– Магистр истории, – принужденно улыбнулась Алиса.
– Серьезно? – восторженно округлил глаза Август. – Это – судьба.
Проход снизу доверху был заставлен полками с книгами и небрежно стянутыми шпагатом рукописями, кипами громоздившимися друг на друге. Там были книги, облаченные в деревянные переплеты, и книги, любовно, вручную, обтянутые кожей и шелком; книги, тисненные рамками с орнаментом и золочеными обрезами, и книги, с раскрашенными от руки витиеватыми обложками. Однако их, похоже, никто не читал, и пожелтевшие от времени страницы покрылись толстым слоем пыли.
– Пока ты на хорошем счету, бери и читай сколько влезет, – пояснил Август, – но стоит тебе порвать страницу или вовремя не вернуть книгу – уф…. Библиотекари с тебя семь шкур спустят. Так что – гляди в оба.
Алиса с жадностью всматривалась в названия книг, ведя пальцем по искусно выделанным корешкам. «Порталы Гебридских островов», «Канцлер Уэстергард: жизнь есть служение», «Энциклопедия древесных пород, составленная Джагатсингх-Кэрролл»…
– Неужели я смог зайти так далеко? – вдруг воскликнул Август и озорно поглядел на Алису.
– Ты о чем? – Алиса оторвалась от созерцания книг.
– Мое первое настоящее свидание. Раз-два и – в дамки!
– Никакое это не свидание!
– Да ладно! Твои глаза говорят мне «да». Раз-два и – в дамки!
– Ты ошибаешься. Это – не свидание.
Август, словно простреленный навылет, прижал руки к сердцу и картинно закатил глаза.
Проход внезапно расширился, и перед Алисой возникла пустая круглая зала. Из устланного серым камнем пола выглядывала табличка: «Осторожно: светлячки». Алиса запрокинула голову и увидела густой рой светлячков, озарявших своим светом изогнутые стены.
– Что это? – поразилась Алиса.
На стенах залы висели тяжелые гобелены – огромные вылинявшие полотнища, лишь местами сохранившие изначальную яркость вплетенных в них нитей. Идущую по краям кайму украшали геометрические узоры, а на самом верху гобеленов проступали рунические знаки, накрепко вшитые в плотную грубую ткань.
– Наши семейные деревья, – похвалился Август. – Берут начало с четырех основателей Грачевника. Видишь имена тех, кто входит в Чертоги? – Август указал на едва различимые буквы на одном из узорчатых ковров: – Думаю, их вшили, пока ткали сам гобелен. Но ткань так прохудилась, что теперь вшивать имена нет никакой возможности. Вот их и перестали добавлять.
Алиса присмотрелась: вышитые имена заменили маленькие тусклые бумажные карточки, крепившиеся булавками к ткани. – Никто больше не добавляет свои имена. Светлячки не дают подойти к гобеленам. – Август вздохнул. – Единственное, что тут можно потрогать, – это книги.
– А чей это гобелен?
Окинув Алису насмешливым взглядом, Август повернулся к старинной темно-голубой шпалере с бледно-алой каймой. Вверху шпалеры виднелась изогнутая линия, напоминавшая волну, и примитивная лодочка, вышитая в той же манере, в какой троглодиты каменного века выбивали на стенах пещер свои петроглифы.
– Этот? Ахти, Повелителя воды. Полагают, что он воспроизвел Темзу или каким-то образом перенаправил в Грачевник некоторые ее потоки.
– Интересно, – проговорила Алиса.
– А это – гобелен Пеллервойнена. Он спроектировал город и создал порталы…. И, вероятнее всего, он был по уши влюблен в Миэликку. А вон там – гобелен Ильмаринена. Ходят слухи, что его праправнуком являлся достославный Томас Фарринер[11], который жил да был себе в Лондоне, а потом спалил его дотла. Ну а последний гобелен… – Август секунду помолчал, затем махнул рукой на зеленую шпалеру, – принадлежит Миэликки. Помимо прочих свершений, о которых ты наверняка более чем наслышана, она посадила это грандиозное дерево. Думаю, его с полным правом можно назвать Мировым деревом. Это дерево вдыхает жизнь в наш Грачевник. О нем ходит множество легенд, но все легенды, которые только можно услышать за этими стенами, зародились здесь, в своей колыбели…
Семейные деревья. Неожиданно Алису пронзила мысль – а ведь она не совсем человек…
– Мои биологические родители… – выдохнула она.
– А что с ними такое?
– Да если бы не их чертова ДНК, я жила бы себе дальше и горя не знала. Они все мне испортили. И угораздило же меня унаследовать эту безумную кровь.
– Семья – превыше всего, – криво ухмыльнулся Август.
Кусая в горьком отчаянии губы, она уставилась на гобелены.
– Но почему их пять? – удивилась она, кивая на повисшую у нее над головой белоснежно-белую шпалеру, окаймленную черными нитями. – Почему гобеленов пять, а не четыре?
– Ага! Углядела-таки. Пятый принадлежит Туони, Линтувахти. Но Линтувахти не был основателем. Он был…
– Повелителем мертвых. Смертью.
– Да. Был, есть и будет.
Алиса отступила на шаг, чтобы получше рассмотреть полотнище.
– Значит, у Повелителя мертвых есть семья? И Марианна права – у него есть ребенок?
– Семейное дерево Туони пусто, – многозначительно заметил Август.
– Туони… – словно эхо отозвалась Алиса.
– Угу. Туони. Смерть. Линтувахти.
– Сколько же у него имен?
– Шутишь, что ли? – расхохотался некромант. – Да имя ему – легион! Он есть в каждой культуре и в каждом языке, в каждом мало-мальском наречии. Мрачный Жнец, Мот, Танатос, дядюшка Гейн, Азраил, Санта Муэрте. Финны зовут его «Туони»… По правде говоря, Туони – подлинное имя Повелителя смерти, а Линтувахти – скорее его профессиональные обязанности. Но большинству людей он знаком именно по своей, грубо говоря, специализации, так что его истинное имя постепенно забывается.
– Превосходно, – хмыкнула Алиса. – Так что насчет его семейного древа?
– Про Туони сложено немало песен и мифов. Его имя окружено преданиями и легендами, принесенными в Грачевник финнами-вяки. В них говорится, что у Туони есть жена по имени Туонетар и семья – все как положено. Члены Братства просто помешаны на этих сказках. Они безоговорочно верят финским сказаниям, почитая их непреложной правдой, однако… Если бы у Туони были дети, то их имена были бы вышиты на его гобелене, но на гобелене никаких имен нет. Многие годы Братство искало потомков Туони, но так никого и не обнаружило. Уж мне ли не знать. – Алиса кивнула. – Марианна вынудила Проктора помочь ей. Но вскоре Проктор почти ослеп: он собственной физиономии в зеркале не различал, не то что детей Повелителя мертвых. И тогда приверженцам Братства втемяшилось в головы, что Туони, когда придет время, выберет возлюбленную, которая и родит ему детей. Детей, которые…
– Очистят мир?
– Ну да. Правда, этому верят лишь члены Братства. Большинство же людей считают, что Повелитель земли мертвых не способен к деторождению. Они утверждают, что смерть, порождающая жизнь, – это нелепость. А потому на Семейном дереве Туони нет ни детишек, ни их имен.
– А зачем тогда вывешивать его гобелен? – пожала плечами Алиса. – Он же до конца света останется пустым.
– В этом-то и фишка… – Август широко ухмыльнулся и кивком головы указал на ветхую обтерханную шпалеру, по верхнему краю которой была вышита черная, похожая на дерево, руна. – Потому-то Братство с ума и сходит – никто не знает, кто повесил этот гобелен. Марианна, например, просто зациклена на нем. Просто зациклена. Сам факт существования гобелена, по ее мнению, доказывает одно из двух: либо у Линтувахти уже есть потомство, либо он в состоянии его породить. Иных доказательств ей и не требуется.
Алиса с сомнением разглядывала простенький, затрепанный гобелен с торчавшими отовсюду нитями и подозрительными темными пятнами по краям. Если бы ей заплатили за то, чтобы она отнесла его к себе домой, она бы сто раз подумала, соглашаться ли на такое предложение.
Обогнув Августа, она отошла к остальным гобеленам. Перед этими величественными полотнами, колыхавшимися на стенах, она чувствовала себя крошечной пигалицей. Глаза ее с ненасытным любопытством перебегали с одной пришпиленной бумажки на другую. В ее голове зарницами вспыхивали имена: Генри Морган, Джошуа Майлз, Джеймс Кинан, Мартин Доннеллан….
Алиса приблизилась к тускло-зеленому гобелену Миэликки.
– Ты успел прикрепить бумажку со своим именем к одному из них, прежде чем их начали охранять светлячки?
– Я не вхож в Чертог, – вздохнул он. – Ну, пока не вхож. – Август махнул на самый дальний гобелен.
– Возможно, я состою в отдаленном родстве с Ахти. Вот уж мастак был управляться с водой. А я, между прочим, Август Рона, а Рона – это река во Франции. Разумеется, водное искусство не мое основополагающее наследие, и все же… Ты только не смейся…. Мне не нужен зонтик. Капли дождя просто… отскакивают от меня.
Алиса рассеянно кивнула, размышляя, есть ли на каком-либо гобелене имя Кроули.
– Ища подтверждение своим верованиям, Марианна прошерстила все культуры и религии, все мифологии, описывающие образ Смерти, – продолжал Август. – Финский эпос, легенды и мифы Древней Греции, христианское учение…
– Я видела ее рисунки.
– Тогда ты видела и кровь агнца на парадной двери. Ты не прочь устроить тут исторические словопрения? Ты что-нибудь слышала про Исход евреев из Египта?
– Ну да.
– Небось мультик диснеевский смотрела? – поддел он ее.
– Смотрела, но… Мои знания по этой теме намного глубже, Август.
Некромант залился веселым смехом.
– Итак, когда Моисей потребовал у фараона Древнего Египта отпустить израильтян, тот отказал им, и Бог наслал на Египет десять казней, и последней казнью стала смерть первенцев. Израильтяне же помазали двери свои кровью агнца, и Ангел Смерти, увидев кровь, прошел мимо домов их и пощадил детей их.
– Верно. Но ведь Линтувахти – это не Ангел Смерти, так?
– Так. – Август нервно пригладил волосы. – Мне бы сейчас сигаретку…
– Вернемся наверх. Если нас схватят Ищейки…
– Нет, погоди, – живо перебил ее Август. – Я… Я еще не все тебе тут показал. – Алиса настороженно прищурилась, и Август обезоруживающе улыбнулся. Однако его полуночник вел себя беспокойно и подозрительно, и в душу Алисы закрались сомнения. – Исход – это история о казнях, – пробормотал Август, отводя в сторону взгляд. – И в некоторых финских поверьях Ловиатар, дочь Повелителя земли мертвых…