– Так ты думаешь, Зоряна ворожить на кладбище побежала? – Елица задыхалась от быстрой ходьбы, но все же не умолкала. – Ох, беда… Как бы люди не прознали… Вот, помню, свекровка моя раз пошла на жальник, какой-то травки там пособирать, которая только в полнолуние цветет, так ее чуть на вилы не подняли…
Нойда, утомленный болтовней женщины, молчал и только ускорял шаг. Он уже и без всяких сайво чувствовал, как в эту явно очень непростую ночь на чей-то беззвучный зов слетаются духи. Вьются над лесом, над березовой рощей на холме…
– Погоди! – вдруг остановился он. – Жальник же вроде бы дальше, в ложбине…
– Да.
– А на холме что за березняк?
– Так Девичья роща! Нынче там наверняка девки гадать собрались. Русальные ночи, да еще и полнолуние! Слышишь, поют?
Нойда прислушался и в самом деле уловил едва слышное слаженное пение, доносящееся со стороны холма.
– Эта роща у нас известная, туда и с соседних деревень приходят. Я сама туда в девичестве бегала… А все потому, что только у нас там растет свадебное дерево!
– Что за дерево такое?
– Когда-то семена березы и сосны легли рядом, вот и выросли из одной ямки два дерева, – охотно принялась объяснять Елица. – Стволами навеки сплелись, ветвями обнялись. Разделить их нельзя: одно дерево помрет – за ним и второе, связь нерушима… Нынче все девки, кто по парням сохнет, к тому дереву втихомолку крадутся, венки на него вешают…
«Вархо, ты выиграл свои три капли крови, – мысленно обратился к упырю нойда. – Всё-таки втравили меня в приворот!»
– Вот, помню, лет десять назад свекруха…
И Елица принялась рассказывать, как к бабке пришла за помощью девка – помоги-де парня присушить, страдаю-не-могу!
– …а бабка ей: «Нитку у него из рубашки вытащи, а лучше из портов, и все время под левой пяткой носи! Как будешь топтать, так и ему тяжко на душе будет…»
Под ногами чуть заметно дрогнула земля.
– Это еще что? – пробормотал нойда.
Пение вдалеке оборвалось… И тотчас сменилось пронзительными воплями.
– Батюшки-светы, это что?! – взвизгнула кузнечиха.
– Где тут тропа к вашему свадебному дереву? – процедил нойда.
Они как раз подошли к подножию холма, когда мимо них, тараща белые глаза, опрометью пронеслись растрепанные девки. Целая толпа вопящих девиц: волосы всклокочены, белые рубашки полощутся в темноте. Нойда едва успел увернуться, чтобы с ног не снесли.
– Может, не ходить нам, лопарь? – дрожащим голосом спросила Елица. – Неладно там…
Холм снова содрогнулся. Нойде показалось, что стая птиц взвилась в воздух и теперь носится над ним, подобно черному вихрю.
«Это не птицы, – сообразил он через мгновение. – Это здешние сайво мечутся… Кто-то их так взбаламутил… Кто-то открывает врата Нижнего мира! Да не открывает, а взламывает!»
Ничего не ответив женщине, нойда устремился наверх по петляющей среди берез тропе.
Почти на самой верхушке саами увидел кузнецову дочку. Она стояла напротив двух переплетенных меж собой деревьев – с разметанной по спине косой, в одной рубахе. Стояла прямо, твердо, ничуть не отвлекаясь на корчи земли и буйство духов в небе. Зоряна простирала перед собой руки и звучным, сильным голосом нараспев восклицала:
– Стой, где стоишь, лежи, где лежишь! Помяну тебя любовью, горячею кровью! Позову в подмогу тоску-кручину: прилетай, тоска! Прилепись к моему суженому! Вселись, тоска, в его сердце навеки! Не отпускай, продыху не давай! Куда бы он ни шел – иди след в след, не отставай! Белым днем или черной ночью, грызи его, тоска, воли лиши, глаза слезами застели… Пусть обо мне лишь думает, по мне плачет, тоскует – утром, днем, в сумерках, в час ночной…
– Остановись! – закричал нойда, увидев, что затевает Зоряна.
Но поздно. С последними словами заговора девка с силой воткнула что-то себе в руку и окропила кровью оба сросшихся ствола.
На этот раз судорога земли была такой сильной, что нойда едва удержался на ногах. А свадебное дерево заскрипело, затрещало, застонало… И начало проваливаться в недра.
Нойда с трудом успел отскочить от разрезавшей вершину холма трещины. Краем глаза приметил торжествующее выражение на бледном лице Зоряны… И иным зрением увидел черную тучу, что, клубясь, восходила над разломом…
Не раздумывая, нойда схватил в горсть висящую на его шее железную птицу:
– Помогай, великий сайво!
Из-под его пальцев вырвались лучи света – будто солнце взошло прямо на вершине холма. Заветная сума на поясе отозвалась жаром, удесятеряя силы шамана. Сжимая оберег в правой руке, нойда направил левую на черную трещину, повелевая пролому в Нижний мир закрыться навсегда.
Глубины холма наполнились глухим рокотом. Земля задрожала под ногами в последний раз…
Затем все погасло и затихло.
– Благодарю тебя, о великий сайво, – пробормотал нойда, с усилием разжимая пальцы и отпуская птицу. – Не знаю, кто там был… Но я остановил его…
Ноги подогнулись, и он бессильно сел в траву, опершись рукой о землю.
– Доченька! – раздался заполошный крик поблизости.
Кузнечиха все-таки пересилила страх и поднялась на холм.
– Зачем?! – полетел в ответ полный злобы девичий голос. – Зачем вы сюда явились? Кто вас звал?! Вы мне все испортили! Он уже слышал меня! И тут этот колдун…
– Зоряна, голубушка, ты разве сама не видишь? – плача, спрашивала мать. – Что творится-то! Ведь ужас… Земля разошлась…
– Мать, ты не понимаешь!
Девица разразилась слезами.
– Все испортили! – рыдала она. – Когда теперь еще будет такая ночь, чтобы Витко сразу все бросил и вернулся?!
Той ночью в избе кузнеца никто не спал. Зоряна лежала в светелке, закатив глаза. Мать суетилась над ней, не зная, что делать. Запах земли усилился; теперь к нему добавился другой, еще худший. То был запах тлена и разложения…
– Пустите меня к девке, – произнес нойда, едва придя в себя. – И снимите с нее одеяло. Я должен увидеть ее без одежды.
– Ты, колдун, не больно-то… – заворчал кузнец.
– Или умрет к утру, – пригрозил нойда.
Так или нет, а больше он времени тратить зря не собирался. Вдобавок был зол и на девицу, и на все ее семейство, включая покойную бабку.
Едва родители подошли к кровати, как девица тут же очнулась и с криком вцепилась в одеяло. Краткая борьба – и взгляду нойды явилось тощее тело, покрытое синяками и словно бы истыканное иголкой.
– Это кто ж тебя так мучил?! – опешил отец.
– А я-то все гадал, где дыра в Нижний мир, – протянул нойда. – Откуда так сквозит! На кладбище искал… А дыра – вот она! Прямо в ней!
– Кровь! Кто-то кровь из нее пьет! – раздался вопль матери. – Люди добрые, у нас упырь завелся!
– Нет никакого упыря! – повысил голос нойда. – Она сама.
– Сама себя покусала?
– Нет. Так, девка, а ну-ка разожми кулак!
Нойда насильно разжал потный кулачок. В нем скрывалась остро наточенная булавка, какими скалывают ворот плаща.
– Жениха беглого пряжка? – спросил нойда.
Зоряна упрямо молчала, вырываясь.
– Ворожба какая-то, что ли? – хмурясь, пробормотал отец.
– Не какая-то, а приворотная, – пояснил нойда. – Должно, бабка-ведунья внучку научила. Ох и бабка! Даже из могилы внучку губит…
При слове «приворот» кузнец вдруг побелел, чем-то смертельно напуганный. Елица, напротив, с недоумением глядела на нойду:
– Вот это, с булавкой – приворот?
– Да, самый обычный. Что-нибудь этакое: «Раздобудь булавку суженого и втыкай в себя, приговаривая: пусть у него так душа болит, как у меня тело… Вот он побегает по чужим краям – да и назад прибежит, чая от боли избавиться». Верно, Зоряна?
Кузнецова дочь бросила на саами взгляд, полный жгучей ненависти.
– Что зенки лупишь? – Нойда не был расположен искать вежливые слова. – Это, по-твоему, любовь? Измучить, принудить, своей воли лишить?
– Все ворожат на любовь, – прошипела девица. – Отвяжись, лопарь! Витко мне обещался, а после сбежал!
– Если не люба, почто заставлять?
Девичье личико перекосилось:
– Он предал меня! Пусть теперь платит! Знаю, плохо ему… Так мне еще хуже! Вернется, покается – тут и дело на лад!
– А когда чары иссякнут – снова сбежит?
Девица злорадно улыбнулась:
– Стерпится – слюбится! Как поженимся, деток заведем – уж не побегает!
– Доченька, как же так? – слушая дочку, ужаснулась мать. – Ведь как люди говорят: на чужом несчастье счастья не построишь!
– А я разве несчастья ему желаю? Нет, пусть себе будет счастлив – только со мной!
– Да разве годится так рассуждать? – всплеснула руками Елица. – А без тебя, значит, пусть страдает?
– Без меня – пусть хоть помрет!
– Понял! – воскликнул нойда.
Все с недоумением замолчали.
– Наконец-то сложилось! И запах земли, и трещина на холме, и хвори ваши… Зоряна, жених не бросал тебя.
Кузнец резко дернул рукой, словно собираясь остановить колдуна. Нойда, мельком взглянув в его сторону, продолжал:
– Он умер. Причем давно.
– Как умер… – пролепетала Зоряна, мигом утратив весь пыл. – Когда?
– Думаю, сразу, как вы расстались. Оставь мертвяка в покое. Хватит его звать. Придет ведь – не порадуешься…
– Вот оно как! – сообразила мать. – Зоряна на мертвого ворожила! Потому и чахла: это он ее к себе на тот свет тянул!
– Нет, – возразил нойда. – Как раз наоборот. Это Зоряна его целый год сюда звала. И когда он в могиле пробудился – у вас сырой землей и запахло…
Кузнец с женой в ужасе переглянулись.
– Это что же, тут мертвяк у дома болтается?! – пробормотал отец.
– Не верю! – раздался крик девицы. Она пыталась встать с постели, но все время падала обратно. – Все врет проклятый лопарь!
Нойда понюхал воздух.
– Чуете тлен? Он уже не в земле… Не сегодня-завтра пожалует свататься…
Девица сползла с постели, на этот раз, кажется, в неподдельном обмороке. Мать с отцом кинулись к ней.
«Да тут не только приворот, – услышал нойда ехидный голос Вархо. – Тебе, похоже, предстоит ходячего мертвеца в могилу загонять…»