— Да. То есть пока не поможет.
— Никогда. Я знаю, ты думаешь, что время лечит. Видишь ли, Чтящий, я буду оживлять все это. Каждый миг. Это случилось не несколько дней назад. Это случилось только что и случается ещё и ещё.
Она увидела в его глазах сочувствие и почему-то возненавидела за это. — Дай мне всё обдумать, девочка.
— До каких пор?
— Не знаю.
Серен поглядела на меч в своей руке, увидев кровь и завитки волос на лезвии, выщербленном в том месте, где оно коснулось головы бандита. «Гадость. Но они ждут, что я сотру всё это. Чтобы железо снова сверкало, чистое, как будто это всего лишь металлическая полоска. Отделенная от своей истории, своих деяний, от самого своего предназначения». Ей не хотелось счищать кровавую грязь. Ей нравился ее вид.
Тела остались там, где лежали. Копья все так же торчали из похолодевших трупов. Остался фургон — они взяли только еду, сколько смогли увезти. Позднее все остальное подберут беженцы. Среди убитых оказалось пятеро подростков не старше пятнадцати лет. Их путь оказался коротким… но, как заметил Полмеры, это был дурной путь, и это главное.
Серен не жалела никого.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯПОЛУНОЧНЫЙ ПРИЛИВ
Печалятся родичи, в прах обратилась любовь
Вырыта яма, у черного зева сложены грудою камни
Плиты готовы, и серые стены растут
Грудой имущество около смертного ложа
Здесь вся округа, весь день стучат барабаны
Пеплом покрытые лица, ногти на них прочертили
Долгой печали дорожки, хлещут по коже бичи
Память о жизни моей слишком скоро уходит
Под опахалами грязи с широких лопат
Если бы духом стоял я над свежей моею могилой
На братьев взирал и сестер, что убиты тоской
Будь часовыми у гроба предки в истлевших покровах —
Я бы безмолвно ушел, очи сомкнув в темноте
Вечность объяв, погружался бы в бездну забвенья…
Но горяча моя плоть, кровь не исчезла из вен
Воздух вдыхаю, слышу фальшивые крики
Изгнан я, и никому из толпы я не нужен
Делают вид, что не видят, и лица воротят
Мрачно вздыхают — в прах обратилась любовь.
Я одиноко бреду, никому не желанный, из жизни
Вырезан, и громоздится курган, серые стены растут.
Изганный,
Глава 20
Казалось, ночь войны в Сар Трелле никогда не кончится. Перед появлением Нашего Великого Императора, Дессимбелакиса, наши легионы были вытеснены с поля боя, и не в первый раз. Наши сыновья и дочери рыдали кровью на зеленой земле, и громом накатывал гул вражеских колесниц. Ни ничем не запятнана была наша вера, она сияла яростнее, чем прежде, непокорнее, чем когда-либо. Мы теснее сомкнули ряды, сдвинули щиты, сверкавшие подобиями алых солнц, и тот из нас, в ком мы нуждались, кому предназначено было сжать в руке орошенную кровью рукоять верного Меча Империи, возвысил голос и собрал силу свою, чтобы повести нас в ответную атаку против утробного рычания воинов Сар Трелла, против сотрясавшего камни земные грохота их боевых колесниц. Победа была предопределена, ее видели в сверкавших подобно кузнечному горну очах Его, Владыки Семи Священных городов, в лихорадочном кипении Его воли; и в тот день, девятнадцатый день месяца Лет-ара года Аренбал, на равнине к югу от Ят-Гатана повержена была армия Сар Трелла. На ее костях мы проложили дорогу Империи, замостили путь ее черепами…
Дессилан,
Вилара
Где-то впереди — королевская колоннада Вечной Резиденции. Арки с темно — синими, словно полночь, сводами, расчерченными золотыми полосами, покрытыми каскадом блестящих как капли росы бриллиантов. Столпы прохода, ведущего к тронному залу, украшены резьбой, широкими спиралями на фоне цвета морской волны. Проемы между колоннами и стеной достаточно широки, чтобы вооруженная стража шествовала, не опасаясь поцарапать фрески; главный проход вместит десять человек в ряд. У внешней стены находится комната — приемная. Ее стены украшает живопись Первой Империи, копии копий, за века стилизованные до потери смысла изображенного. Скобы для факелов держат пропитанные магией кристаллы, бросающие вокруг себя слабый голубоватый свет. За внутренней стеной, за двойными, тяжелыми, украшенными каменьями дверями начинается узкий и низкий коридор длиной в пятнадцать шагов, который открывается в самый тронный зал.
Воздух здесь пахнет краской и мраморной пылью. Через три дня ожидается церемония — Король Эзгара Дисканар в торжественных одеяниях проследует вдоль Колоннады и войдет в Тронный Зал. Королева пойдет на шаг позади него, а сын, Наследный Принц, на два шага позади. Или, скорее, так должно будет случиться.
Брюс дошел до приемной, следуя внешне беспорядочному маршруту Цеды Куру Кана — путеводными указаниями послужили советы слуг и стражей. Странная пустота Вечной Резиденции, ее внутренних помещений нервировала финеда. Его сапоги громко стучали по голым плитам пола, эхо разносилось по комнатам.
Он обнаружил Цеду прямо на полу, стоящим на четвереньках.
Куру Кан что-то бормотал под нос, проводя пальцами по стыкам плит. Рядом стояла забрызганная краской корзинка, полная кистей, палочек, закупоренных баночек.
— Цеда?
Старик поднял голову, скосился, смотря через линзы. Хитроумное устройство немедленно сползло на кончик носа. — Брюс Беддикт? Я гадал, где ты.
— Я был в тронном зале. Старом зале, где все еще восседает наш король. Уцелевшие батальоны и бригады собираются на защиту Летераса. Дела творятся… слишком жаркие.
— Не сомневаюсь. Важно? Конечно же. Говорят сами за себя. Теперь, если не против, сосчитай плиты в комнате. В ширину, потом в длину.
— Что? Цеда, король зовет вас.
Но Куру Кан уже не слушал. Он начал ползать, бормоча, смахивая рукавом оставленную строителями пыль.
Брюс постоял, подумав… и начал считать плиты.
Окончив подсчет, он вернулся к волшебнику. Куру Кан теперь просто сидел, совершенно погрузившись в чистку линз. Он заговорил, не поднимая головы: — Батальоны и бригады. Да, так и должно. Собираются на холмах вокруг Отрубной Крепости. Полезно? Последние мои маги. Укажи центральный камень, Брюс. Останется ли Купеческий батальон в городе? Думаю, нет. Его бросят на холмы. Все силы. Центр, Брюс Беддикт?
— Вон тот, перед вами, Цеда.
— Ах да. Хорошо. И сколько армий у нас осталось? Как дела флота? О, моря нынче негостеприимны, не так ли? Лучше быть далеко. Море Драконов, хотя протектораты поднимут шум. Коршенн, Пилотт, Десцент — они подумают, что получили шанс.
Брюс прокашлялся. — Батальон Ремесленников покинул Мызу и марширует к Пяти Точкам. Взрывная бригада отступила из Старого Кеттера с минимумом потерь. Батальон Змеиных Поясов покинул Шило, бригада Багряных Львов вышла из Туламеша — все северные приморские города сданы. Дреш пал ночью, гарнизон вырезан. Батальон Искателей Белизны отходит от Первой Косы, выжигая все за собой, и вскоре будет под Отрубной. Преда Уннаталь Хебаз выведет Купеческий батальон из города через три дня. Предполагается, Цеда, что вы присоединитесь к ней.
— Присоединюсь? Чепуха. Я слишком занят. Слишком. Так много всего надо успеть. Она получит моих магов. Да, моих магов.
— Осталось всего четырнадцать.
— Четырнадцать? Важно? Я должен обдумать.
Брюс глядел на своего старого друга, Куру Кана, и боролся с приступом жалости. — Как долго вы планируете оставаться здесь, на полу, Цеда?
— Это совсем не пустяк, финед, совсем не пустяк. Боюсь, я слишком медлил. Но еще увидим.
— Сколько королю ждать вас?
— Увы, теперь мы не знаем, чего ждать. Разве что немногие истины сверкают еще ярче среди хаоса. Седьмое Завершение, да — ничего хорошего не сулит нынешний поворот событий. Теперь иди. Позаботься о брате, Брюс. Хорошенько позаботься.
— О котором?
Куру Кан снова прочищал линзы. Ответа не прозвучало.
Брюс повернулся кругом и вышел из комнаты.
Цеда сказал ему в спину: — Финед. Что бы не случилось, не убивай его.
Он резко встал, оглянулся: — Кого же?
— Не убивай. Нельзя его убивать. Иди, финед.
В Летерасе так много улиц, не знающих света дня. Узкие, с балконами, лоджиями и широкими выступами, будто крышами над мостовой; кривые проходы сдавлены грудами мусора. Владения крыс, пауков и больших жуков, именуемых «подошвами». А иногда — и владения неупокоенных.
Шерк Элалле стояла в полутьме — сейчас, как и прошлой ночью. Ждала. Окрестности проснулись к жизни, хотя толпа стала заметно более пугливой и напряженной. Две ночи тому назад у западных ворот случился бунт, жестоко подавленный солдатами Купеческого батальона. Введен комендантский час. Тут-то обнаружилось, что низшие касты, кажется, почти полностью исчезли из города. Это вызвало замешательство и неясное беспокойство.
Прямо напротив нее были боковые ворота имения Геруна Эберикта. Финед не любил возвращаться с помпой. Но не из скромности. Большую роль играло то, что главный вход в поместье окружали многочисленные позиции, подходящие для вероятных убийц.
И все же появление Геруна не обходилось без некоторой суматохи. Прошедшие по улице телохранители возвестили о скором приходе финеда. Шерк скрылась в темноте, пока они осматривали окрестности. Заняв оборону вокруг входа, стража замерла в ожидании. Вскоре явился командир, прошагал к воротам и распахнул створки, обнажив узкий проход в залитый солнечным светом двор. Количество прохожих сразу же стало уменьшаться, будто по заранее поданному знаку; вскоре в поле зрения Шерк остались только стражи Геруна.
— Не смешите меня, — проворчала она чуть слышно.
Тут показался и сам Герун Эберикт, одной рукой державшийся за рукоять вложенного в ножны меча. Не замедляя шага, он проследовал в проход. Стража полилась за ним. Последним вошел командир, захлопнув ворота.
Шерк еще подождала в переулке, а затем пошла к ржавой лестнице, кое-как держащейся на стене здания справа от поместья. Не обращая на стоны и скрежет усталого металла, она вскарабкалась на крышу. На самый верх, пробуя на прочность каждый кусок серой черепицы. Прошла по гребню, пока не смогла увидеть передний вход в дом Геруна и часть двора. Легла вдоль противоположного ската, так что над гребнем виднелись лишь пальцы, глаза и лоб — вряд ли теперь ее заметит страж, которому взбредет в голову взглянуть наверх.