– Не знаю, – растерялся Николай. – Я и не предполагал… Понимаете, я с этими парнями познакомился, так сказать, в ту минуту, когда они пытались выбросить из окна жену этого бизнесмена.
– А высоко было? – с живейшим интересом осведомился Родик.
– Восьмой этаж.
– Ну! Далеко лететь!
– Далеко.
– Я так понял, они благодаря тебе ее все-таки не выбросили? – сверкнул вставной улыбкой Родик.
– Не выбросили. Хотя и мне перепало!
– А бизнесмена достали?
– Его кое-что другое достало, – буркнул Николай, и Родик покладисто кивнул:
– Ладно, не хочешь – не говори. Но про парней уж расколись на подробности, а то как я их искать буду? Ты их разглядел?
– Не очень, – признался Николай. – Но их хорошо разглядел, например, наш шофер, и другие видели. Два парня от двадцати пяти до тридцати лет, оба очень бледные и чем-то похожи друг на друга. Не такие высокие, как я, но под метр восемьдесят пять будут. Крепкие, очень сильные – это я со всей ответственностью заявляю. Волосы белобрысые, глаза светлые, даже как бы беловатые.
– Альбиносы, что ли? – вскинул брови Родик.
– Да нет, просто они выцветшие какие-то. Будто картофельные ростки в подвале.
– Ну, эти картофельные ростки тебя все-таки умудрились приложить, – буркнул Родик. – Но намек ясен: я и сам был таким ростком выцветшим, когда с последней ходки вернулся. Еще что?
– Зовут их, в смысле, клички – Жека и Кисель. У Жеки на правом виске отчетливо виден шрам. Как сказал наш шофер, в него будто был сделан контрольный выстрел, но башка оказалась такая крепкая, что пуля отскочила.
– Хорошо сказано, – кивнул Родик и поднялся. – Посиди-ка шесть секунд.
Он вышел в коридор, откуда некоторое время звучал его неразборчивый голос, потом вернулся с сотовым телефоном в руке. Сунул его Николаю:
– На, повтори про этих двух ребятишек все, как ты мне говорил. И насчет шрама не забудь.
– Алло? – спросил Николай, неуклюже беря телефон. – Здравствуйте…
Ответом было чье-то дыхание.
– Говори, – хохотнул Родик. – Там поймут.
Николай добросовестно перечислил скудные приметы Жеки и Киселя и даже процитировал дядю Сашу – насчет контрольного выстрела.
– Как фамилия парня, на которого эти братки наезжали? – остановил его Родик, когда Николай хотел передать телефон.
– Дебрский, – мрачно произнес Николай, и в трубке раздались гудки отбоя.
– Дебрский… – задумчиво повторил Родик. – Интересная фамилия. Редкая, если не редчайшая. Однако я знавал еще одного человека с такой фамилией…
Он вздохнул, потер бок, и его лицо приобрело мрачно-задумчивое выражение. Николай бросил взгляд исподлобья, чувствуя не то опаску, не то жалость к этому насквозь больному мужику, который, конечно, и богат, и власть имеет, однако ничто не сможет вернуть ему утраченного здоровья. И с каждой минутой он все больше поражался своей наглости, толкнувшей заявиться сюда и еще вопросы задавать. Родик ведь ничем ему не обязан, кроме маленького мухлежа с вызовом «Скорой». Николай ввязался в ту игру из чистой бравады, однако немало нашлось бы желающих сделать это элементарно за сотню рублей. И уж они-то больше никогда бы не напоминали о себе «волку»! А он приперся вот…
– Еще чайку? – предложил радушный хозяин.
– Да нет, спасибо. – Ему пора было уходить, Николай это чувствовал. Но все-таки оставалось кое-что, и он, почти с отчаянием поглядев на Родика, пробормотал: – А можно еще один вопрос?
Если тот и был потрясен наглостью нечаянного знакомца, то ничем этого не показал. Кивнул спокойно:
– А давай.
Николай сунул руку в карман и стиснул в кулак то, что там лежало.
– Собственно, вы, очень может быть, ничего мне об этом не скажете, – пробормотал он. – Просто мне показалось, что эта вещь была сделана… я видел такие ручки, знаете, и финки с наборными рукоятками, и это тоже такого типа…
– Да кончай солому жевать, – нетерпеливо перебил Родик. – Я же не круглый дурак, понимаю, раз ты ко мне пришел, значит, припекло до крайности, так или нет? Разве нормальный человек придет к вору просить помощи, если это не вопрос жизни и смерти?
В его голосе не было даже легкого оттенка горечи – просто констатация очевидного факта. Но Николаю стало неизмеримо легче оттого, что «волк» снова все понял.
– Да, это вопрос жизни и смерти, – кивнул он, вынул руку из кармана и разжал потную ладонь. – Вот, посмотрите. Мне надо знать хотя бы примерно, как это могло оказаться у… у одной женщины.
На его ладони лежал пластмассовый комочек, сильно оплавленный и потерявший форму. Николай отмыл его и отдраил, как мог, и теперь можно было догадаться, что комочек некогда был алым сердечком. Пластмассовые слои были подобраны и соединены с необыкновенным искусством, вдобавок в глубине сердечка сквозил небольшой золотой крест, казавшийся объемным и выпуклым. Именно сочетание безупречного золота и пластмассы придавало сердечку тот вульгарный вид, который безошибочно свидетельствовал о его происхождении.
– Откуда это у тебя?
– Нашел, – Николай отвел глаза.
Родик осторожно подцепил тонкую золотую цепочку, прикрепленную к сердечку и связанную узелком там, где она была разорвана, и Николаю показалось, что шершавые пальцы, коснувшиеся его ладони, дрожат. Да, похоже, чрезмерно утомил он сегодня радушного хозяина!
Родик повертел сердечко так и этак, разглядывая, а потом вскинул темные глаза и сказал:
– Домой тебя отвезут. А я, как что узнаю, – позвоню. Так что трубочку ты все-таки поднимай!
Антон, высоко подняв плечи, топтался на обочине, безнадежно всматриваясь в даль. Он очень озяб в легком, не по погоде, плаще. Куртка его сгорела при аварии, а пальто, которое нашел в шкафу, показалось слишком тяжелым. Теперь жалел, что не надел его: здесь, на этом повороте, дуло люто! А Инна стояла прямая, как маленькая статуэтка, и холодный ветер, завивавшийся вокруг ее изящной шеи на манер шелкового шарфа, похоже, ничуть ее не беспокоил.
– Да тут вообще машины не ездят, что ли? – проворчал Антон, с раздражением покосившись на нее.
– Еще как ездят, – сказала Инна. – Я от вас всегда уезжала на попутке совершенно спокойно. Впрочем, можно пойти на площадь Горького, там стоянка.
– У тебя машины нет, что ли? – спросил он, но ответа не расслышал, потому что устремился с поднятой рукой навстречу двум огненным глазам, однако те лишь мигнули – и пролетели мимо.
Антон шепотом чертыхнулся, возвращаясь к Инне:
– Вот гад! Даже не тормознул! Что ты сказала?
– Я сказала, что у меня нет машины, – повторила Инна. – Откуда, ну ты сам посуди?
– Что, адвокаты так мало получают? – усмехнулся Дебрский и вдруг ахнул: – Слушай… Я совершенно забыл! А у тебя деньги-то на дорогу есть? Меня ведь эти братки обчистили, я даже с фотографом окончательно не расплатился.
– Не волнуйся, фотограф свои баксы получил, – кивнула Инна. – Все-таки мы там запечатлены вдвоем, на этих фотках, так что расходы пополам. И тебе я денежку дам, не волнуйся. – Она открыла сумочку. – Завтра пойдешь в свой «Вестерн», получишь жалованье. Оно у тебя очень приличное. А пока возьми, вот тысяча.
Антон с сомнением взял жиденькую пачку сотенных, пятидесяток и червонцев. Общение с Аликом научило его некоторому цинизму в отношениях со средствами платежа. Тысяча рублей – это же меньше сорока долларов!
– Не волнуйся, – улыбнулась Инна, словно прочитав его мысли. – До утра тебе хватит. Некоторые люди месяц вынуждены жить на половину этой суммы.
Антон глянул на нее дикими глазами и в который раз почти с отчаянием подумал: «Господи, куда я попал?!»
– Спасибо, но мне как-то неудобно… – промямлил он, потому что в это мгновение встрепенулось что-то в сознании и напомнило: мужчине брать деньги у женщины – постыдно.
– Ничего, свои люди – сочтемся! – легко отмахнулась Инна. – Не забывай, ты мне должен семьсот пятьдесят тысяч долларов! Так что еще сорок в ту или другую сторону ничего не меняют. – Глаза ее смеялись. – И вообще, я сейчас немножко разбогатела: наконец-то получила страховку за дачу.
– У тебя дача сгорела? – ужаснулся Дебрский, и ее лицо тут же оказалось рядом, сверкнули надеждой огромные глаза:
– Ты вспомнил? Почему ты сказал, что у меня сгорела дача? Антон, ты вспомнил?
Он подумал, потом с сожалением вздохнул:
– Сам не знаю, почему я так сказал. А что, она и вправду сгорела?
– Это был поджог, – глухо выговорила Инна, опустив голову. – Из мести. Один бомж, которому я дала от ворот поворот, взорвал там газовый баллон. Во-от такая была ямина.
– Да ты что?! – Дебрский даже захлебнулся от возмущения. – И что? Его посадили?
– Не успели. – Инна вглядывалась в его глаза, словно искала там что-то. («Может быть, то, чего и не было никогда?» – вдруг мелькнуло в голове Дебрского.) – Он то ли перепил, то ли нажрался какой-то гадости – и подох в своей беседке… ну, он жил в беседке на улице Горького.
Его поразила ненависть, прозвучавшая в голосе Инны. Хотя да, ей жалко дачу, это понятно. Но все-таки человек умер…
– Машина! – вскрикнула она. – Голосуй скорей!
Антон вскинул руку, и беленькая, ладненькая машинка послушно подкатила к тротуару.
Дебрский рванул дверцу:
– Подвезете?.. – Он обернулся смущенно: – Слушай, я не помню, где ты живешь.
– Конечно, – Инна восприняла это совершенно спокойно. – В Гордеевке, в самом начале.
– В Гордеевку подвезете?
– Без проблем за семьдесят, – согласился сидевший за рулем парень в низко надвинутой шляпе, убирая со свободного сиденья газеты и приглашающе похлопывая: – Кто поедет? Девушка? Это хорошо!
Антон вгляделся. Э, да их тут двое, ребяток-то. Еще один дремлет на заднем сиденье, уткнув нос в поднятый воротник.
– Ладно, проезжайте. – Он выпрямился.
– А чё, хозяин? – удивился водитель. – Дорого, да? Ну давай за шестьдесят.
– Пока, ребята, – сказал Антон, захлопывая дверцу.
Автомобиль тронулся, и вскоре красные огоньки исчезли вдали.