т холода, что она снова нажала на кнопку звонка. Эллен слышала, как трель разнеслась по комнатам, но других звуков из дома не доносилось.
Она взялась за дверной молоток и тут же поняла, что он примерз к металлической пластине. Контур двери тускло поблескивал, скованный льдом. Неужели дверь намертво замерзла? Даже если так, Терри сумел бы ее открыть, если бы только подошел, а где еще могут быть Уэсты, если не дома?
– Джонни, звони в дверь, – велела она, испуганно покосившись на тень, выдвигавшуюся из-за поворота переулка, и подбежала к окну гостиной.
Между оранжевыми шторами был зазор шириной с ее ладонь. Сквозь пышные ледяные узоры на стекле она еле-еле рассмотрела группу фигур под лампой в центре комнаты. Это могли быть только Уэсты, хотя бы кто-то из них, но почему же они не подходят к двери? Она потерла окно ладонями в перчатках, поскребла ногтями, однако это никак не помогло отчистить стекло. Когда тень Бена, пританцовывая, поползла по снегу, Эллен неловко вытащила из кармана ключи и принялась отскребать иней.
Скрежет металла по стеклу сливался в диссонансный аккорд с трелью дверного звонка, кнопку которого Джонни, нажав, уже не отпускал. Продолжая скрести стекло, Эллен пришлось стиснуть зубы так, что они заныли. Запястье устало раньше, чем она успела процарапать на стекле несколько штрихов, недостаточно прозрачных, чтобы рассмотреть комнату. Она принялась изо всех сил тереть стекло костяшками пальцев. Сначала она отчаянно хотела увидеть, а потом так же отчаянно не хотела верить тому, что увидела. Но теперь неровная заплатка посреди заиндевелого стекла была совершенно прозрачной, а Эллен так и стояла, парализованная зрелищем за окном.
Комнату, в которой она гостила всего лишь сегодня днем, было трудно узнать. Толстая ледяная шкура покрывала всю мебель, ковер, книги на полках. Под лампой, которую сосульки на абажуре превратили в настоящую хрустальную люстру, на пятачке между креслами стояли на коленях Кейт, Терри и их дети. Она не смогла понять, молились ли они или же просто сбились в кучу, чтобы быть ближе друг к другу, но у нее сложилось жуткое впечатление, что при этом они пытались составить из своих тел какую-то конструкцию, или же что-то сложило из них нарочито симметричный узор. Ей не хотелось верить, что это ее друзья и их дети, не хотелось верить, что это вообще люди. Хотя их одежда была более-менее различима под ледяной коркой, лиц она не смогла рассмотреть. Их склоненные друг к другу головы были всего лишь размытыми пятнами внутри того объекта, который лежал на их плечах – шар, собранный из бесчисленного множества ледяных игл.
Эллен, наверное, простояла бы там, пока это зрелище и мороз окончательно не сковали ее разум, если бы Джонни не наскучило жать на кнопку звонка. Внезапно наступившая тишина показалась пронзительным эхом.
– Кто-нибудь откроет? – спросил он.
Только что Эллен была уверена, что ничего ужаснее картины за оконным стеклом быть не может, но теперь поняла – может, если Джонни и Маргарет увидят это. Совершив над собой усилие, от которого ее затошнило и закружилась голова, она ухватилась за обледенелый подоконник, развернулась и кривовато улыбнулась.
– Там никого нет. Не важно.
– Но ты же сказала, можно будет остаться у них. Разве нельзя немного подождать, пока они вернутся?
Мысль о том, что обитатели комнаты восстанут, чтобы приветствовать Эллен с детьми, ковыляя по-крабьи под тяжестью их новой прозрачной головы, едва не лишила ее способности говорить.
– Слишком холодно, чтобы ждать, – произнесла она, и ее голос взлетел, когда она увидела Бена в тени розовой арки над калиткой. – Пойдемте домой.
Она подтолкнула Джонни, и он двинулся прочь от двери, печально, но с готовностью. На секунду ей показалось, Маргарет откажется идти – по выражению ее лица было ясно, она догадалась, что что-то неладно, у нее даже подергивался рот, – но затем, слава богу, она пошла перед Эллен, не произнеся ни слова. Бен шагнул вперед. Когда дети обошли его по бокам, он пристально поглядел на Эллен. Услышал ли он мольбу Джонни? Его как будто больше интересовали ее переживания, он словно хотел увидеть тот ужас, который она так силилась скрыть. То, что он прочел в ее глазах, заставило его шагнуть к дому, чтобы заглянуть в проделанный Эллен «глазок».
Если только он позволит детям заподозрить правду… Эллен больше не знала, на что он способен. Она взяла детей за руки, чтобы поторопить их, когда Бен отвернулся от окна. Он выглядел виноватым, но нисколько не потрясенным.
– Готовы идти домой? – спросил он.
Ей хотелось верить, что он держит себя в руках, как и она, ради детей, но не слишком ли он нарочито беззаботен? Каким было выражение его лица, когда он увидел комнату Уэстов? Казалось, разум сжимается, отказываясь принимать дальнейшее, сосредоточившись на одном-единственном плане, какой сумел породить: она вернется к дому Стерлингов, потому что там стоит машина.
– Делайте, как велит отец, – произнесла она так, чтобы Бен услышал, и подтолкнула их через розовую арку в сторону Черч-роуд, когда снова увидела тот силуэт в окне второго этажа. Теперь лицо и руки человека были просто громадными, и она поняла, что они примерзли к оконной раме.
Хотя руки сами сжимались в кулаки, ей удалось увести детей, не позволив им это заметить.
– Пойдем по Рыночной улице, – сказала она голосом сдавленным, как и ее разум. Если она будет сохранять спокойствие и сделает все, что в ее силах, чтобы выглядеть такой же безмятежной, каким кажется Бен, если сумеет не ужасаться тому, что они, возможно, увидят, проходя между немыми, слепыми домами, тогда, вероятно, ее страхи не обретут форму – искра ее сознания останется в окружении тьмы.
Они шли по крутой улице, извивавшейся в сторону главного шоссе, Джонни держал за руки ее и Бена, Маргарет крепко вцепилась в свободную руку Эллен, и тут Джонни закричал.
– Э-гей! – выкрикнул он.
Эллен подумала, это отец заставил его закричать, но тут заметила, с каким недоумением смотрит на сына Бен. Маргарет первой догадалась, что он пытается криком нарушить тишину города. Она схватилась за руку Эллен так, словно от этого зависела ее жизнь, и тоже закричала.
– Проснитесь! – вопила она.
Ее крик, кажется, исчез так же быстро, как и ее белое дыхание. Ответа не было, ни звука, ни движения внутри мутных ледяных раковин, наросших на каждом окне.
– Не надо, – шепотом попросила Эллен, дернув детей за руки и чувствуя себя таким же испуганным ребенком. Тишина ужасала ее, это ощущение, что они четверо в Старгрейве одни, но еще страшнее была вероятность, что их крики могут вызвать чей-то ответ. – Поберегите дыхание, – сказала она, хотя произносить слова по непонятной причине было страшно. По крайней мере, они уже на шоссе, а это путь к машине
Отсюда был лучше виден помертвевший ландшафт: пустая площадь, темные магазины, скованные льдом, путаница следов, словно памятник горожанам, запечатлевший узор танца, в котором те участвовали, не подозревая того. Отсюда дорога вела под мост и дальше, в вересковые пустоши, в большой мир за пределами города. Нельзя задаваться вопросами, есть ли жизнь за пределами вересковых пустошей, бледных, словно луна. Что бы ни случилось со Старгрейвом и его обитателями, это уж точно не могло распространиться на целый мир. Еще будет время, чтобы попытаться понять, что же случилось, когда она вывезет своих в безопасное место.
Она не оставит здесь Бена, если только сумеет убедить его сесть в машину. Он наверняка не захочет оставаться в мертвом городе, наверняка, даже в его нынешнем душевном состоянии, не помешает ей вывезти детей из Старгрейва. И ничто не помешает, говорила она себе, – уж точно не тишина, пусть даже она кажется неким ледяным присутствием, которое как будто придвинулось ближе, пока они с Беном вели детей мимо последних домов на границе города. Казалось, что мертвый город восстает и нависает над ней, дожидаясь, пока она поглядит наверх и увидит его новое необозримое лицо. Там не на что смотреть, и ничто не заставит ее поднять голову, хотя, отказываясь смотреть, она чувствовала, будто необъятное молчаливое присутствие подгоняет их всех в сторону грунтовой дороги и к лесу. Ей нет нужды бояться леса, потому что до машины они доберутся раньше. Эллен заставила свои онемевшие безвольные руки крепче сжать ладошки детей, когда они подошли к началу грунтовки.
Машина походила на маленькую скорлупку на фоне огромного леса, на снежную скульптуру, куда менее убедительную, чем фигуры за домом. Потребуется несколько минут, чтобы очистить лобовое стекло и все окна. Ей никак не удастся скрыть свои намерения от Бена, остается только надеяться, что этого и не потребуется, что каким бы спокойным он ни казался, перед лицом опасности им придется объединить усилия.
– Нам надо завести машину, – сказала она.
Бен глядел вверх, на грунтовую дорогу, и на его лице так ничего и не отразилось, когда он заговорил.
– Что ж, попробуй, – произнес он тоном, который мог означать что угодно.
– Вы с детьми очистите стекла, пока я завожу двигатель.
Она с неохотой выпустила руку Джонни, чтобы нашарить в кармане связку ключей. Указательный и большой пальцы казались бесконечно удаленными друг от друга, и от нее самой, когда она подцепила ими ключи. Она невольно вспомнила, как Бен вытащил их у нее из сумочки, но в данный момент это не имело значения – имела значение только возможность уехать. Она подбежала к машине и соскребла снег вокруг замка на водительской дверце, после чего ей даже удалось неуклюже вставить ключ в замочную скважину. Рука в перчатке стала такой неловкой, что она повернула ключ слишком сильно и тут же выпустила его из страха сломать. Она успела почувствовать, что замок замерз.
– Зайдите в дом, пока я вскипячу воды, – проговорила она достаточно быстро, чтобы скрыть дрожь в голосе.
Эллен обращалась не только к детям, но и к Бену, однако он остался стоять у машины. Она побежала по скользкой дорожке к входной двери, ключ заплясал вокруг замочной скважины, пока она не сумела совладать со своими страхами. Зажав ключ двумя пальцами, которые походили сейчас на пальцы тряпичной куклы, она как-то сумела вставить его в замочную скважину.