– Елочка здоровается с нами, – сказала она.
Должно быть, долгая прогулка утомила ее, потому что из всех возможных дней Эллен проспала в день рождественский постановки. А ведь Бен мог разбудить ее и детей, прежде чем отправляться в кабинет. Она торопливо отвела Маргарет и Джонни в школу, на обратном пути зашла в магазин. Входя в дом, она услышала голос Бена наверху:
– Она как раз вернулась, – говорил он.
– Кто это?
Ответом было молчание, и она подумала, может, он разговаривает с самим собой. Она почти дошла до кабинета, когда он ответил:
– Это тебя. Из издательства.
Он держал трубку, отставив подальше от лица, словно она вызывала у него негодование.
– Алиса Кэрролл? – одними губами спросила Эллен.
– Кто же еще.
Эллен взяла трубку из его руки и положила на край стола.
– Здравствуйте, Алиса.
– Эллен? Рада, что вас застала. Половина моих звонков этим утром сорвалась – линии повреждены из-за снегопада. – Она помолчала. – Вы случайно не знаете, не оскорбила ли я ненароком вашего мужа?
– Нет, он ничего такого мне не рассказывал, – проговорила Эллен, надеясь, что при этих словах Бен поднимет на нее глаза. Он продолжал таращиться на лес, так пристально, что взгляд расфокусировался, и он даже не шевельнулся, только положил руку, из которой она вынула телефонную трубку, на письменный стол, растопырив пальцы веером, то же самое произошло с другой рукой, и теперь они лежали совершенно симметрично. – А почему вы спросили?
– Просто он, кажется, совершенно не заинтересован обсуждать новую книгу.
Он не считает ее своей, подумала Эллен, но неужели он не понимает, пусть даже она написала там каждое слово, это все равно и его книга тоже?
– Наверное, вы позвонили в тот момент, когда он пытался оживить какой-то другой сюжет, – сказала она, подавив приступ страха, из-за которого она с трудом произнесла: – Расскажите мне о книге.
– Я вчера вечером собиралась на вечеринку, но снегопад поставил на ней крест, поэтому я решила почитать то, что вы мне прислали. Я подумала, лучше позвонить, чем отвечать письмом накануне Рождества. Мне хотелось, чтобы вы оба узнали: новый вариант – ровно то, что нужно. На самом деле, мне кажется, эта книга станет лучшей из всех ваших работ.
Эллен была ошеломлена.
– Я хотела сказать, – добавила редактор, – после того, как вы проиллюстрируете ее.
– Спасибо, что сказали. Спасибо! – Эллен все еще не знала, что именно чувствует. – Счастливого Рождества.
– И вам того же.
Эллен неловко распрощалась и развернулась спиной к окну, чтобы взглянуть Бену в лицо.
– Теперь книга ей нравится.
– Рад за тебя.
– За нас, Бен, за нас.
Он подпер рукой подбородок и повернул голову, поглядев ей в глаза.
– Всегда будем только мы, я обещаю, – сказал он.
У нее осталось неприятное ощущение, что даже сейчас его мысли и взгляд устремлены куда-то еще. Если он пытается работать, нельзя ему докучать.
– Если понадоблюсь, я рядом, – сказала она и отправилась вниз, удивляясь, почему похвала Алисы Кэрролл никак не утихомирила ее тревоги. Возможно, ей требуется время, чтобы успокоиться.
Эллен слушала радио, заворачивая подарки, подписывая открытки в ответ на пришедшие с утренней почтой, переписывая изменившиеся адреса в свою записную книжку, покрывая глазурью рождественский пирог, готовя гамбургеры на ужин. Ей пришлось переключаться с одной волны на другую в поисках рождественских гимнов. Между радиостанциями, а иногда и между гимнами, радио намертво умолкало, и ей казалось, его завалило снегом. В выпусках новостей не было почти ничего, кроме снегопадов: несколько скоростных шоссе оказались закрытыми, города и деревни – отрезанными от мира, ожидалось, что ситуация ухудшится. Каждый раз, слыша, что снегопад надвигается, Эллен бросала взгляд на окно, однако небо до самого горизонта оставалось ясным.
Бен не захотел обедать или пить кофе. Но он же не расстроит детей, отказавшись идти на спектакль?
– Будь готов через несколько минут, – прокричала она, доставая свою куртку.
– К чему угодно, – отозвался он, и его голос разнесся по дому, словно ветер. И он почти сразу сбежал по ступенькам, подхватил ее под руку и уже вышел бы из дома, если бы она не напомнила, что надо одеться. Пока он подгонял ее по тропинке, идущей вдоль общественных огородов, а потом тянул через лаз в живой изгороди у церкви рядом со школой, он едва не пританцовывал.
– Почти готово. Теперь уже скоро, – повторил он безо всякой надобности, и она даже засмеялась, когда они бежали через тень леса. Видя его настроение, она не могла не спросить:
– День был удачный?
Он улыбнулся так широко, что она невольно заулыбалась в ответ.
– Вот подожди, увидишь.
Самодельная сцена протянулась через весь актовый зал: два сдвинутых стола со стульями изображали таверну у картонной конюшни, присыпанной сеном, позади которой возвышалась фанера с нарисованными пальмами и ночным небом. Фанера прикрывала двери классных комнат, где явно прятались участники представления. Головы то и дело высовывались из-за декорации, высматривая родителей. Маргарет выглянула и одарила Эллен улыбкой, которая лично ей казалась невозмутимой, Джонни же разулыбался так, что запросто мог погубить всю пьесу, и Эллен скрестила за них обоих пальцы. По крайней мере, теперь у нее появился повод для волнения.
Когда действо началось, на улице уже стемнело. Звезды мерцали в высоких окнах за спинами публики, когда учительница Джонни притушила свет. Миссис Хоггард заиграла на пианино «Тихую ночь», и голоса невидимых детей начали петь.
В первой сцене Маргарет играла свою роль капризного посетителя таверны с таким вдохновением, что Эллен едва не расчувствовалась. Она была не единственной мамой, чей голос дрожал, когда все запели «В городе царя Давида». Судя по тому, как высоко Иосиф поддергивал на лодыжках свое одеяние из скатерти, он, должно быть, все время спотыкался на репетициях. Мария в сцене в таверне укачивала младенца Христа с такой яростью, что в какой-то полный напряженного ожидания момент показалось, он вывалится, хотя, похоже, этот младенец отскочил бы. Хозяин таверны позабыл почти все свои реплики, и суфлер подсказывал так громко, что родители артиста эхом повторяли его слова, сидя в зале. К этому моменту Эллен сдерживала не только слезы, но и смех, и некоторые ее соседи по скамье испытывали те же проблемы. Настоящее облегчение все испытали, когда артисты на сцене и скрытый в темноте хор грянули «Трех царей Востока», и родители стали подпевать. Эллен показалось, что сломалась система отопления: дети, слишком увлеченные представлением, вероятно, этого не заметили, однако их дыхание стало явственно видно.
Волхвы поднесли свои сокровища, коробку, наполненную выкрашенными под золото цепями, и две банки, в которых, как подозревала Эллен, были соли для ванны, после чего Джонни и его одноклассники, попискивая, разбежались по всему залу и весьма неохотно собрались в итоге там, где лежало сено. Все запели «Приходите, верующие», и зажегся свет, чтобы родители смогли сфотографировать актеров. Когда Эллен сделала полдюжины фотографий, Бен улыбался так странно, как будто ее действия казались ему излишними, хотя эти фотографии позже будут вызывать добрые воспоминания.
– Переодевайтесь побыстрее, – сказала она вслед Джонни и Маргарет, растирая руки через куртку, чтобы согреться.
Миссис Венейбл извинялась за холод, явно заставший и ее, и систему отопления врасплох, когда дети начали выходить из-за фанерного ночного неба. Один из друзей Джонни указывал на окна, и взволнованная болтовня становилась все громче по мере того, как дети скапливались в вестибюле, застегивая пальто и разбирая уложенные в пакеты костюмы.
– Что ж, вероятно, причина в этом, – заметила миссис Венейбл, проследив за взглядами детей. – Снег наконец-то пошел. Не простудитесь по пути домой. К завтрашнему дню систему отопления починят.
Джонни подбежал к родителям, по дороге пропищав сестре, занятой крайне важными разговорами с подружками: «Идем». Судя по голосу, он еще не вышел из роли мышки. Эллен стерла остатки усов, нарисованных у него вокруг рта, а потом кто-то увлек в коридор и ее. Но те, кто уже успел выйти во двор, так и остановились там, перекрыв выход, и гул взволнованных голосов теперь больше напоминал недоуменное бормотанье. Изморозь сверкала на школьном дворе и кирпичной кладке здания, но это и все. От той белизны, которая застилала все окна, выходившие на лес, не осталось и следа.
Глава тридцать шестая
По дороге домой Джонни продолжал спорить:
– Снег же шел. Я это видел.
– И мне показалось, что он пошел, – сказала Маргарет.
Ее попытка утихомирить брата лишь расстроила его еще сильнее.
– Он шел, – объявил Джонни, словно если повторять эту фразу и все время глядеть на небо, желание осуществится. – Джим с Дэвидом из моего класса тоже видели. И Мелани Бертон, которая водила меня к миссис Венейбл, когда я порезал ногу на игровой площадке, а она старше тебя.
– Сестра Мелани учится в моем классе, малыш, и она говорит, Мелани жалкая трусиха, которая без света не может заснуть в собственной комнате.
– И что с того? Может, ты тоже не могла, когда была маленькой.
– Вот уж действительно, умный ответ, Джонни, просто блистательный. И кстати, если тебе интересно, я никогда не спала со включенным светом. И это не я хожу по ночам, когда полагается спать, потому что жду не дождусь, когда пойдет снег.
– А я помню одну маленькую девочку, которая ревела в три ручья, когда разбился ее фарфоровый домик, в котором горел свет, – вполголоса заметила Эллен.
– Так это потому, что я любила смотреть на домик, когда засыпала, мама. Но темноты я никогда не боялась.
– Слава богу, никто из вас не боится, потому что там нечего бояться, так что давайте уже прекратим этот спор, – сказала Эллен. – Что же касается снега, Джонни, наверное, мы уже так долго его ждем, что он мерещится нам, вот и все. Тебе так не кажется, Бен?