– Вы меня дразните, месье, – произнесла Эммануэль, наклоняясь к нему.
Одной рукой он поглаживал ее затылок, другой развел ее ноги и придвинулся ближе. Его восставшая плоть, ощущаемая даже сквозь твердую ткань синей формы, коснулась ее мягкой кожи.
Зак легонько прикусил ее нижнюю губу и медленно лег на Эммануэль.
Она утонула в мягком пуховом матрасе. Но когда он уже был готов забыться в любовной страсти, она остановила его, упершись рукой в грудь:
– Ваши сапоги и шпоры, месье.
Он медленно выпрямился и, взявшись за края мягкой полотняной рубашки, стянул ее через голову быстрым плавным движением. Затем принялся расстегивать пуговицы на брюках, но в эту минуту вспомнил о сапогах и, опершись на кровать, стянул их с ног. Позолоченные шпоры слабо поблескивали в свете ламп. Он наклонился, снимая оставшуюся одежду и обнажая мускулистые ягодицы, поджарый живот и темный уголок внизу. Он был очень красив, и Эммануэль не удержалась от того, чтобы провести рукой по его соблазнительному телу.
Заметив, что она смотрит на него, он отшвырнул брюки в сторону быстрым, почти сердитым жестом и, повернувшись к ней, расставил ноги. В этой позе было что-то чисто мужское.
– Скажи мне: когда на мне нет формы, ты все еще считаешь меня врагом?
Эммануэль глубоко вздохнула:
– Так будет всегда.
Зак подошел к ней и, чуть раздвинув ее колени, прижался бедрами к ее ногам.
– Потому что я мужчина?
– У меня никогда не было проблем с другим полом, – ответила она и качнула головой, чтобы откинуть волосы с плеч.
Вытянув руки, Зак положил их на ее обнаженные груди и чуть сжал сильными смуглыми пальцами, чувствуя мягкость ее кожи.
Она могла сказать: «Ты мой враг, потому что заставил меня почувствовать то, чего у меня не было никогда. Я мечтаю о вкусе твоих губ, жажду прикосновения твоих рук к своему телу, хочу тебя с жадностью, которая поглощает меня, и я клянусь, что больше ни одному мужчине не позволю иметь надо мной такую же власть».
Но вместо всего этого Эммануэль произнесла:
– Я тебя боюсь. – И, даже сказав это, она выдала ему слишком многое.
Другой мужчина рассмеялся бы и начал осыпать ее щедрыми нежными поцелуями. Но Зак Купер лишь лукаво улыбнулся и скользнул ладонями по ее рукам, чтобы, взявшись за запястья, припечатать их к стене.
– Но тебе нравится это, – сказал он, придвигаясь ближе.
Глава 25
Рослый, стройный, совершенно обнаженный, он лежал в полумраке комнаты на кровати лицом вниз – начальник военной полиции федералистов, который стал ее любовником.
Прислушиваясь к стуку первых капель дождя по ставням, Эммануэль вдруг подумала, что все произошедшее с ней кажется очень странным. Прошлой ночью она занималась любовью с этим человеком много раз. Исследовав каждый дюйм его тела – языком, губами и руками, – теперь она знала его во всех подробностях. И вместе с тем Эммануэль никак не могла поверить, что она отдалась этому мужчине так безоглядно и поспешно, проведя в угаре страсти несколько часов.
Эммануэль думала, что Зак спит, но, когда она легонько дотронулась до его плеча, он повернул голову и лениво улыбнулся.
– Сколько времени? – спросил он.
– Думаю, три часа.
– Эммануэль! – Он погрузил лицо в ее спутанные волосы. – Один солдат федеральных сил видел, как я заходил сюда в девять вечера.
– О чьей репутации ты беспокоишься?
Он рассмеялся, и она почувствовала его теплое дыхание на шее.
– О своей.
– Вот как. – Она погладила его по затылку, совсем как Доминика. – Я подумаю над этим, месье. Убийство – это не всегда результат жадности, высокомерия или самовлюбленности.
Он удивленно посмотрел на нее:
– Так ты лежала рядом со мной и не могла забыть об убийстве?
Эммануэль улыбнулась:
– М-м-м… Какое-то время.
Зак перекатился на бок.
– Хорошо. А когда оно произошло?
– Прошлым летом. Одна из женщин-рабынь неподалеку от Бо-Ла потеряла единственного ребенка, которому было всего восемь лет. Поначалу все думали, что эта маленькая девочка выпала из галереи, которая шла по второму этажу дома, и ударилась головой о бордюр мостовой.
– Но это было не так?
– Нет. – Эммануэль бросила взгляд на дверь в пустующую комнату Доминика; ее голос дрогнул от страха – как у всякой матери, когда она вспоминает, как слаб и беспомощен ее ребенок.
– Она была уже мертва, когда ее перебросили через ограждение. Оказалось, что любовник этой женщины – он тоже был рабом – жестоко обращался с девочкой. Она начала кричать, и, пытаясь заставить ее замолчать, он ее задушил.
– Чтобы защитить себя?
Эммануэль покачала головой:
– Я говорю не об убийстве ребенка. Когда мать узнала правду, она покончила жизнь самоубийством, утопившись в болоте. Но перед этим она дала своему любовнику листья наперстянки, смешанной с капустой, и тот умер.
– Листья наперстянки?
– Да, они ядовиты.
– Здесь все – специалисты по отравлениям или же только те, с кем ты знакома? – Он повернул ее на бок и прижал к кровати красивым, атлетически сложенным телом. Эммануэль приятно было ощущать на себе эту тяжесть, вызывающую томительные чувства. – Хэмиш предупреждал меня, что надо быть осторожным во время еды.
Эммануэль внимательно посмотрела на него.
– Хочу заметить, месье, что эта женщина совершила убийство от горя, в порыве чувств.
Зак замер.
– Ты думаешь, что и в нашем случае может быть аналогичная причина? – Она хотела отвернуться, но Зак взял ее за подбородок и заставил взглянуть в его испытующие, внимательные глаза. – Что ты, Генри Сантер или Клер Ла Туш сделали такого, что могло бы пробудить в другом человеке сильное желание отомстить?
– Не знаю. А что, если ты оказался прав и Генри был убит по ошибке?
– Это другой вопрос. За что тебя и Клер Ла Туш можно сильно возненавидеть? – Не отрывая от нее взгляда, он легким прикосновением убрал ее спутанные волосы. – Если ты догадываешься, – мягко произнес он, – то должна мне сказать. Только при таком условии я смогу тебе помочь.
Она покачала головой и закрыла глаза, поскольку боялась, что от страха выступят слезы.
– Я не знаю, что происходит.
– А может быть такое, что убийца – это Филипп?
Эммануэль испуганно посмотрела на него.
– Филипп мертв.
Внезапно Зак сел и, сминая простыню, прижал Эммануэль к себе.
– Ты можешь быть уверена в этом? Он похоронен в Байу-Креве патрулем федеральных сил, которые идентифицировали тело лишь по документам в его кармане.
– Ганс говорил, что Филипп умер у него на руках.
– Возможно. А что, если у Ганса были свои причины скрывать правду о том, что произошло у реки? В конце концов, Ганс – единственный, кто смог спастись. Не так ли?
– На что ты намекаешь?
– Ни в чем нельзя быть уверенным.
– Ты не понимаешь. – Она встала на колени, как на молитве. – Филипп любил играть со смертью – он мог даже делать вещи, которые большинство людей сочли бы шокирующими или отвратительными, но никогда бы не совершил умышленного убийства. Я видела, как он плакал после смерти одного из пациентов. Страдания больных он ощущал как свои. Кроме того… – замолчала. Наступившую тишину нарушал только стук дождевых капель на крыше и шум бегущей по сточным канавам воды. – У Филиппа нет никаких причин меня убивать.
Зак смотрел на нее столь долгим и пристальным взглядом, что по коже Эммануэль пробежал холодок страха.
– Ты уверена в этом?
У Эммануэль появилось опасение, что он спросит ее о других мужчинах, которые были у нее в те долгие, полные разочарования и досады годы, когда Филипп развлекался на стороне. Хэмиш Флетчер наверняка бы задал этот вопрос. Но Зак Купер этого делать не стал. Он просто обнял ее и стал нежно и страстно целовать.
Зак ушел, когда уже темнело. Тихо соскользнув с кровати, он начал молча одеваться. Эммануэль же неподвижно лежала в темноте, незаметно наблюдая за ним. Она видела, как он надевает темно-синие брюки, рубашку из тонкого полотна, китель с двумя рядами медных пуговиц и подтяжки. Он свободно чувствовал себя здесь, в полутемной комнате женщины, которую когда-то подозревал в убийстве. А она, глядя на его – вражеский – пояс с саблей, не ощущала прежней ненависти – только невероятную сердечную тоску.
Придерживая руками ножны, Зак наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Его губы были мягкими. Она почувствовала теплое дыхание, когда он прошептал:
– Мне нужно идти. Не вставай.
Она обняла его за шею, задержав на короткое мгновение. От Зака веяло запахами ночи, человеческого тела и тем жарким и интимным, что они чувствовали в кровати. Ей вдруг стало безмерно печально; захотелось прижать его к себе еще сильнее и так и держать – всю жизнь.
– Я должен встретиться сегодня с генералом Батлером, – произнес Зак. Он коснулся губами ее щеки, а потом уха. – Я сейчас не знаю, когда освобожусь. Можно увидеть тебя в воскресенье?
Она повернула голову, и их губы встретились. Он долго целовал ее, словно не желая уходить. На этот день Эммануэль запланировала пойти с Роуз и Домиником на Конго-сквер, но даже если бы она не была занята, ее ответ был бы тем же.
– Я не могу сделать это еще раз, – прошептала она, продолжая обнимать его. Зак опустился на колено у кровати и взял ее лицо в ладони, чтобы пристально взглянуть в глаза. – Нам не надо больше видеться.
– Но мы встретимся. – Он криво улыбнулся. – Я не буду отрицать, что хочу тебя. – Он не сказал, что любит ее, но это чувствовалось в теплоте его темных глаз, в мягком изгибе его улыбки, в нежных прикосновениях. И когда он произнес: – Я люблю тебя, – у нее перехватило дыхание.
– Нет. – Она приложила пальцы к его губам. – Не надо.
Он чуть укусил ее за пальцы, а затем поцеловал их.
– Любить или говорить об этом?
Эммануэль покачала головой:
– То, что было у нас ночью, называется иначе.
– Как? Похоть? – Он провел пальцами, как гребнем, по ее волосам сверху вниз. Она не могла отвернуть голову и была вынуждена смотреть в его беспощадные настойчивые глаза. – Может, ты чувствовала страсть, когда я делал это… – его свободная рука скользнула вниз, к ее обнаженной груди, – это было так внезапно, что Эммануэль раскрыла рот, хватая воздух. Зак наклонился к ней, его губы почти касались ее, а глаза горели гневом. – Но ты не знаешь, что я чувствовал в эти минуты.