– Да не все уходят, – попытался возразить Тучка, – вон, у нас на Неро меряне вперемешку со словенами живут…
– Тот, кто помнит обычаи дедов, не станет мешаться с чужим племенем! Не станет есть нечистую пищу, не возьмет нечистой жены…
– И откуда бы пойти слухам о купцах, если рассказать будет некому? – хмыкнул Жмей, стоя рядом со старцем.
– Погоди, сын, – положил руку ему на плечо кугыз. – А ты, жрец… Ты хоть и впал в скверну, но все же чтишь Шкая, поэтому мы тебя пока оставим в живых. Может, боги согласятся принять твое раскаяние…
Тучка поглядел на валяющиеся тела, вздохнул и промолчал.
Когда из лесу полетели ядовитые стрелы, несколько человек еще оставались на корабле. Кофу задержала болотная девочка: никак не хотела сходить на берег. И нойда с Лишним, которые вовсе туда не собирались.
Кофа уже хотел вступить на сходни, как вдруг его кто-то дернул за рукав, и раздался тонкий голосок:
– Кофа-атяй!
– Она заговорила?! – воскликнул хазарин. – Лопарь, гляди, тут чуд…
В тот же миг в щеку Кофы воткнулся шип. Взгляд его тут же остановился, изо рта потекла слюна. Он мешком рухнул на палубу.
Девочка, лишь взглянув на шип, мигом нырнула в реку и исчезла.
Нойда схватил Лишнего в охапку, заставил спрятаться за бортом. Не сводя глаз, он смотрел, как из леса выходят воины-мещёры, как начинают обыскивать тела новогородцев, хотя те еще шевелились… Старики окружили Жмея, явно говоря ему слова похвалы, – а тот гордо улыбался, как вернувшийся из похода герой. Ничем не напоминая того угрюмого мстителя, каким прикидывался на берегу Нерлеи. Будто даже помолодел…
«Да тут не без колдовства… Эх, Нежата, Нежата…»
Пока прочие мещёры разбирались с новогородцами, двенадцать старцев неспешно направились прямо к лодье. Остановившись перед ней, они низко поклонились. Затем старший кугыз заговорил:
– О великий чародей севера! Мы – Двенадцать Прозорливых, те, кому боги доверили беречь род мещёр и блюсти его чистоту в мире скверны. Люди зовут меня Кыем, сыном Кыя. Мы ждали тебя, о чародей! Благодарим тебя, пришедшего на наш зов…
«Горшок, – сообразил нойда. – Ой я дурак…»
– Мы просим тебя удостоить Ежнэ-кар своим посещением…
– Да уж куда я денусь, – вздохнул нойда, вставая на ноги.
Тут же в воздухе свистнул шип. Лишний, поднявшийся вместе с ним, молча упал.
– Он спит, – пояснил кугыз. – Как и прочие. Наши боги не любят мертвечину…
Крепость Изнакар, несомненно, понравилась бы Нежате – да не судьба была любоваться. Бесчувственных пленников погрузили на их собственный корабль и отвезли по реке к святилищу, в сумрачную осиновую рощу неподалеку от берега. Каждая из этих осин соперничала ростом с сосной.
Оставив корабль, пленников и большую часть воинов-мещёр у святилища, двенадцать старцев вместе с нойдой и небольшой стражей двинулись дальше, по широкой лесной дороге. Туда, где над кронами поднимались рогатые башни лесной твердыни.
Вокруг крепости располагался немаленький город. Нойда с невольным любопытством поглядывал по сторонам. Деревянные мостовые, дерновые крыши; избы, украшенные звериными оберегами, и повсюду вырезанные из дерева изображения черных змей… Взглянуть на идущих выбегали женщины в диковинных рогатых уборах и мужчины, одетые вовсе не приметно. Нойда подумал, что мещёры своим укладом очень похожи на мерян и, несомненно, приходятся им родней.
«Живут тем же обычаем, говорят на том же языке, поклоняются одному богу… И при этом считают мерян нечистыми! Поистине дивен мир…»
А над зелеными крышами нависала, приближаясь, крепость Изнакар. Полностью срубленная из дерева, она радовала взгляд затейливой красотой. Множеством колючих остроконечных башен она напоминала самого Великого Ежа, на котором, согласно поверьям мерян, стоял мир. Большие резные ворота широко распахнулись навстречу Двенадцати Прозорливцам, избавившим народ мещёр от опасности в лице Нежаты.
Около ворот собралась толпа. Саами приметил, что в ней много жрецов. Кугыз Кый вышел вперед и сделал всем знак расступиться. Среди пустого пространства, прямо под сводом ворот, нойда увидел нечто необычное. Каменный круг наподобие того, в котором сам любил сиживать на Коневице, – но неровный, открытый с одной стороны и заложенный с прочих. Внутри круга камнями поменьше были выложены сложные завитки.
– Прошу, войди в круг, великий чародей! – пригласил его старец. – Только чистые достойны попасть в священный Ежнэ-кар…
«Испытывают, – понял нойда. – Ну-ну… Поглядим…»
Он вошел во внешний круг и сразу ощутил, что воздух стал вязким. Некая сила пыталась сковать его движения.
«Ловушка… Ловушка на духов? Всего-то?»
Мещёры, затаив дыхание, смотрели, как чужеземный колдун заходит в спираль. Вот сейчас ловушка захлопнется, и чужак просто исчезнет…
Нойда дошел до середины завитка, постоял там и, легко перешагнув два ряда камней, оказался снаружи.
– Для моей силы здесь нет цели, – громко произнес он, глядя в глаза оробевшему кугызу. – Я пришел, чтобы найти могущественного колдуна. Где он?
– О ком ты говоришь? – пробормотал старик.
– О том, кто создал поющие узоры на простом горшке…
Кугыз вдруг насмешливо осклабился и расправил поникшие было плечи.
– Такой горшок у нас может слепить любая девка, – ответил он. – Не узор поет, он лишь след песни, рожденной в глубине сердца. Твои тайные помыслы, твои сны… Узор лишь помогает услышать их. Ты шел сюда за тайнами, чародей, но ты сам себя заморочил!
«Вот оно что, – с волнением подумал нойда. – Я был прав! Теперь главное – понять…»
– Ты сказал, что пришел найти могучего колдуна, – раздался вдруг знакомый голос. – Ты его нашел!
На открытое пространство вышел Жмей.
– Ты превозмог моего отца, – сказал он, – но тебе не превозмочь меня. Кый, сын Кыя, внук Кыя, призовет духа, которого ты одолеть не сможешь!
– Сын мой, ты устал с дороги… – засуетился старик.
Жмей почтительно отстранил его.
– Усталость мне незнакома, атяй. Я в родных землях! Сила корней, сила предков, которой я был лишен в землях нечистых, клокочет во мне! Она жаждет вырваться!
Волосы приподнялись и зашевелились на голове у ложного проводника. Загудел ветер, задрожала земля. У нойды заложило уши и потемнело в глазах. Он смотрел на Жмея и видел, как у того смыкаются и размыкаются губы, – но не слышал ни слова. Наконец тот что-то беззвучно выкрикнул, поднимая глаза в небо, и топнул ногой. Из его следа вырвался черный росток папоротника и устремился ввысь, раскручивая тугой свиток стебля и распуская вайи. Словно десятки темных рук, они упали сверху на крыши, на башенки, на стены и людей. Площадь перед воротами наполнилась криками, люди начали разбегаться. А колдовской папоротник выпускал все новые побеги, грозя похоронить Изнакар…
«Что он творит?!» – изумлялся нойда, с трудом уворачиваясь от зубчатых черных стеблей. Вскоре понял: ничего! Кый, сын Кыя, лежал неподалеку, то ли мертвый, то ли сомлевший. Сила, призванная мещёром, оказалась ему не по зубам.
С тяжким вздохом нойда протянул обе руки, словно собирая папоротник в горсти. Закрыл глаза. Нашел корень буйного духа в Нижнем мире. Ухватил покрепче, выдернул… и пересадил в каменный круг под воротами.
– Ну вот, – нойда перевел дыхание и открыл глаза. – Дальше сами.
Морок исчез. Изнакар не успел пострадать, только Жмей стонал, держась за голову.
Из середины каменного завитка, шевелясь, словно на ветру, торчал небольшой кустик папоротника.
Старый Кый опомнился первым.
– Ты показал великое умение, о чародей, – величественно объявил он. – Мы признаем, что ты – сильнейший из кудесников севера! А теперь дозволь нам пригласить тебя на праздничный пир в твою честь!
Глава 28. Новое рождение
Нойда открыл глаза и некоторое время лежал, бездумно глядя на падающий снег. Редкие белые хлопья, кружась, опускались на лицо, запутывались в ресницах…
Потом понял, что не ощущает холода.
«Я сплю? Я умер и нахожусь в Нижнем мире? Где я вообще?!»
С трудом повернув голову, он увидел рядом с собой мерянина Тучку. Арбуй, ободранный до рубахи, точно так же лежал на спине, широко открыв глаза. Не моргал… и, кажется, не дышал.
Нойда коснулся ладони жреца. Рука Тучки чуть заметно вздрогнула.
«Яд», – подумал саами, повернулся в другую сторону и увидел толстые скрещенные жерди.
Он был в клетке!
Дальше виднелся темный лес и какие-то огни.
В ушах шумело. Нойда закрыл глаза и попытался вздохнуть поглубже. Грудь еле поднималась, словно на ней кто-то сидел…
«Все-таки отравили! – подумал саами. – Но как? Чем? Я ведь не ел грибов…»
…В ярко озаренном чертоге нойду усадили на почетное место за длинный, щедро уставленный яствами стол. Над столом витал грибной дух.
Нойда принюхался и сказал с притворным огорчением:
– Великие кугызы не обидятся, если я не смогу разделить с ними пищу? Мой народ не ест грибов. Мы оставляем их нашим братьям-оленям.
– Мы так и подозревали, – гостеприимно улыбаясь, ответил Кый-старший. – А потому, о чародей, мы сварили для тебя уху!
Что было в той ухе? Нойде смутно вспомнилось, что он даже пытался это выяснить по пути в святилище, куда его тащили из крепости на руках. «Что за рыба…» – бормотал он, чувствуя, как по очереди отнимаются пальцы на руках и ногах, как перестают слушаться губы, как медленно слепнут глаза…
«Рыба-ежиха! Очень редкая, долго ловили… Не пожалели для дорогого гостя! Чувствуешь, как у тебя каждая жилка замирает? Ничего, до сердца не дойдет… Сердце твое нам еще понадобится…»
До сердца онемение и в самом деле не дошло – а вот грудь дышать почти перестала… Задыхаясь, нойда чувствовал, как с него сдирают рубаху, срывают с головы шапку, один за другим снимают с шеи обереги, в том числе драгоценную птицу…
Как расстегивают ремень с заветным кошелем…