Лучше быть готовой.
Мэтт Рамсон уничтожал улики. Жаль, но с другой стороны, их было слишком много, чтобы он быстро от них избавился — стаканы химических веществ, целый набор Во Все Тяжкие, покрывающий большую часть подвала. Он был одет в защитную дыхательную маску, когда наливал химикаты в бочку опасных материалов.
— Мэтт, — сказала Ханна.
Он повернулся, увидел ее, стоящую на лестнице, и она увидела это в его глазах. Не просто ужас. Не только страдания.
Вину.
Существовало много вещей, которые он мог бы сделать в тот момент. Он мог бежать, напасть на нее или взять оружие.
Вместо этого он просто поставил стакан, опечатал цилиндр и снял дыхательную маску, когда он опустился на пластиковый стул перед столом. Потерпев поражение.
— Я пытался сделать добро, — произнес он. Возможно, это было адресовано Ханне, или ему самому, или, может, он говорил своей сестре в другой части города. — Первое вещество не работало. Должно было, но люди заболевали. Я должен был протестировать его. Мне пришлось.
— И ты дал его своей сестренке?
— Я сказал, что это отвадит вампиров. Она была рада это сделать.
— Сначала.
Он кивнул, вертя маску в руках.
— Она начала плохо себя чувствовать и хотела остановиться. Я сказал ей, что это нормально, просто тело начинает адаптироваться, но она… она хотела прекратить. Когда я просил ее продолжать, она сказала, что… что расскажет Оливеру. Ее Покровителю. — Вложенное в это слово презрение было таким горячим, что могло обжечь. — Вы знаете, что бы он сделал.
— Остановил тебя.
— Убил меня. Заставил исчезнуть. Я не мог позволить этому случиться. У меня есть дети! — Он посмотрел на нее, глаза мерцали от слез. — Я просто… я хотел защитить ее. У меня заболевание крови, вы знаете. И отказ от требования пожертвований. Они не хотят то, что у меня есть, и если я могу дать это другим людям… Это не должно было сделать ее больной. Просто… не такой вкусной.
— Почему ты ударил ее?
— Она ушла и звонила Оливеру. Я ударил ее, чтобы остановить, вот и все. Просто чтобы остановить ее от звонка ему. Я не хотел… — Он положил голову на руки и зарыдал. — Я думал, что она мертва. Я думал, что она мертва.
Ханна покачала головой, подошла к нему и — так любезно, насколько могла — подняла его и надела наручники. Она только защелкнула замок на левом запястье, когда услышала легкий треск на лестнице и подняла голову, чтобы увидеть стоявшего там Оливера и наблюдавшего за ней.
Он не пытался не казаться тем, кем был сейчас — опасным хищником. Блеск в его глазах не был полноценным вампирским, но и уже не человеческим.
— Ты можешь идти, — сказал он Ханне и преодолел оставшиеся ступени. — Это мое дело.
— Хрен я уйду, — сказала она и крепче сжала руку Мэтта. Он все еще всхлипывал. — Это не имеет ничего общего с тобой, Оливер. Или вампирами. Это человеческое преступление, и оно полностью под моей юрисдикцией.
Он поставил ногу на пол подвала, не сводя с нее глаз, и продолжал неуклонно продвигаться.
— Ты действительно хочешь все усложнить, шеф Мосес?
Она вытащила свой пистолет и направила в его грудь.
— Думаю, да.
Он остановился. Его глаза светились красным, и она должна была подавить очень естественную человеческую панику, которая расцвела внутри, что нужно бороться, чтобы бежать, чтобы действовать. Она должна действовать спокойно, если не могла быть спокойной. Она должна оставаться главной.
Оливер медленно наклонил голову в одну сторону, а затем переключил свое внимание на Мэтта Рамсона. В отвращении сузил глаза и сжал губы.
— Хныкающий трус, — сказал он. — С гниющей кровью. Забирай его, надеюсь, ты будешь рада. Но ты, Рамсон, слушай внимательно. Если твоя сестра умрет, я отплачу тебе еще одним визитом. Тюремные решетки не защитят тебя. Как и наша храбрая шеф Мосес.
— Отойди, — приказала она и снова получила зловещий взгляд. — Последнее предупреждение, Оливер. Оставь эту семью в покое. — Она грубо встряхнула Мэтта. — Перестань плакать и отзови его приглашение, если хочешь защитить жену и детей.
Он вдохнул достаточно воздуха, чтобы пробормотать правильные слова, и Оливер был вынужден уйти, как будто унесенный ветром. Он споткнулся на лестнице, но пошел дальше сам. Взгляд, который он бросил на нее, был злобно недружелюбным. Он стоял в дверном проеме достаточно долго, чтобы сказать:
— Увидимся, Ханна.
А потом ветер снова поймал его, протаскивая его по коридору. Она услышала, как открылась и хлопнула входная дверь.
— Позаботьтесь об их безопасности, — сказал Мэтт. — Пожалуйста, позаботьтесь о безопасности моей семьи.
— Обещаю, — сказала Ханна. — Я просто сожалею, что это должен делать ты. Поднимайся.
***
Регистрация Мэтта Рамсона заняла часы, но она убедилась, что он был в безопасности за решеткой и что ее лучшие ребята наблюдали за любой фигней вампиров, на всякий случай. Она ненавидела следующую часть, которая будет самой тяжелой, но это ее работа. Служить, защищать… информировать родственников.
Когда она прибыла в главную больницу Морганвилля, она была удивлена увидеть Монику Моррелл, идущую по коридору и явно покидающую палату Линдси Рамсон. Моника даже не нарядилась для этого случая; она была в почти обычных худи, джинсах и обуви на плоской подошве, волосы убраны в простой хвостик. Нет макияжа.
— Что? — отрезала она, когда увидела вскинутые брови Ханны. — Это лук.
— Да, — согласилась Ханна. — И тебе идет, Моника.
— Умоляю.
— Ты здесь, чтобы проведать Линдси?
Моника пожала плечами, давая понять, что она недостаточно внимательна, чтобы приложить усилия в ее незаинтересованности.
— Считаю, что должна. Учитывая, что я спасла ее жизнь и все такое.
— Мило с твоей стороны.
— Ну, знаешь, я сука не двадцать четыре часа, семь дней в неделю.
Открытие для меня, подумала Ханна, но держала это при себе.
— Какие изменения?
Моника недоверчиво взглянула на нее.
— Ты не знаешь?
— Знаю что?
— Она проснулась полчаса назад и сказала своим родителям, что ее тупой брат Мэтт был тем, кто ударил ее по голове. Представляешь? Я спасла ей жизнь, а теперь разрешила твое преступление. Черт, я хороша!
Моника широко улыбнулась, вскинула подбородок и прошла мимо нее к лифтам… которые, конечно же, открылись прежде, чем она нажала на кнопку. Такова жизнь Моники. Иногда кажется, что у Бога ужасное чувство юмора.
Ханна пошла к двери палаты Линдси Рамсон. Девушка сидела, в сознании — изнеможенная, но говорила. Голос звучал хорошо. Лучше, чем хорошо. Ее родители держали ее за руки, и на мгновение в душе Ханны возникло ощущение покоя.
Отец Линдси увидел ее и встал, чтобы сказать:
— Шеф Мосес…
Она кивнула.
— Я знаю, — сказала она и увидела, как спала напряженность с его лица. — Мне жаль. Мэтт под арестом. Мы можем поговорить обо всем этом позже. На данный момент я просто счастлива, что тебе лучше, Линдси.
Линдси улыбнулась. Она все еще была бледной и больной, но храброй. Храброй и сильной.
— Правда, что Моника спасла мне жизнь?
— Она позвонила в девять-один-один, так что полагаю, она помогла. Я бы сказала, что врачи спасли твою жизнь, и ты тоже, так борясь за жизнь.
— Слишком, что мой брат пытался убить меня, но теперь я должница Моники? Бог ненавидит меня. — Линдси повернула голову и поморщилась. Она потянулась к кнопке сбоку, нажала ее, и обезболивающие сделали свою работу. — Это не вина Мэтта, точно. Он пытался сделать что-то хорошее, но он испугался. Я не должна была давить на него. Мам, прости…
— Нет, — твердо сказала ее мать и похлопала ее по руке. — Нет, милая. Тебе не о чем извиняться. Мэтт будет в порядке. Ты будешь в порядке. Это чудо.
Линдси улыбнулась, закрыла глаза и задремала под воздействием лекарств. Ханна оставила их и на выходе из больницы колебалась, а затем вошла в часовню, где до этого говорила с Мэттом. Она была пуста, поэтому она пошла вперед, села на скамью и произнесла благодарственную молитву.
— Чудеса здесь случаются нечасто, — сказал голос рядом с ней, и Ханна подавила желание вздрогнуть. Это был тихий, спокойный голос, не теплый, но странно обнадеживающий.
— Основатель, — сказала Ханна и повернулась к ней. Амелия сидела на следующей скамье без звука или шепота побеспокоенного воздуха. Она была одета в холодный белый костюм, а волосы уложены в ее обычной прическе в виде короны. Красивая и ледяная. — Чем обязана такой чести?
— Я думаю, вы говорите это иронично, — сказала Амелия. Она продолжала смотреть прямо перед собой на религиозно нейтральные витражи позади алтаря. — Оливер расследовал отчеты, что кто-то загрязняет кровь. Нападение на девочку было случайным, но важным, потому что ее кровь была заражена. Я сожалею, что утаила от вас информацию. Она могла бы ускорить ваше расследование.
— Могла бы, — ответила Ханна. — В следующий раз скажите.
— Скажу, — Амелия замолчала на мгновение. — Как вы думаете, это было оно? Чудо? — почти задумчиво спросила она.
— Без понятия. А что?
— Потому что я бы хотела все еще в них верить. В чудеса и знамения. В эпоху удивлений и обещаний, где все возможно.
— Все еще возможно, — ответила Ханна. — Хорошие вещи и плохие. Но, возможно, у нас есть четкое представление о том, что мы становимся их причиной.
Амелия кивнула.
— Хорошая работа, шеф, — сказала она. — Я довольна.
— Я делала это не для вас.
— Это, — сказала Амелия и встала, и ее охранник, казалось, материализовался из ниоткуда, чтобы встать у нее за спиной, — то, почему я довольна.
Ханна смотрела, как они уходят, а потом снова посмотрела на алтарь.
Эпоха чудес.
Может, это и она, в конце концов.
Управление гневом
Мне пришло в голову после Кусачего Клуба, что Шейну могут понадобиться консультации с его проблемами с гневом. Общеизвестно, что они у него есть, но они эпично появились в этой книге, и, конечно, если он не искал некоторую помощь, кто-то будет искать за него… что привело к приказу Амелии проконсультироваться с доктором Тео Голдманом, который ближе всех из морганвилльских вампиров к профессионалу в области психического здоровья.