Эммануэль машинально кивнула, но у нее возникла мысль, которую она никак не могла отогнать. В конце концов, после долгих бессонных ночей, в течение которых она раздумывала над своим предположением, она направилась сюда, на протоки реки Байу-Соваж. Этот поступок казался ей глупым, поскольку хотя она очень уважала знания Папы Джона в области целебных растений, но никогда не верила в его способности предвидеть будущее. Поэтому, приближаясь к небольшой поляне, Эммануэль мысленно говорила себе, что она здесь только потому, что люди делятся с чернокожим своими секретами, предположениями и страхами. Внезапно она вспомнила, что Филипп совсем не верил в способности Папы Джона.
Когда она подъехала к хижине, неф сидел за небольшим, покрытым белым покрывалом столом, на котором не было ничего, кроме грубо вырезанных деревянных чашек, наполненных раковинами каури. По другую сторону стола стоял стул.
– Вы хотите сказать, что ждали меня, не так ли? – произнесла Эммануэль, натягивая поводья.
Откинув голову, негр раскатисто рассмеялся.
– Вы думаете, что знакомые сообщили мне о вашем визите?
Эммануэль привязала серую кобылу к ветке кипариса и направилась к негру.
– А это так? – поинтересовалась она, останавливаясь перед столом.
– Ничего подобного.
– Но тогда как вы догадались, что я приду?
– Наверняка я знаю только то, что мне говорят.
Поколебавшись мгновение, Эммануэль направилась к свободному стулу.
Она положила руки на белоснежную ткань.
– Тогда потрясите раковины каури и вызовите божество, чтобы оно сказало, кто это сделал.
– Это не так просто.
Эммануэль пристально взглянула ему в глаза.
– Вот как?
Негр протянул ей деревянную чашу с раковинами.
– Держите ее обеими руками. Очистите свой ум от всего постороннего, думайте только о том, что вы хотите узнать.
Чашка оказалась гладкой и холодной; казалось, она вибрировала, что испугало Эммануэль.
– А теперь закройте глаза, потрясите раковины и задайте свой вопрос.
Затем Папа Джон снова потряс раковины и начал петь песню на языке своей далекой родины – по рассказам Генри Сантера, негр адресовал магические песни четырем частям света, вызывая свое божество, а также «Всемогущего отца». Негр верил в особенную религию – вуду, в которой перемешались воспоминания о древних африканских религиях и мистический католицизм Санто-Доминго, острова в Карибском море, на котором Папа Джон был рабом до того, как его перевезли сюда, в Новый Орлеан.
Эммануэль молча смотрела, как неф раскачивается взад и вперед. Мускулы на его щеках странно провисли, а глаза закатились. Старик погрузился в транс. Внезапно он рассыпал раковины по столу. Эммануэль испугалась и вскочила. Однако Папа Джон остановил ее жестом и начал внимательно изучать их расположение.
– Довольно опасное сочетание свирепых чувств. Ненависти и даже темной кипящей ярости, – проговорил он, наклоняясь к раковинам и чуть не касаясь их лбом.
– Я знаю, – сказала Эммануэль.
Негр взглянул на нее, от удивления в уголках его глаз появились морщинки.
– В самом деле?
Эммануэль не очень-то верила в сверхъестественные способности Папы Джона, но доверяла своим предчувствиям.
– Я ощутила это. В ту ночь на кладбище.
– Что целились в вас?
– Да.
Негр снова начал рассматривать раковины, лежащие двумя параллельными линиями.
– М-м-м, – наконец пробормотал он после долгого, внушающего Эммануэль страх молчания.
– Что там? – тревожно произнесла она.
– Я вижу две угрозы. Одна направлена на вас, но вторая – на того, кого вы любите.
– Доминик. – Она наклонилась вперед, голос стал резким от страха. – Боже! Может, это не Доминик? – Она разом забыла, что когда-то не верила в способности Папы Джона.
Негр покачал головой:
– Не знаю.
– Что тогда вы имеете в виду? Почему вы не говорите, как зовут этого человека?
Папа Джон провел рукой по покрывалу:
– Вы можете прочитать здесь имя?
Схватившись за край стола, Эммануэль наклонилась.
– Я вижу только раковины, которые для вас что-то значат.
– Они мне не все открывают. – Негр говорил спокойным вежливым тоном. – Я хотел, чтобы это было не так, но пока что я благодарен, что узнал хоть что-то. – Он помолчал, как бы раздумывая. – По большей части.
Эммануэль медленно выпрямилась. Сейчас ей было стыдно за себя, за свой страх и грубость.
– Прошу прощения. Вы пытались мне помочь, а я сорвалась на вас. – Она достала из сумочки превосходный кубинский табак, который принесла с собой в качестве подарка, и положила на стол.
Негр внимательно смотрел ей в лицо.
– Иногда мы все хотим немного покричать.
Эммануэль смущенно рассмеялась.
– Спасибо, – поблагодарила она и направилась к своей лошади. – Вы не хотите сказать мне, чтобы я была осторожнее? – спросила она, подводя кобылу к пню, с которого могла взобраться в седло.
Негр подошел к ней и поднял голову, чтобы посмотреть ей в лицо.
– Вы уже ведете себя осмотрительнее. Только…
Он замолчал. Расправляя юбку, Эммануэль удивленно спросила:
– Что «только»?
Он снова помолчал, потом легонько ударил по шее кобылы на прощание.
– Поберегитесь, хорошо?
– Может, мне следует еще о чем-нибудь разузнать? – спросил Хэмиш.
Они сидели в кафе «Морнинг-Колл» и завтракали кофе с молоком и пончиками. В это утро с реки дул холодный ветер, с пристани доносились крики матросов, привязывающих канаты люгера[8], и голоса женщин, идущих на рынок с корзинами на головах. Мулатки двигались с врожденной грацией. Воздух был напоен запахами оливкового масла, солода и жареных зерен кофе. Это сочетание было характерно только для одного города на свете – Нового Орлеана.
– Что-то происходит между тобой и той французской вдовушкой, чьи друзья имеют плохую привычку превращаться в покойников, – произнес Хэмиш.
Повернув голову, Зак взглянул на него.
– Не поднимай брови и не изображай удивление, – продолжал Хэмиш, качая указательным пальцем. – Я наблюдал вчера. Даже слепой заметил бы, что между вами пробегали искры.
Зак негромко рассмеялся, но тут же замолчал и повернул голову к площади. На постаменте статуи Эндрю Джексона какой-то рабочий под личным наблюдением «ложечного» генерала Батлера усердно высекал новую надпись: «СОЮЗ ДОЛЖЕН И БУДЕТ СОХРАНЕН».
– Боже правый, она же подозреваемая, – наклоняясь вперед, произнес Хэмиш.
– Я в этом не уверен.
– Но ты же сам предполагал это раньше.
Зак пожал плечами:
– Думаю, она что-то скрывает от нас, но этого и следует ожидать, верно? Мы здесь не особенно популярны.
– Не стоит об этом вспоминать.
Зак наклонился вперед, продолжая наблюдать за рабочим на площади.
– Я хотел бы, чтобы несколько солдат обыскали кладбище. Пусть они обратят внимание на те склепы, где заметны следы недавнего ремонта, а потом поговорят с родственниками умерших. Нужно найти тех двух негров, о которых говорил сторож-немец. Они могли что-нибудь заметить.
Хэмиш что-то пометил в своей записной книжке.
– Помнишь – ты просил меня разузнать насчет Филиппа де Бове?
– Да, – медленно произнес Зак, глядя, как грузный ньюйоркец чешет шею.
– Поначалу я думал, что он был зачислен в медицинский корпус конфедератов и там убит. Но я ошибся. Похоже на то, что он тайно вывозил золото конфедератов через болота, после того как мы взяли город. Но ему это не удалось.
– Смерть героя, – мягко произнес Зак.
– Да. Но все, с кем я общался, признавались, что никогда бы не подумали, что муженек этой хорошенькой французской вдовушки участвовал в темных делишках.
– Как и все мы, наверное?
Хэмиш покачал головой:
– Я побывал там, где торгуют абсентом, играют в фараон, а потом в самых лучших борделях – вроде одного на Олд-Ливи-стрит, который торгует совсем молодыми девочками и мальчиками – для извращенных богачей. И думаю, я не узнал еще и половины.
Около железной ограды площади старая индианка раскладывала на одеяле сушеные растения на продажу. Зак внимательно за ней наблюдал.
– Похоже на то, что этот человек был способен убить из арбалета или отравить. Если это он, то вся история начинает проясняться.
– Вот как? Да, надо выяснить, что это была за экспедиция де Бове по переправке золота через реку Байу-Креве. Кто-то об этом уже говорил?
Солнце поднялось выше, нагревая воздух и прогоняя утреннюю прохладу.
– Не помню, – ответил Хэмиш. Металлические ножки стула скрипнули по камням, когда он отставлял его. – Но как я могу сейчас судить, двумя убийствами дело не ограничится. Их будет три и больше. Думаю, больница Сантера – очень нездоровое и опасное место.
Оставшуюся часть утра и большую часть дня Зак проверял выдачу еды городским беднякам. Все это время его мучило смутное беспокойство, неотвязчивое, словно старая мелодия или полузабытая мечта.
В конце концов, Зак оставил лейтенанта завершать работу и отправился на поиски Антуана Ла Туша.
Но найти его оказалось нелегко. Зак обнаружил Ла Туша в захудалом кабаре на Олд-Ливи-стрит. Он одиноко сидел в темном, подернутом табачной дымкой углу, за круглым столом, покрытым грязной скатерью, хотя, как заметил Зак, стоящий у локтя Ла Туша коньяк считался одним из самых дорогих.
Антуан опустошил очередной стакан и положил дрожащие пальцы на бутылку. Заметив Зака, он замер, но в следующее мгновение протянул руку и улыбнулся:
– Вот это да! Чем я обязан чести видеть нашего местного начальника военной полиции?
Спертый воздух в этом притоне сильно отдавал виски, пивом и потом.
– Я хочу с вами поговорить.
– В самом деле? – Ла Туш томно махнул рукой, и коньяк выплеснулся из горлышка. – Говорите.
Несмотря на ранний час, в баре уже было полно полупьяных ирландцев и итальянцев; кое-где были видны и темнокожие.
– Тема такая, что следовало бы выбрать более уединенное место, – произнес Зак.