— Теол Беддикт, ты для меня очень опасен. Но меня к тебе тянет, словно к белому нектару интеллекта. Я жажду этого сражения, борьбы с опасностью рассмеяться.
— Ну, если Селаш преуспеет в своих замыслах, риск смеха исчезнет. Сможешь хохотать без страха.
— И жива была, никогда не ХОХОТАЛА. Не жди этого и от мертвой. Но твои намеки… пугают. Избавление от борьбы — исчезновение искры. Меня охватывает уныние.
— Это риск достижения любой мечты, — ответил Теол, кивнув на Траншейный канал. Они свернули на его вонючую набережную. — Я преувеличиваю, Шерк. Но таковы горькие следствия успеха.
— Скажи, что ты знаешь о старой башне на запретной земле у дворца?
— Немного, разве что там проживает твоя немертвая подруга. Девочка.
— Да, она там. Я назвала ее Чашка.
— Мы перейдем здесь. — Теол показал на пешеходный мостик. — Она что-то значит для тебя?
— Трудно ответить. Может быть. Возможно, она будет что-то значить для всех нас, Теол Беддикт.
— Ага. И я могу чем — то помочь?
— Твое предложение удивляет.
— Стараюсь всегда удивлять, Шерк Элалле.
— Я пыталась установить ее… историю. Думаю, это важно. Кажется, старая башня населена духами, и это связано с Чашкой. Она испытывает отчаянную нужду.
— В чем?
— В человеческой плоти.
— Ух ты!
— Ведь именно поэтому Герун потерял шпиона, следившего за тобой.
Теол остановился. — Извини?
— Чашка его убила.
Вверх, к свету, уходили уступы черной каменной стены. Течения с неослабевающей яростью проносились по рифленой поверхности, и все твари, умевшие прикрепляться и находить на ней пропитание, были приземистыми, упрямыми и покрытыми жесткими панцирями. От основания утесов расходились выскобленные до скального основания равнины. Громадные острова мусора, поломанного и спрессованного невообразимым давлением, ползли по равнине — словно левиафаны мигрировали в потоках черной воды.
Брюс стоял на равнине, смотря на ползущую мимо массу. Он понимал, что стал свидетелем картин, недоступных прежде ни одному смертному. Здесь обыкновенные глаза узрели бы только тьму, здесь давление давно расплющило бы смертную плоть, спустившуюся с поверхности моря в его тайную глубь. Он был в одежде, в доспехах, рука сжимала меч. Холодные воды, быстрые течения ощущались смутно, не мешая сохранять равновесие, не сбивая с ног. Ледяная стужа не крала тепло из ног и рук.
Финед перевел дыхание — вдохнул сырой, холодный воздух. Понял, что это все тот же воздух подземной комнаты, Цедансии.
Понимание успокоило сердце, уменьшило тревогу. «В этом месте живет бог». Оно казалось вполне соответствующим. Первобытное, полное крайностей царство дикого насилия и столкновения безмерных сил стихии.
Еще одна масса детрита проплыла мимо него; Брюс увидел среди бледных, скелетированных сучьев и чего-то, казавшегося бухтами троса, расплющенные куски металла. С краев этих пластин поднимались тонкие белые щупальца. «Клянусь Странником, это же латы, а щупальца…»
Куча мусора проползла мимо. За ней Брюс увидел… нечто. Неподвижное, прямоугольное, торчащее из дна.
Он пошел к нему.
Дольмен.
Непостижимое открытие. Казалось невозможным, что лежащая перед ним равнина когда-то знала солнце, свежий воздух и сухой ветер.
Затем он увидел, что торчащая башня сделана из того же материала, что и вся плоская равнина, что она является ее выростом. Подойдя поближе, различил на поверхности резные глифы, хорошо сохранившиеся письмена.
Шесть дольменов, стоящие в ряд, уходящие линией от края обрыва. Он остановился у ближайшего.
Знаки покрыли черный камень серебристой решеткой, и в неровной поверхности под знаками он угадал намек на фигуру. Множество конечностей, плоская и маленькая голова, узкий лоб, массивные надбровья, единственная глазница. Широкий рот сомкнут и похож на гребень — окружен щупальцами, кончающимися острыми, тонкими клыками. Да, шесть суставчатых рук, две или четыре ноги, смутно различимых в неровностях камня.
Знаки покрывали фигуру, словно саван — Брюс подозревал, что они составили нечто вроде тюрьмы, барьера, мешавшего твари вырваться.
Серебро, казалось, течет по извивам знаков.
Брюс обошел дольмен и увидел на каждой грани сонм кошмарных демонических зверей, ни один не был похож на другого. Еще миг — и он пошел к следующему монолиту. Нашел еще знаки и барельефы.
Четвертый дольмен был иным. С одной из сторон были соскоблены все знаки, серебро угасло, а там, где могла быть фигура, глаз нечетко различал углубление, след тяжелой, громоздкой твари со щупальцами вместо ног.
Молчаливое отсутствие леденило кровь. Что-то вырвалось, и Брюс не думал, что оно — бог.
«Маэл, где ты? Это твои слуги?
Или трофеи?»
Он уставился на углубление. Вокруг ощущалось другое, большее отсутствие. Душа прошептала… «запустение» . Маэл ушел. Этот мир оставлен слепым, темным течениям и стадам мусорных груд.
— Пришел за следующим?
Брюс рывком развернулся. В десяти шагах стояла закованная в латы фигура. Черное, покрытое патиной железо, зеленая медянка на местах заклепок. Широкий шлем закрывал лицо до подбородка; забрало выступало острым углом, узкие глазные прорези завешивались частой кольчужной решеткой, спускавшейся по шлему на шею и плечи. Сочленения на руках и ногах облюбовали морские уточки; развевались по течению прилепившиеся к доспехам яркие водоросли. Руки в боевых перчатках, покрытых слоями серебряных пластин, сжимали двуручный меч с лезвием шириной в ладонь Брюса. Затупленный конец меча покоился на дне. Финед увидел, что из-под перчаток сочится кровь.
Летериец вытянул собственный меч. Течения внезапно ударили по телу, словно то, что хранило его от ярости подводного мира, вдруг исчезло. Лезвие меча дергалось и колыхалось в руках в такт движению потоков воды. Чтобы встретить тяжелый меч незнакомца, ему нужна скорость. Он выберет тактику ухода от прямого столкновения. Летерийская сталь не сломается при скрещении мечей, но рука может треснуть.
Увы, сейчас его били и ломали течения, вырывали меч. Он не надеялся победить эту тварь.
Воин говорил на неведомом Брюсу языке, но он как-то понял смысл.
— Пришел за следующим? Я здесь не для того, чтобы освобождать демонов из волшебных клеток…
Привидение сделало шаг. — Демонов? Здесь нет демонов. Только боги. Забытые боги. Ты считаешь тюрьмой сплетение слов?
— Я не знаю, что считать. Я не знаю этих слов…
— Сила есть вспоминание. Сила есть призыв — бог умирает, когда лишается имени. Поэтому Маэл и предложил им этот дар, это убежище. Боги гибнут без своих имен. Совершенное здесь преступление безмерно. Стирание имени, связывание новым именем, создание раба. Безмерно, смертный. В ответ был создан я, страж тем, кто остался. Это моя задача. — Воин сделал еще один шаг. Поднял меч.
Некоторые воители умеют наносить незримые раны еще до начала схватки. Эти раны как тень, как обещание уязвимости. Они тянут кровь, ослабляют волю. Брюс уже встречался с наделенными таким талантом мужчинами и женщинами. И отвечал им… насмешками.
Страж с ощутимой силой сулил ему смерть. Еще один тяжкий шаг. Сила, равная мощи бурлящих вод. Брюс засмеялся, вдруг поняв всё.
Зловредные течения прекратили нападать. Сила и ловкость вернулись, будто и не уходили.
Широкий меч нанес боковой удар. Брюс отпрыгнул, выбросив свой меч к единственной находившейся в пределах досягаемости цели.
Летерийская сталь проскользнула между серебряными пластинами левой перчатки и погрузилась в руку.
Сзади задрожал дольмен, затряслись скалы под ногами. Воин зашатался, взмахнул клинком и обрушил его на голову Брюса. Тот упал, перекатился и встал на ноги, низко присев.
Меч противника вошел в базальт на четверть длины. И накрепко застрял.
Брюс метнулся вперед и ударил стража в грудь обеими руками, и сразу после этого попытался подставить подножку.
Попытка не удалась — воин схватился за торчащий из дна меч и устоял.
Брюс развернулся, ударив правым локтем в забрало. Его руку пронзила боль, голова дернулась. Летериец отскочил, перебрасывая меч из быстро немеющей правой руки.
Воин тащил свой громадный меч из донного камня, даже не пошевелившись от удара.
Брюс снова подскочил к нему, что есть силы пнув левой ногой по лодыжке.
Древнее железо хрустнуло. Как и кости. Воин осел, но не упал, по-прежнему цепляясь за застрявший в камне меч.
Брюс быстро отошел. — Хватит. Я не хочу убивать богов.
Голова в шлеме поднялась, повернулась в его сторону. — Я побежден. Мы проиграли.
Летериец долго смотрел на стража. — Из твоей руки сочилась кровь — она принадлежала оставшимся богам?
— Уже почти вся вытекла.
— Они могут исцелить тебя?
— Нет. У нас ничего не осталось.
— Почему сочилась кровь? Что станется, если она вытечет вся?
— Это сила. Крадет смелость — с тобой так не получилось. Ожидалось, что кровь поверженного врага сможет… теперь не важно.
— Как насчет Маэла? Ты можешь получить его помощь?
— Он не являлся тысячи лет.
Брюс нахмурился. Куру Кан говорил: следуй инстинктам. Ему не нравилось творящееся здесь. — Я могу помочь. То есть я дам тебе свою кровь.
Страж долго молчал. Наконец: — Ты не знаешь, смертный, что предложил.
— Ну, я не собираюсь умирать. Намерен выжить в этом испытании. Части моей крови хватит?
— Кровь умирающего или мертвого дает силу. Но эта сила ничтожна пред кровью живого. Скажу снова: ты не знаешь, что предложил.
— У меня еще кое-что на уме, Страж. Могу я подойти?
— Мы бессильны перед тобой.
— Твой меч не высвободить даже при моей помощи. Я дам тебе свой. Его не сломать — так мне обещали. «Действительно, никогда не видел, чтобы ломалась летерийская сталь». Твой двуручник эффективен, только если противник трусит и оттого становится медлительным и неуклюжим.
— Кажется, так.