– Почему ты не сказала мне, что спишь с ним?
Эммануэль откинула голову, как будто ее ударили.
– Не думаю, что это тебя касается, – взяв себя в руки, ответила Эммануэль. – Да ты и не спрашивал о том, с кем я занималась любовью последние десять лет.
– Люди вокруг тебя умирают.
– Я вижу. – Она сделала глубокий вдох. – Мой любовник является начальником военной полиции Бена Батлера. Это было моей ошибкой.
Эммануэль хотела пройти мимо него, но Зак схватил ее за руку и рывком повернул к себе.
– Почему ты не призналась мне в этом?
Эммануэль не шелохнулась.
– Я и не предполагала, что это относится к делу, – сказала она равнодушно, словно о чем-то постороннем.
– А Генри Сантер? Ты спала и с ним?
На этот раз Эммануэль с силой вырвала руку.
– Как ты мог подумать подобное? – Но ее гнев снова быстро сменился холодным пренебрежением. – Тебя не интересует, были ли любовниками я и Клер Ла Туш? – Она отвела от него взгляд, продолжая тяжело и быстро дышать. Ее лицо было спокойным. – Как ты мог это подумать? – требовательно спросила она. – О Чарлзе и обо мне?
– Из-за этого. – Он протянул ей свернутый листок бумаги. После секундного колебания Эммануэль взяла записку. Она долго читала ее, а затем негромко произнесла:
– Не похоже на то, чтобы он хранил подобные вещи.
– Думаю, он и не собирался. Это было в его кармане. – Издали донесся звон колокола. – Ты часто виделась с ним?
Отвернувшись, Эммануэль подошла к высокому узкому окну, из которого была видна улица.
– Нет, – произнесла она после паузы. – Я с тех пор его не видела.
– Почему? Что-то случилось?
Она пожала плечами:
– Ничего особого. Он нашел того, кто интересовал его больше.
Зак уже чувствовал, когда Эммануэль что-то недоговаривала. Вот и сейчас она снова пыталась усыпить его бдительность.
– А ты? – настойчиво интересовался он. Зак видел, как она замерла, подыскивая нужные слова.
– Я не убивала его в порыве ревности, если ты хочешь спросить об этом. – Какое-то время тишину нарушал только грохот едущей по улице повозки. Затем Эммануэль произнесла: – Как он умер? Ты знаешь?
– Он был задушен. По всей видимости, кто-то нашел его спящим на софе и задушил.
– Бедный Чарлз. – Эммануэль потеряла самообладание и, сложив руки, согнулась, словно от внутренней боли. Но потом она выпрямилась, сгоняя с лица следы переживаний, и повернулась к Заку. – Он говорил, что вчера хотел тебя увидеть. Ты встречался с ним?
Зак отрицательно покачал головой. Он боролся с желанием обнять ее и попытаться успокоить, сказать ей, что иногда можно дать волю своим чувствам. Похоже, эта женщина не контролировала себя только во время сна.
– Он устал, – произнес Зак, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно равнодушнее. – Я был у Батлера, а когда пришел к доктору домой, было слишком поздно. – Он перевел взгляд на ее лицо. – Ты знаешь, что ему было нужно?
– Он очень боялся: думал, что кто-то за ним следит.
– Он не догадывался кто?
– Нет. Ничего существенного. У него было просто ощущение. – Губы Эммануэль тронула печальная улыбка. – Чарлз не придавал большого значения таким вещам, как чувства или интуиция.
– Он дружил с Филиппом, – произнес Зак, направляясь к алтарю. – Не так ли?
– Да.
Зак обернулся.
– Твой муж знал, что ты близка с его хорошим другом и коллегой по работе?
Глядя ему в глаза, Эммануэль медленно кивнула.
– Откуда? – требовательно спросил он, снова подходя к ней.
– Чарлз ему сказал.
Боже, мысленно воскликнул Зак. Что же за брак у нее был?
– И Филипп рассердился на тебя?
– Нет.
– Почему?
Она выдохнула – тяжело и устало.
– Потому что Филипп сам изменял мне.
Зак наклонился к ней.
– С кем?
Она спокойно встретила его взгляд.
– Я не знаю.
Зак был уже достаточно опытен, чтобы понять, что ее красивые глаза сейчас лгут.
– Ты говоришь неправду, – произнес он и, отвернувшись, направился к выходу, оставив Эммануэль одну в золотистом свете пустынной часовни.
Глава 30
Полуденный бриз срывал розовые и белые лепестки с миртового дерева, гнал их по мостовым. Эммануэль откинула голову на обтрепанную спинку кресла из зеленой кожи в кабинете Генри Сантера. Она сидела со сложенными на коленях руками и, глядя на улицу из окна, тяжело вздыхала.
Все кончено. Когда-то она, ее отец, Генри Сантер и Филипп решили создать больницу. Столько часов провела она здесь, стольким пожертвовала ради нее… А теперь все пошло прахом.
Она услышала, как по деревянному полу позади нее стучит костыль. Холодные костлявые руки опустились ей на плечи.
– Увы, – произнес Антуан Ла Туш, поворачивая кресло так, чтобы Эммануэль могла на него смотреть. Сегодня у него был болезненный вид.
– Я только что узнал. Почему эти янки никак не могут найти убийцу?
Эммануэль попыталась ободряюще улыбнуться, но это ей не удалось.
– Они делают все, что в их силах, Антуан. Я искренне в это верю.
Поставив костыль, Антуан сел на край стола и наклонился, чтобы взглянуть ей в глаза.
– А ты, малышка, как поживаешь?
Она перевела взгляд на высокий потолок, а затем на выстроившиеся вдоль стен полки.
– Плохо. Эту больницу придется закрыть.
Он взял ее руку в свои.
– И ничего не удается сделать?
Она отрицательно покачала головой:
– Я сражалась много недель, но это не спасло положение. Больница не имеет права работать, когда в ней нет дипломированного врача. – Эммануэль вместе с Чарлзом Ярдли пытались найти себе помощника, но все трудоспособные доктора были призваны в армию конфедератов. Остались только очень старые или, наоборот, юные – и у тех работы было выше головы.
– Что будет с пациентами? – спросил Антуан.
– Я разговаривала с сестрами в «Отель де Дье». Они могут кое-кого взять. А Льюис из больницы милосердия сказал, что пристроит остальных.
– Это не твоя вина, – внезапно сказал Антуан, с силой сжимая ее руку. – Ты сделала все, что могла.
Эммануэль лукаво улыбнулась:
– Умом я это понимаю. Но… – Она помолчала. – Я не всегда действую рационально.
– Ха! – Он тронул пальцами ее щеку. – Ты очень уравновешенный человек. Когда война закончится, ты можешь открыть больницу снова.
У Эммануэль к горлу подкатил комок, который она с трудом сглотнула.
– Это здание было заложено, чтобы оплатить штраф, который Батлер наложил на всех, кто помогал Конфедерации. После войны… – Она снова качнула головой, не в силах говорить дальше.
– Эммануэль. – Антуан нахмурился. – Я не понимаю, что происходит вокруг, но хорошо знаю одно: ты в опасности. Теперь, когда тебе не надо думать о больнице… ты не покинешь Новый Орлеан?
Эммануэль тяжело, неровно вздохнула.
– Родители Филиппа в конце недели возьмут Доминика в Бо-Ла.
– Отправляйся с ним. Ради Доминика. Ты нужна ему живая.
– Я знаю, но… как я могу? Так много надо успеть…
Антуан соскользнул с края стола и встал на костыли, после чего улыбнулся:
– Скажи мне, что надо делать в первую очередь.
Было уже поздно, когда Эммануэль села в запряженный мулом фургон на Эспланад-авеню. Дубы и магнолии вырисовывались черными силуэтами на фоне бархатистого бирюзового неба, которое перечеркивали облака. Заходящее солнце окрашивало их в оранжевый и фиолетовый цвета. Эммануэль давно советовала Доминику проводить время здесь, на окраинах города, а не гулять в старых кварталах с их захудалыми кабаре, обгоревшими складами и суетливыми пристанями.
Доминик был ее первым и единственным ребенком, горячо любимым сыном, главным смыслом ее существования, но она так мало видела его в последние месяцы после смерти Филиппа и Генри! Эммануэль старалась всегда позавтракать с Домиником, а если удастся, то и пообедать, поговорить, пройтись с ним по набережной, пособирать ягоды или устроить пикник в парке. Однако она разрывалась между домом и больницей и жила с ощущением, что не справляется со своими обязанностями. Да и себе она уделяла чересчур мало времени.
Возможно, подумала Эммануэль, проходя в ворота сада, это в какой-то мере даже лучше, что больница закрывается. Ведь мальчику нужна мать – особенно после того, как он потерял отца.
– Мама! – Эммануэль остановилась у лестницы, повернув голову к конюшне. – Мама! – снова позвал Доминик, подбегая к ней по лужайке и держа в руке веревку с нанизанной на ней рыбой. – Это я поймал сегодня. Посмотри, какая крупная.
– Ты всегда ловишь самую большую, – ответила со смехом Эммануэль.
– Только когда тебя здесь нет, – произнес, подходя к ним, Жан-Ламбер. Он хромал и вынужден был с силой опираться на руку Батиста. – Добрый день, моя девочка. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. – Ты выглядишь усталой.
– Я и в самом деле утомилась, папа, – ответила Эммануэль и, беря старика под руку, кивнула Батисту.
– Пойдемте, Доминик, – произнес массивный чернокожий, забирая у мальчика веревку с рыбой, – покажем это Целесте. Возможно, она что-то приготовит.
– Я слышал об этом докторе-англичанине, – сказал Жан-Ламбер негромко, чтобы не услышал Доминик. – Кажется, его звали Чарлз Ярдли. Это просто ужасно! – Он перевел глаза на Эммануэль. – Поехали в Бо-Ла с нами, девочка.
Они присели на старую, изъеденную временем ступеньку лестницы и какое-то время молчали, наслаждаясь освежающим бризом и сладкими запахами луноцвета и жимолости. Эммануэль подняла голову и разглядывала появившиеся на фоне пурпурного неба звезды.
– Людям и сейчас нужна медицинская помощь, – сказала она, чувствуя вину и разрываясь от сомнений.
– Бои в этом районе идут на убыль – значит, раненых станет меньше, так что их может принять больница милосердия и «Отель де Дье», – мягко ответил Жан-Ламбер. – Кроме того, ты можешь быть полезна и здесь, в окрестностях реки.
В тишине вечера звякнули цепи на качелях. Эммануэль глубоко, с силой втянула в себя воздух и протяжно выдохнула. Ей сейчас очень хотелось бросить все, забыть об ужасе этого душного и внезапно ставшего опасным города. Она мечтала слиться с простым, здоровым ритмом деревенской жизни и вспоминала о тихих, беззаботных днях, когда она ездила на лошади по полям и ловила на озере рыбу с Домиником и Жан-Ламбером. Как жаль, что повседневные заботы заполнили все свободное время.