— Пока, — сказал Шейн.
— Пока, да. — Взгляд Рожкова оставался на Еве. — Я не умоляю. Если ты скажешь мне нет, я пойду. Может быть, заболею. Может быть, буду совершать ужасные вещи, когда исказятся мои чувства. Я не знаю, поскольку я никогда не позволял моей… слабости стать настолько сильной. Но твое решение, как сказал Майкл.
Плечи Евы поднялись и опустились в пожатии.
— Черт.
Она вдруг подняла руку и протянула ему, а ее глаза зажмурены в ожидании. Все ее тело напряглось, борясь против решения, и Майкл знал, что он выглядел точно так же — ощущал то же самое. Он хотел каждой клеткой своего существа оттащить ее от Рожкова, спасти ее от него… и потребовалась каждая унция воли, которой он обладал, чтобы ждать, пока другой вампир поднял руку Евы, потом раздвинул губы, и появились клыки.
— Майк? — Голос Шейна был резким и напряженным, и его друг практически вибрировал от рвения вмешаться. Клэр была тихой, но она тоже смотрела на него. Если что они пойдут с ним.
Это решение Евы. Решение Евы. Мантра била его по вискам, как молоток, громко и так же болезненно, и он почти потерял контроль, когда увидел боль в ее выражении лица, когда укусил Рожков. Нет-нет-нет-нет-нет…
А потом все закончилось. Он был верен своему слову. Один спокойный глоток, а затем Рожков положил бледную руку на рану, запечатывая ее. Ева освободилась и зажала руку на месте укуса. Он не сильно кровоточил, знал Майкл. Частью вампирского укуса было исцеляющее вещество, наполняющее рану, когда извлекают клыки. Он чувствовал запах крови, но не долго.
Рожков закрыл голубые глаза и упал на подушки дивана. Облегчение на его лице было столь же сильным, как и страдания.
— Спасибо, devushka. Я у тебя в долгу. В обмен я обещаю тебе. Никогда не буду снова угрожать тебе или тем, кто рядом с тобой. И если я тебе понадоблюсь, ты можешь обратиться ко мне за услугой, да?
Он встал и пошел к двери, но Шейн стоял на его пути. По резкому выражению лица и готовой позиции, он все еще был готов к бою, если понадобится.
— Шейн, — слабо сказала Ева. — Пусть идет.
Майкл кивнул. Шейну не понравилось, но он отступил.
— Отличное решение, — сказал Рожков, когда шел по коридору — бесшумно по деревянном полу. — Надо доверять семье.
Майкл чувствовал, как другие вампиры исчезают в ночи снаружи, и позволил себе, наконец, расслабиться.
— Что ты знаешь? Мы не должны ни с кем драться, — сказал он. — Интересно.
— Я просто немного разочарован, — ответил Шейн и показал пространство около дюйма между двумя пальцами. Клэр подошла к нему и сжала пространство до очень маленького. — Ладно, Может быть, не так сильно.
Когда Шейн обнял свою девушку, Майкл пошел к Еве и протянул ей руку. Она посмотрела на него снизу вверх, а затем позволила ему поставить себя на ноги и упасть в его объятия.
— Я правильно поступила? — прошептала она ему. Тепло ее дыхания, ее тела, было похоже на лето напротив него, прекрасное время года.
— Не знаю, — сказал он. — Надеюсь, что да.
Он поцеловал ее, и поцелуй был подслащенный, и когда их губы нежно приоткрылись, она сказала:
— Итак. Теперь ты встретил мою семью. Что думаешь?
Он засмеялся.
— Думаю, у каждого есть смущающие сумасшедшие дяди, devushka.
— Что это вообще значит?
— Без понятия. — Он понизил голос до интимного шепота ей на ухо. — Но это звучит так же сексуально, как и ты.
— Шшш! — Она покраснела под готским макияжем, и он ощутил, как тепло ее кожи скрутилось в невидимые, сладкие завитки. — Кто-то должен сказать Локхартам, что они в безопасности. И нам лучше, ах, иди домой. Верно?
Ему нравился план.
***
В ближайшие дни они забыли о Рожкове; он не вернулся, не то чтобы показывался на расстоянии, и что бы он не делал, казалось далеким и не их проблемой. Запястье Евы зажило даже без намека на шрам. Жизнь продолжалась бурными и спокойными скачками.
Майкл никогда не спал крепко, став вампиром — слишком осведомлен об окружающем его мире — но он научился лежать неподвижно и наслаждаться теплом Евы рядом с ним, пока она бормотала и видела сны. Это были своего рода комфорт и спокойствие, что он никогда не понимал на самом деле, пока они не появились.
Так что он бодрствовал, когда это начало меняться.
В первый раз это было незначительно; Ева пошевелилась, пробормотала что-то и села в постели. Он тоже сел, думая, что она что-то слышала, но ее сердце билось в том же медленном, устойчивом ритме, и хотя ее глаза были открыты, они были неясными и незрячими, видя сны.
— Ева? — спросил он ее. Она не ответила. Он смотрел на нее, волнуясь, но после долгих несколько секунд она опустилась на подушку, свернулась на своей стороне и снова была неподвижной и тихой, по-прежнему тихо и регулярно дыша.
Она не проснулась.
На следующую ночь она встала с постели. Она не ходила; она просто стояла, глядя в стену, а затем с сонной медлительностью забралась в постель и прижалась к нему. Он крепко обнял ее, держа ее в безопасности. На следующее утро он спросил, знает ли она, что она вставала; она не помнила.
— Думаю, я лунатик, — сказала она и одарила его беззаботной улыбкой.
Он улыбнулся в ответ, но вымученно. Это беспокоило его. Ева всегда спала крепко и мирно — и пустое состояние, когда она поднялась, казалось неправильным. Очень неправильным.
Следующей ночью она встала и подошла к окну. Она попыталась открыть его, но защелка с годами стала тугой, и после нескольких попыток она вернулась в постель.
Майкл встал и пошел осмотреться снаружи. Он увидел темную фигуру в тени деревьев во дворе, но она исчезла, прежде чем он даже смог начать определять, кто это был.
Следующей ночью Ева попыталась убить его.
Она поднялась в три часа утра, прошла к двери спальни и вышла в коридор. Если бы она упала с лестницы… Он последовал за ней, колеблясь и не зная, должен ли он разбудить ее, и когда она повернулась, он понял, что она держала серебряный нож, который хранила под кроватью. Ее движения до этого момента был медленными и сонными, но нож полоснул его со смертельной целью и скоростью, хотя пустая мрачная отрешенность в ее глазах не изменилась.
Если бы он не был одарен скоростью вампира, он был бы выпотрошен. Он приблизился к ней после того, как избежал косого удара, схватил ее за руку и отобрал нож.
— Ева? Ева! — Он сильно встряхнул ее, но она не просыпалась. Не сопротивлялась.
Когда он отпустил ее, она продрейфовала обратно в спальню, забралась в постель и быстро вернулась ко сну, оставив его с холодным ножом в руке.
Господи.
Дело плохо. Очень, очень плохо. И на следующее утро она ничего не помнила. Что если бы она пошла в комнату Клэр? Или Шейна? Что бы она сделала?
Он должен был выяснить. И быстро.
***
Амелия отказалась с ним встретиться. Она была, по словам ее помощника, очень занята и недоступна в обозримом будущем. У Майкла было сильное и тревожное чувство, что она внесла его в черный список, чтобы подчеркнуть, насколько глубоко сердится на его отказ оттолкнуть Еву. Она позволила свадьбу, но это не значит, что она была ей рада.
Оливер, с другой стороны, был именно там, где Майкл ожидал его увидеть; за барной стойкой в Common Grounds, наливая эспрессо для нетерпеливого, печатающего смс студента, который, очевидно, не имел ни малейшего представления о том, что проявлял неуважение к одному из старейших, наиболее опасных вампиров в мире. Оливер, казалось, не обращал внимания, но был холодный свет в его глазах, который заставил Майкла задаться вопросом о будущей продолжительности жизни этого студента.
Майкл положил на стойку пять долларов и заказал напиток — стандарт вампира, Red Bull и кровь — и когда Оливер смешал его и закрыл крышкой, сказал:
— Рожков.
Было малейшее колебание в гладких, отточенных движениях Оливера, но этого было достаточно, чтобы Майкл знал, что получил джек-пот. Оливер поставил чашку на стойку между ними и сказал:
— У меня в кабинете. Террелл, за кассу.
Он снял фартук бариста с логотипом Common Grounds и повесил его на вешалку, выходя из-за стойки.
В офисе Оливера было темно — достаточно низкой освещенности, чтобы было удобно вампирам, не достаточно для людей, чтобы разглядеть детали. Майкл сел в кресло для посетителя, а Оливер занял место за столом; это был обычный офисный стул, ничего особенного, но из-за Оливера казался троном. У него осанка правителя. Как у Амелии.
— Рожков, — повторил Майкл. — Расскажи мне о нем.
— Какое тебе до него дело?
— Это дело Евы.
Оливер откинулся на спинку стула, веки опустились, скрывая его взгляд; он сцепил пальцы вместе и на мгновение затих, а потом сказал:
— Скажи мне почему.
— Лунатизм Евы. Прошлой ночью с ножом. Рожков брал ее кровь, и думаю, это он делает.
— Почему, во имя Господа, ты допустил это, Майкл?
— Я ничего не допускал, — ответил Майкл. — Это сделала Ева. Он сказал, что он ее семья, и он болен, и она могла бы помочь.
— Семья. — Голос Оливера звучал тяжело на этом слове. Он снова замолчал, взгляд ушел далеко в прошлое, а затем, наконец, моргнул и выпрямился, снова положил руки плашмя на стол. — Да. Я думал, мы лучше его сдерживаем.
— Ты… знал об этом?
— Не о Еве. У Рожкова определенная… психическая неустойчивость. Он считает, что если устранит всех человеческих членов своей семьи, то станет самым мощным вампиром на земле. Это не так, конечно. Это нонсенс. Но он в это верит. Он выслеживал и уничтожал свою семью в течение нескольких поколений.
— Мог бы предупредить нас о нем!
— Зачем? — Взгляд Оливера был раздраженным и нетерпеливым. — Она не больше связана с ним, чем со мной. Рожков убил свою родословную очень, очень давно. Но так как его пророчество великой силы не сбылось, он воспринимает эти понятия — заблуждения. Если бы я знал, что он сосредоточен на Еве, я бы тебя предупредил.
— Ты сказал, ты думал, что сдерживаешь его. Что ты имел в виду? Он спокойно разгуливает.