— Вы утонули.
— Точно.
— В канале Квилласа. Вниз по течению от Мясорубок Ветрогона, в последний день летнего месяца. Но какого? Странствующего? Сторожа?
— Предателя.
— О! Ветрогон, должно быть, собрал в тот месяц особо щедрую добычу. Скажите, люди визжат, когда вас видят?
— Иногда.
— И со мной такое.
— Вам отпускают комплименты по поводу волос?
— Никогда.
— Да, беседа замечательная, — торопливо встрял Теол. — Увы, у нас не вся ночь впереди…
— Как раз вся, глупый человек, — ответила Селаш.
— О, точно. Извините. В любом случае, Шерк стала жертвой Топляков и, как выяснилось, длительного проклятия.
— Не все ли мы таковы? — вздохнула Селаш, направляясь к длинному столу у дальней стены.
— Теол упоминал розы, — сказала идущая за ней Шерк.
— Розы? Нет уж, дорогая моя. Советую корицу и пачули. Но сперва нужно что-то сделать со всей этой плесенью и мхом в ноздрях. А потом утулу…
— Что потом? — одновременно спросили Теол и Шерк.
— Живет в горячих источниках гор Синей Розы. — Бальзамировщица обошла вокруг Шерк. — Тайна женщин. Я удивляюсь, что вы никогда о ней не слышали.
— Кажется, в моем образовании нашлись пробелы.
— Ну, утулу — это маленькая мягкая тварь, питающаяся через щелку, заменяющую рот. Тело ее покрыто ресничками с необычной воспринимающей силой. Реснички могут укореняться в мембранах…
— Погодите, — мрачно сказал Теол. — Вы же не намерены…
— Многие мужчины не видят разницы, но это усиливает удовольствие в несколько раз… я в этом почти уверена. Никогда такую не приглашала в себя, ведь внедрение утулу не отменить, и ей нужно постоянное питание…
— Насколько частое? — спросила Шерк, и Теол различил в ее тоне понятную тревогу.
— Ежедневное.
— Но нервы Шерк мертвы — как она почувствует, что ощущает инородная тварь?
— Не мертвы, Теол Беддикт, просто не разбужены. Кроме того вскоре реснички утулу пронижут все тело, и чем здоровее организм, тем более довольна и ярка ее мерцающая плоть!
— Ясно. А как насчет мозгов? В них тоже корни прорастут?
— Ну, мы не можем этого допустить, иначе остаток нежизни вы проведете, пуская горячие слюни. Нет, мы наполним мозг ядом… ну, не совсем ядом, а выделением маленькой твари, живущей в тех источниках вместе с утулу. Эти выделения для нее нестерпимы. Разве не чудесна природа?
Багг взобрался по ступеням хозяйского дома. В глазах саднило. Остался час до рассвета. Он чувствовал себя выжатым — скорее произнесенным недавно благословением, нежели похоронными хлопотами. Два шага по комнате — и он резко остановился.
На полу, прижавшись спиной к стене, сидела Шенд. — Багг, где наш ублюдок?
— Работает, хотя я понимаю ваш скептицизм. Я не спал всю ночь и не склонен к беседам, Шенд…
— А мне плевать. Что за работа? Что такое надо делать, когда все люди спят?
— Шенд, я…
— Отвечай!
Багг прошел к горшку, стоящему на остывшем очаге. Нацедил кружку чуть теплого, спитого чая. — Двенадцать линий инвестирования, словно незримые ручьи под фундаментом — грызут почву, но не вызывают землетрясения. В любой экономике есть главные опоры, на которых держатся прочие.
— Такими делами нельзя заниматься в полночь.
— Да, такими нельзя. Но, Шенд, есть угрозы. Опасности. С ними нужно разбираться. Кстати, что вы делаете здесь ночью без телохранителя?
— Аблалы? Этого тупицы? Он в койке Риссарх. Или Хеджан. Не в моей, не в эту ночь. Это точно. Мы составили очередь.
Багг уставился на нее. Допил остатки чая и поставил кружку.
— Все это правда? — спросила Шенд, помедлив. — Все инвестиции?
— Да.
— А нам почему не рассказывает?
— Потому что ваши инвестиции должны казаться не связанными. Не должно быть единого рисунка. Вывод: точно следуйте его инструкциям. Вскоре все разъяснится.
— Ненавижу гениев.
— Вполне понятно. Все, что он творит, смущает. Это точно. Нужно привыкнуть.
— А как дела у «Конструкций Багга»?
— Отлично.
— К чему это? Только ради денег?
— Нет. Наше намерение — заключить контракт на Вечную Резиденцию.
Шенд вытаращила глаза: — Зачем?
Багг улыбнулся.
Дезинфекция, отбеливание, выщипывание, вычесывание. Втирание ароматных масел в кожу и одежду. И сохраняющих масел в другие области. Чистка наслоений на глазах, носу, ушах и в углах рта. Затем пришло время для насосика.
На этом этапе Теол вышел подышать свежим воздухом.
Небо на востоке бледнело, самые неблагоразумные горожане уже встали и спешили по делам. Стук повозок по мостовой. Где-то заорал петух, и сразу же заткнулся, оставив оглушающую после страстного крика тишину. Радостно залаяла собака.
Шаги. Справа от Теола. — Вы еще здесь?
— А, помощник Селаш. Как вам это хмурое утро, Паддерант?
На лице старика навечно застыло угрюмое выражение, но от шутливого вопроса Теола оно все пошло морщинами. — Как? Я не спал! Вот как оно мне, клятый змей! Они всё там? Безнадежный случай, я сразу сказал. Безнадежный. Как вы, Теол Беддикт. Я знал вашу мать — что бы она сказала, увидев вас сейчас?
— Ты знал ее труп, старый дурак. До того вы не встречались.
— Думаете, она не рассказала мне все о себе? Думаете, я не увидел, что было видно? Душа лепит свое тело. О, она все мне рассказала.
Теол вскинул брови: — Душа лепит тело? Это точно, — прибавил он, глядя на лицо Паддеранта — сморщенную сливу.
— О, что за мудрое замечание! Да, вот что происходит, когда достойного человека лишают сна!
На мостовой рядом с ними рассыпался осколками упавший глиняный горшок. Последовала брань из окна стоящего напротив здания.
— Эй там! — заорал Паддерант, схватившись за голову и кружась на месте. — Ты сделал соседей нашими врагами! Не тебе здесь жить, а?
— Успокойтесь, — ответил Теол. — Я просто спросил, как вам утро. Не забыли? От вас ожидался такой же пустой и ни к чему не обязывающий ответ. Я не желал списка ваших жалоб. Точно не желал. А кто пожелал бы… Всего лишь безвредная вежливость, Паддерант. Никаких грязных намеков.
— Да ну? Ха, мне откуда было знать? Идемте, тут неподалеку есть место, где готовят отличные кексы. И чай из ржавого листа, поднимет мертвого.
Они пошли по улице.
— Вы пробовали? — спросил Теол.
— Что пробовал?
— Поднимать мертвых ржавым листом.
— Может сработать.
— Но не работает, увы.
— Почему бы нет? Отвар удваивает частоту биения сердца и позволяет желудку переварить что угодно.
— Мне не терпится.
— Привыкнете не сразу. Лист также насекомых убивает. Только плесни на пол — пол потрескается. Не могу рекомендовать с полной уверенностью.
— Большинство людей курят ржавый лист, а не пьют.
— Варвары. Вот и пришли. Вы платите, ладно?
— С чего бы?
— Тогда пусть идет на счет Селаш. То есть оплатите потом.
— Отлично.
Шерк Элалле стояла перед высоким серебряным зеркалом. Инстинкт заставил её прежде всего оценить вероятную стоимость всего этого серебра, а уже потом рассмотреть отраженный образ. Здоровая бледность кожи, но на щеках румянец. Волосы были впервые за несколько лет вычесаны и пострижены, смочены ароматным маслом пачулей. Склеры стали белыми, в зрачках блестело отраженное пламя светильников.
Гнилая кожа и лен старой одежды сменились черным шелковым платьем и коротким жакетом из черной телячьей кожи. Новый пояс для оружия, дубленые лосины, высокие сапоги. Узкие кожаные перчатки. — Выгляжу как шлюха.
— Но не старая шлюха, правда? — отозвалась Селаш.
— Точно. Отдавай деньги или убью. Так я выгляжу.
— В мире много мужчин, которые на такое согласятся. Сама знаешь.
— Быть убитыми?
— Абсолютно. В любом случае, мне сказали, что это не твоя профессия. Хотя подозреваю, ты можешь попробовать что-то новое. Кстати, как поживает утулу?
— Голодна. Нельзя ли кормить ее, гм, как-нибудь иначе?
Селаш сверкнула глазами: — Эксперимент — вот суть новизны!
Некоторые комментарии, отметила неупокоенная, не требуют ответа.
Шерк Элалле напрягла дыхательные мышцы — она очень давно не пользовалась ими, и было странно ощущать, как воздух проходит через горло и наполняет легкие. Кроме насосика, были употреблены и инъекции. Ее дыхание пахло корицей и миррой. Лучше, чем вечная вонь речной грязи.
— Приемлемая работа, — сказала она вслух.
— Какое облегчение! Уже утро, я умираю от голода. Дорогая, мы будем тебя испытывать? Полагаю, Теол и мой помощник в местном заведении, завтракают. Присоединимся?
— Думаю, я не расположена есть или пить.
— Точно. Но ты же можешь завлекать и соблазнять?
Шерк уставилась на бальзамировщицу. Та усмехнулась. Томно прикрыла глаза, отвернулась. — Где моя шаль?
Куру Кан ушел и вскоре привел двух помощников. Они перенесли Брюса в комнаты Цеды, положили на диван и оставили рядом еду и питье. Но силы возвращались медленно. Он лежал на спине, откинув голову на подушки, когда отворилась дверь и явился Первый Евнух Нифадас.
Его маленькие глазки сверкнули на Брюса. — Королевский Поборник, вы готовы встретиться с королем? Он будет здесь очень скоро.
Брюс попытался сесть. — Как неудачно. В данный момент я не готов выполнять обязанности…
— Это неважно, финед. Король всего лишь желает убедиться, что вы оправились от испытания. Эзгарой Дисканаром движет подлинная забота. Прошу, оставайтесь где лежите. Никогда не видел вас таким бледным.
— Нечто питалось его кровью, — сказал Куру Кан, — но он не рассказал, что это было.
Нифадас поджал губы и поглядел на Брюса. — Не могу представить, что бог способен на такое.
— Там не было Маэла, Первый Евнух, — ответил Брюс. — Тисте Эдур нашли кое-кого другого и принудили служить себе.
— Можете рассказать, что это за тварь?
— Некий забытый бог, это все, что я знаю. Не ведаю его природы, как и полной меры его сил. Он стар, старше даже самого океана. Ему поклонялись не люди.