— Вовку ниже пекарни выловили, — услышал он глуховатый голос Саранцева. — Штанами за корягу зацепился. Не то так и уволокло бы в море. В разлив сильное течение. Бывает, целые дома уносит.
— У тебя еще дети есть? — поинтересовался Плетнев.
— Дочка растет. Нынешний год в первый класс пойдет. Да только Вовку я все равно не забыл. До смерти не прощу Фоминичне, что не устерегла. Лучше б он у нас жил.
— Ларису Фоминичну и так уже кто-то крепко наказал. Правда, пока неизвестно, за какие грехи.
Саранцев будто не слышал его.
— Людка правильно сказала: кабы Лизкин был сын, глаз бы не спускала. А так он ей все равно чужой был — не прикрикнет никогда, зато и не приласкает.
Саранцев молча докурил сигарету, встал с лодки, громко хлюпая по воде резиновыми сапогами.
— Феодосьевна, царство ей небесное, крепко о парнишке горевала. Царьковым худо без Феодосьевны придется.
Он повернулся и долго смотрел в сторону дома Царьковых, в темных окнах которого отражался холодный лунный свет.
«Молодец Лиза, что вытащила меня сюда, — думал Плетнев, лежа на горячем песке возле самой воды. — Если б не она, я бы сейчас места себе не находил. А с ней так спокойно, легко на душе. С ней можно ни о чем не думать…»
Ему на самом деле ни о чем не хотелось думать. В конце концов, рано или поздно все образуется. Найдется Михаил, и жизнь снова войдет в колею. А Лизе от него ничего не надо — сидит поодаль в своей, похожей на шляпку большого мухомора соломенной шляпе и что-то чертит палочкой на песке.
Здесь так же пустынно, как и двадцать с лишним лет назад. Тихо шелестят вербы, выворачивая наизнанку свои узкие, точно покрытые инеем листья. И оттого, что вокруг не было никаких признаков человеческой жизни, Плетнев вдруг впервые за много лет почувствовал себя совершенно свободным. От дел. От всяких условностей. От обязанностей перед Аленой и Светкой.
— Расскажи о себе, Лиза.
Она подняла голову, отшвырнула палочку и сровняла ладошкой взрыхленный песок.
— Неинтересно будет. А если с самого начала — слишком долго, — серьезно сказала она.
— Давай с самого начала. Хотя нет. Расскажи мне о своих увлечениях. Ну, сама знаешь, человек не может прожить без того, чтоб не…
— Я тебя поняла. Я тоже не смогла без этого прожить.
Лиза виновато улыбнулась.
Плетневу показалось, что их окружает особенная, отъединяющая от всего мира тишина.
— Это не сразу случилось, хотя Люда ревновала меня к Сашке с самого первого дня, — спокойно говорила Лиза.
— К Саранцеву? — Плетнев рассмеялся.
— Не надо смеяться. Я Сашку очень жалела. И до сих пор жалею. Когда Вовка утонул, он чуть с ума не сошел. Мы с бабушкой боялись за него.
Плетнев в недоумении смотрел на Лизу. Она — и Саранцев. Это невероятно. Он представил себе его обрюзгшее лицо, широкий, коротко остриженный затылок. И вдруг ощутил в груди что-то похожее на укол ревности.
— Я в тот год на каникулы раньше обычного приехала — экзамены досрочно сдала, — рассказывала Лиза. — У наших здесь скандалы жуткие были. Люда на мою мать чуть ли не с кулаками бросалась. Потом остынет — прощения просит, рыдает. Марьяна то ее, то материну сторону брала. В общем, между двух огней металась. Мы с бабушкой старались не вмешиваться. Сашка часто к бабушке заходил, когда остальных дома не было. И при мне заходил. Через забор перемахнет с глухой стороны, чтоб не видел никто, поговорим втроем, чаю попьем. Он ко мне в тот год еще сильнее привязался. Говорил, только я могу спасти его. И я в это верила. Бабушка тоже верила. Мне даже казалось иногда, что я смогу его полюбить. А потом… — Лиза вдруг кинула на песок шляпу, вскочила. — Пошли купаться. Жарко. — И бегом бросилась к воде.
Плетнев догнал ее, когда она уже плыла.
— А потом? Что случилось потом? — спросил он, не скрывая своего любопытства.
— Потом нас мама в саду застала. Вдвоем. Понимаешь, она, как и ты, не могла понять, что нас может что-то связывать. Вышло некрасиво, бестактно. Так все и закончилось. Теперь я считаю — это сама судьба вмешалась.
Лиза нырнула и поплыла под водой, быстро удаляясь от берега.
Плетнев лег на спину, отдался на волю течения. Не надо ни о чем думать, ни о чем… Лиза удивительная, Лиза загадочная, Лиза… Еще Лиза непредсказуемая… А здесь хорошо. Хотя с ней, наверное, везде хорошо…
Поблизости рокотала моторка. Тихо, умиротворенно. Как стрекочущий в траве большой кузнечик.
Рокот становился все громче. Плетнев приподнял над водой голову и увидел появившуюся из-за поворота моторку с высоко задранным носом. Она быстро приближалась к тому месту, где над гладью воды мелькали Лизины руки.
«Не видит, что ли, идиот!..»
Он хотел предупредить Лизу, но от резкого движения очутился под водой. Вынырнув, увидел, что моторка была уже там, где только что плыла Лиза.
Он снова нырнул, ожесточенно сверля головой мутно-желтую воду. Скорей, скорей! Вынырнул почти на самой стремнине, поискал глазами Лизу. Ее нигде не было.
— Лиза!!! — истошно крикнул он.
Голова Лизы показалась в нескольких метрах ниже по течению. Он рванулся туда.
— Как ты?
Она хватала ртом воздух. Плетнев поддерживал ее одной рукой. Потом подставил плечо. Он с трудом приходил в себя.
— Какой-то псих… Умница, что успела нырнуть. Лиза, родная…
Он помог ей выйти на берег, она опустилась на песок у самой воды. Он видел ее широко раскрытые, полные ужаса глаза. Сейчас они были почти черные.
Ему вдруг показались ненастоящими и эта безоблачная лазурь над головой, и слепящая белизна пустынной косы, и красиво змеящиеся ветви молодых стройных верб.
Потом Лизу вырвало. Она корчилась в судорогах, а он стоял рядом, не зная, чем ей помочь.
— Мне так стыдно. Боже, как мне стыдно… — твердила Лиза. — Я… я так и знала!..
— Успокойся. Что ты знала?
— Нет, ничего. Это я так… Мне холодно.
Он закутал ее в свою рубашку, посадил на колени и прижал к себе, как когда-то прижимал Светку, когда ее мучили приступы коклюшного кашля.
Лиза притихла, закрыла глаза.
— Ты не заметила, кто был в моторке? — осторожно спросил он.
— Нет. Она прямо на меня неслась. Знаешь, у нее на носу вмятина. Возле дна. И все дно в зеленой ряске. Оно было прямо над моей головой.
Она вся напряглась.
— Успокойся, родная. Удивительно, но я тоже не разглядел, кто там был. Заметил только, что она как будто летела над водой. Значит, она очень легкая была. Может, в ней какой-нибудь мальчишка сидел? Лиза, у тебя есть второгодники?
— Конечно, есть. Но дети на такое не способны. Я в этом уверена.
— Разумеется, тебе видней. И все-таки…
— Нет, нет. — Лиза даже слегка отстранилась от него. — Мои дети на такое не способны.
Плетнев вдруг почувствовал к ней беспредельную нежность. Внутри словно забил теплый фонтанчик, который долго и трудно пробивался сквозь толстый пласт всяческих наслоений.
«Но это не любовь, не любовь. Это что-то другое», — думал он, бережно обнимая Лизины худенькие плечи.
Ермаков сообщил, что Михаила видели в Милютинской, в шестидесяти километрах выше по течению реки. Видел зять уборщицы того магазина, где работала Люда.
— Эти сведения пока не удалось проверить, но думаю, можно не волноваться, — гудел в трубке басок Георгия Кузьмича, — он жив.
— Вы сами говорили с тем человеком, который видел его? — поинтересовался Плетнев.
Он слышал, как Георгий Кузьмич давал какие-то указания сотруднику.
— Вы что-то спросили?
Плетнев повторил свой вопрос, и на другом конце провода произошла заминка.
— К сожалению, человек, который его видел, отбыл в Минводы на лечение, — сказал Ермаков после довольно долгой паузы. — Так что пришлось довольствоваться сведениями, что называется, из третьих рук. Такие к делу не подошьешь, но для вас они могут представлять интерес.
— Спасибо, Георгий Кузьмич.
— Да ладно, что там. Заезжайте, если охота появится. Рад вам всегда.
«Надо будет сказать Марьяне, что Михаила в Милютинской видели, — подумал Плетнев, кладя трубку. — Тоже ведь волнуется».
Конечно, не только за этим шел он теперь к Царьковым. Он и так к ним собирался, теперь же у него есть повод.
Марьяна выслушала его рассказ рассеянно. Она выглядела скверно, будто не спала несколько ночей подряд. Щеки опали, подчеркнув широкие скифские скулы, отчего лишь усилилось ее внешнее сходство с Лизой.
— Хорошо, что зашли, Сергей Михайлович. — Она попыталась улыбнуться. — А то Лизка наша захандрила. Все ей что-то чудится. Она у нас фантазерка богатая. Неизвестно в кого. Вы для нее как бальзам.
Лиза открыла глаза и посмотрела на него со смущением.
— Ты рассказала Марьяне про моторку?
— Да. Она сама спросила, почему я такая бледная. А когда я стала рассказывать, что случилось, обозвала меня приблажной. Потом сказала, что бросит все и уедет к чертовой матери отсюда. «А вы с Ларкой по самую крышу мохом зарастете». — Лиза слабо улыбнулась. — Ну да, она считает, на ней весь дом держится. Может, она в чем-то и права.
— Знаешь, Лиза, а ведь мы с тобой настоящие болваны. Особенно я. — Плетнев устроился на прохладном полу возле ее кровати. — Только что с начальником милиции разговаривал — и вот ведь ни словом не обмолвился про этот случай с моторкой. А ведь они могут запросто найти ее по вмятине на боку.
— Ну и что?
— А то, что у каждой моторки обязательно есть хозяин.
— Случается, моторки крадут.
— Постой, постой… Хирург райбольницы, который Ларису Фоминичну оперировал, говорил, что у него на днях моторку украли. Интересно, нашли ее?
— Только в нашей станице их штук десять, не считая моторку Марьяны. В райцентре раза в три больше. К тому же моторку можно не украсть, а воспользоваться ею на какое-то время и поставить на место.
— Занятная теория. Логичная. И с выдумкой. Ты, Лиза, в самом деле богатая фантазерка. Беру в соавторы. — Плетнев ободряюще улыбнулся ей. — И все-таки тебе следует быть осторожной. Вот что сделаем — отныне я твой телохранитель. Договорились? Считай, с этой минуты ты моя госпожа, а я твой…