– Как вы себя чувствуете? – спросила она, пристально разглядывая ночник в шести дюймах от его лица.
– Так, будто по мне потопталось стадо антилоп.
– Надо отвезти вас в больницу. Я наложила повязку, но рану необходимо зашить. Она до сих пор кровоточит.
Кроули оттянул ворот рубашки и осмотрел плечо. Ухмыльнулся.
– На кухне под мойкой есть швейный набор. Принесите его… Пожалуйста… – добавил он после некоторого раздумья.
Алиса разинула рот.
– Вы шутите, что ли? Вы же не сможете зашить рану!
– Разумеется, не смогу. – Кроули страдальчески закатил глаза. – Я что, по-вашему, идиот? Рану зашьете вы.
ттт
Она уселась на кровать, держа в руках швейный набор.
– Мне придется снова расстегнуть ее, – сказала она, касаясь пуговицы у него на рубашке.
Он задумчиво посмотрел на ее пальцы и кивнул.
Чуть дыша, Алиса расстегнула первую пуговицу. Пальцы ее неловко соскользнули и дотронулись до его кожи. Кроули закрыл глаза, замер. Сердце Алисы чуть не выпрыгнуло из груди, и она расстегнула вторую пуговицу. Господи, она и вправду раздевает его. В полнейшей тишине. В спальне, где они всю эту ночь провели в одной постели. Словно влюбленные… Последняя пуговица. Рука ее задержалась над петелькой, Кроули открыл глаза и посмотрел ей в лицо. Грудь его тяжело вздымалась прямо у нее под ладонью. Она распахнула рубашку, конфузливо кашлянула и отвела взгляд от его груди, от дорожки темных волос, скрывавшихся под ремнем брюк.
– Какой цвет предпочитаете? – спросила она, роясь в катушках хлопковых ниток.
– А что, он имеет какое-то значение?
– Зеленый подчеркнет цвет ваших глаз…
Кроули расхохотался и тут же зашипел от боли.
– Вы удивительно непрактичны. Выберите самую прочную нитку.
Алиса подергала светло-серую нить и сравнила ее с ярко-розовой. Розовая показалась ей чуть толще, и она уже начала разматывать ее, когда перехватила негодующий взгляд Кроули. Рука ее зависла в воздухе.
– Что вам не нравится? Вы же сами сказали, что цвет не имеет значения. – Кроули безмолвно буравил ее взглядом. – Хорошо, – сдалась Алиса и, отложив розовую катушку, вдела в иголку серую нить. Легонько прикоснувшись кончиком иглы к коже Кроули, она тяжело вздохнула и неожиданно выпалила: – Должна вам признаться, в школе я завалила экзамен по домоводству. Моя учительница сказала, что моими кривыми стежками только кривую дорожку для Аль Капоне прокладывать. Вы действительно хотите, чтобы я зашила вам рану?
– Я действительно не хочу. Я же не мазохист, право слово. Но куда мне деваться? Кроме вас, ее зашить некому.
– Но у вас нет обезболивающего.
– Так поговорите со мной. Пусть беседа сыграет роль анестезии. – Он мягко улыбнулся, словно желая сгладить предыдущую колкость.
– Ну как знаете. – Алиса вздохнула. – А о чем мы будем говорить?
Он взмахнул рукой, оставляя выбор за ней.
Алиса с замиранием сердца ткнула иглой в края раны. Кроули дернулся, иголка чуть не вывалилась у нее из руки, и Алиса со всей силы вогнала ее прямо в кровоточащую плоть.
– О боже! Простите!
– Просто. Зашейте. Рану, – хрустнул сведенными зубами Кроули.
Еле-еле уняв в руках дрожь, Алиса сделала первый стежок. Ей всегда становилось не по себе от вида крови. Кроули побледнел как полотно и почти слился с простыней.
– Скажите… Скажите, чей этот дом! – в отчаянии выкрикнула Алиса.
– Сильвии, – глухо застонал он.
– Ох, надо же. – Брови Алисы взмыли вверх. – А я-то вообразила, он принадлежит Саше.
– С чего вдруг такие фантазии? – Кроули бросило в жар, на его лбу снова выступила испарина.
– Ну… – неуверенно пояснила Алиса. – Потолок на кухне протекает. И в Корэм-хаусе тоже проблемы с трубами… Это ведь из-за Саши, да? Она не практикует свое ремесло, и ее наследие, вместо того чтобы потихоньку сойти на нет, прорывается то так, то этак, внезапно и бурно. Что произошло в…
– Она сама вам расскажет, если захочет, – оборвал ее Кроули.
Алиса захлопнула рот и склонилась над раной. Сделала еще один стежок, и Кроули тихонько зарычал.
– Простите, – шепнула Алиса. – Я бы хотела…
Она сердито дернула плечом, лихорадочно ища тему для разговора.
– Расскажите мне про вашу пресловутую Сильвию. Как вы с ней познакомились?
Разговор пошел Кроули на пользу: волнение его улеглось, и теперь он дышал размеренно и глубоко. Спокойно.
– Сильвия была моей женой, – сказал он.
– Что? – Алиса подскочила, как на углях, позабыв про иголку, воткнутую в кожу Кроули.
– Бог мой! – взревел Кроули, остервенело кусая губы. – Я пошутил! Шейте! Мелите языком и шейте!
– Простите, – пробормотала Алиса. – Но как вы с ней познакомились?
– Не вашего ума дело.
Алиса обиженно зыркнула на него, но Кроули закрыл глаза.
– Хорошо, – вздохнула она. – Но почему Сильвия передала свое перо именно мне?
– Птицеловы, такие как Сильвия, видят других полуночников, но не своих собственных. И лишь когда к птицеловам приходит смерть, полуночники наконец-то показываются своим хозяевам. Сильвия… увидела своего полуночника и поняла, что часы ее сочтены… У нее был рак. В последней стадии… Когда болезнь диагностировали, полуночник Сильвии выронил перо, и ей все стало ясно… – Кроули зашипел от боли – Алиса снова неудачно вонзила в него иголку. – Сильвия знала, кто должен стать ее наследником. Вы.
– Но вы-то как с ней познакомились, Кроули?
– Да бога ради! – Кроули распахнул глаза и сердито уставился на нее. Алиса съежилась и отвела взгляд. – Можно подумать, вы не иголкой орудуете, а тесаком мясника! Я ждал несколько лет, когда же Сильвия изберет себе преемника. С годами она растеряла почти все свое умение птицелова. Но давным-давно… Впрочем, это неважно. – Кроули тряхнул головой. – Мы были старинными друзьями. Когда-то… Когда-то я жил здесь… Сильвия мне доверяла.
– Вы жили здесь? В этой… – «…норе», – чуть не ляпнула Алиса, но вовремя прикусила язык. – Вы снимали у Сильвии комнату?
– Нет. Я был бездомным мальчишкой, и тихий домик с террасой в Баттерси казался мне тогда вполне уютным местечком. Можно сказать… я обязан Сильвии жизнью.
Что ж, это уже более походило на правду. На ум Алисе пришли слова Йозефа, кузнеца-хирурга, о Кроули, который «еще пацаненком» сбежал в Грачевник.
– А почему вы сбежали в Грачевник? – спросила Алиса. Глаза Кроули подернулись сумрачной дымкой, и Алиса поняла, что снова задела чувствительную струну в его сердце. – Думаю, я почти закончила, – поспешно сказала она. Кроули зажмурился, коротко кивнул, и Алиса склонилась над корявыми стежками. – А что с Корэм-хаусом? Она принадлежит вам или…
– Мне.
– Довольно большой дом, да? В нем жила ваша семья, когда вы были ребенком?
– У меня нет семьи, – резко ответил он.
– У всех есть семья, – мягко урезонила его Алиса. – Биологическая или нет. – Кроули промолчал, и Алиса покрепче стиснула иголку: похоже, о семье тоже лучше не заговаривать. – В Корэм-хаусе все просто с ума сходят, так за вас переживают. Я никому не сказала, что отправилась вас искать. Просто взяла и исчезла.
– Полагаю, ваш обожаемый Август волосы на голове рвет от беспокойства, не зная, что с вами.
– Август?
Алиса растерянно посмотрела на него, на мгновение забыв про шитье. От каменного лица Кроули веяло морозным холодом, глаза его были закрыты, но Алису вдруг захлестнуло горячей волной нежности, и по телу ее побежали мурашки. Несмотря на всю свою браваду Кроули выглядел непривычно беззащитным…. Беспомощным… Зажмурившись, он лежал на кровати, отдав себя на милость ее неумелым рукам.
– Вас просто бесит, если кто-то оказывается настолько умным, что… – шепнула Алиса.
Кроули открыл глаза, и она продернула иглу сквозь его кожу.
– Сомневаюсь, – беспечно продолжила она, – что Августа заботит кто-то, кроме самого себя. Вдобавок он, кажется, втюрился в Сашу.
– Ему ничего не светит, – хмыкнул Кроули. – Саша спит и видит одного только Джуда.
– Саша влюблена в Джуда? – изумилась Алиса.
– Это же очевидно, – ухмыльнулся Кроули. – Особенно для вас, птицеловов. Вы же читаете в наших душах, как в открытой книге.
– Но… Саша никогда… – сконфуженно пробормотала Алиса и с вызовом бросила: – А что еще мне следует знать из того, чего я не знаю?
– Бесконечно многое, – давясь смехом, отозвался Кроули, лукаво поглядывая на нее. – Да я поседею раньше, чем закончу вас просвещать.
Алиса еле удержалась, чтобы не вогнать иголку в его плечо по самое игольное ушко.
– Да ладно, – подзадорила она Кроули, – давайте посплетничаем.
– И не надейтесь, – отрезал Кроули. – Я подобными глупостями не занимаюсь.
– Ну а что насчет вас? – небрежно спросила Алиса. – Где вы прячете свою таинственную возлюбленную?
Выражение лица Кроули мгновенно переменилось. В комнате повисла удушающая, страшная тишина.
– Нигде, – хрипло произнес он. – Меня… Меня не интересуют подобные отношения.
– И никогда не интересовали? – опешила Алиса. – Вы никогда не… – Она смутилась, запуталась в словах, но вопрос помимо ее воли все-таки слетел с ее языка. – В вашей жизни никогда не было человека, к которому вы бы питали нежные чувства, или…
– В этой жизни я любил только двух женщин, – прошептал он странным бесплотным голосом. – Мою мать и… другую…
Кроули покачал головой. Лицо его страдальчески сморщилось, но что вызвало это страдание – ее вопрос или его рана, Алиса не поняла.
Она тихонько вздохнула, сделала последний стежок и, набравшись храбрости, подчеркнуто равнодушно спросила.
– Ну и… что же это была за женщина?
Кроули ответил не сразу. В его унесшемся в пустоту взгляде сквозила неизбывная тоска.
– Эстель была… божественна.
Он смотрел на Алису, но Алису не видел: его мысли унеслись в далекое прошлое. Еще никогда Алиса не чувствовала себя такой маленькой и ничтожной.