбуженная сущность света, на стеклянном журнальном столике стояла чашка с остывшим чаем – излюбленным напитком Клио. Экфовизора у сестры не было – фильмам, спектаклям и шоу она предпочитала книги, которыми был доверху набит ее шкаф.
Что ни говори, а сестры Блэр выбрали разные судьбы. Морриган стала вольной в четырнадцать лет: бросила школу и отправилась в лагерь Картрай, где обучали охотников и охотниц. Несколько месяцев ее натаскивали, а затем вместе с группой старших наемников послали отлавливать отступников. Работа в команде длилась три года, но стало ясно, что ей куда комфортней в роли одиночки. Только так Морриган достигала наилучших результатов. Ей самой это казалось вполне закономерным. Пока держишься за чью-то юбку, пока тебя прикрывает чья-то спина, пока кто-то думает и действует за тебя, самодостаточной личностью не станешь.
Клиодна – приверженец старых традиций. Она продолжала учебу в школе и была одной из лучших ее учениц. Что, впрочем, совсем не удивительно. Несмотря на пропасть различий между членами семейства Блэр, имелось у них и кое-что общее: желание во всем и всегда быть лучшим.
Младшая сестра Морриган (в этом году ей исполнялось семнадцать) собиралась поступить в институт и получить нетипичную для потомственной ведьмы профессию врача. Стоит ли говорить, что Бадб, глава семейства, ее решение не одобряла?