Справа возник еще кто-то.
Двое Эдур отпрянули и упали, смертельно раненые.
Нападающий выбросил перед собой левую руку: голова воина Эдур треснула с громким щелчком.
Лязг мечей, еще кровь, еще один падающий воин. Нападающий прорвал строй и развернулся.
Рулад шагнул ему навстречу. Мечи — один тяжелый и пестрый, другой самый обычный на вид — столкнулись и при помощи странного приема незнакомца, проворота руки, будто склеились. Другая его рука метнулась над клинками, основание ладони врезалось в лоб Рулада.
С громким треском сломалась шея императора.
Пестрый меч соскользнул с меча незнакомца. Тот уже отступил, кончик его клинка уже выходил из груди очередного Эдур.
Еще удар сердца — и пали двое последних телохранителей, щедро разбрызгивая кровь по мостовой. Словно плата.
Чужак огляделся, заметил Удинааса и кивнул. Махнул рукой в сторону улочки, и оттуда вышла женщина.
Успела пройти полдюжины шагов, прежде чем Удинаас ее узнал.
«Ее жестоко осквернили.
Но такого больше не будет. Пока жив этот человек…»
Серен Педак не обратила внимания ни на него, ни на умирающих Эдур. Чужак взял ее за руку.
Удинаас смотрел вслед им двоим, идущим вниз по улице, сворачивающим за угол.
Где-то позади послышались крики Эдур, шум топающих ног.
Раб обнаружил себя стоящим у трупа Рулада. Смотрящим на свернутую под нелепым углом голову, на руки, крепко держащие меч.
Он ждал, когда рот распахнется и снова раздастся безумный смех.
— Самое странное оружие, мною виденное. Проклятие!
Серен мигнула. — Что?
— Но он был хорош, с таким-то мечом. Еще пять лет — и приобрел бы умение, делающее его ходячей смертью. Достаточно, чтобы смутить любого. Искру, Синяка, даже самого Шкуродера. А доспехи! Скажу — мне чертовски повезло. Будь у нас время…
— Что?
— Тисте Эдур.
— Эдур?
— Ладно. Вот и они.
В дальнем конце аллеи прятались шестеро. Две женщины, четверо мужчин. Все в багряных кольчугах. С обнаженными клинками. С кровью на клинках. Один, в более легких, чем у других, доспехах и с какой-то диадемой в левой руке, выступил вперед.
Что-то произнес на никогда не слышанном аквитором языке.
Железный Клин ответил неразборчивым рыком. Подтащил Серен поближе. Говоривший, казалось, перешел на язык жестов. Воздух вокруг него замерцал.
— Подружка, Корло открывает садок. Мы пройдем через него и при удаче ни на кого не наткнемся. Не спрашивай, далеко ли мы уйдем. Достаточно далеко. Надеюсь.
— Куда? Куда мы пойдем?
На месте глухой стены распахнулась черная пасть.
— В Летерас, аквитор. Помнишь, я говорил о ждущей нас ладье?
«Самое странное оружие… Чертовское везение».
— Он умер?
— Кто?
— Он умер? Ты убил его? Того Тисте Эдур?
— Точно, подружка. Он нам мешал. Могли подойти другие.
«О, нет».
Рвота полилась на песок.
По крайней мере вопить перестал, подумал Вифал. Он ждал, восседая на травке как раз у линии пляжа, а молодой Эдур, стоя на четвереньках, дергался, извивался, кашлял и плевал.
Неподалеку нахты — Писк и Хруст — дрались за кусок плавника, который уже рассыпался на крошки от их усердия. В последнее время их игры стали слишком разрушительными, так что кузнец стал подозревать, не ощущают ли они его настроение. Или это одиночество сделало их безумными? Похоже, и то и то правда.
Он презирал религию. Не шел по пути всяких там богов. Властители хуже бешеных зверей. Хватает и того, что на ужасающие зверства способны смертные; он не желал иметь ничего общего с их бессмертными и неизмеримо более сильными подобиями.
Этот сломанный божок в кривой палатке, вечная его боль, одуряющий дым от разбросанных по жаровне семян… все та же песня. Страдание стало знаменем, знаком желания погрузить в пучину собственного убожества весь мир. Нет, все миры. Ничтожество и ложное бегство, боль и безумная сдача. Все та же песня.
Вифал потерялся на этом островке посреди пустого океана. Окруженный множеством ликов, которые были им самим, он лишался способности к различению. Мысль и естество рассыпались, теряли форму и внутреннюю связь. Он бродит по воспоминаниям чужака, по спутанному миру.
Построй гнездо.
И яростно развали.
Обезьяньи морды скалились в молчаливом, судорожном хохоте.
Трое шутов повторяли свое представление много, много раз. Какой в нем смысл? Какой очевидный урок он не в силах постичь, будучи слишком слепым и тупым?
Эдурский парень опустошил желудок. Поднял голову. Глаза словно прилипли к костям, их полнили боль и страх. — Нет, — прошептал он.
Вифал отвернулся, глядя на берег.
— Хватит… больше не надо…
— Увы, здесь не хватает закатов, — пробормотал кузнец. — Или рассветов?
— Ты не знаешь, на что это похоже!!!
Ветер унес крик Эдур. — Гнезда стали более изящными. Думаю, он стремится к совершенству формы. Ровные стены, треугольный вход. Шлеп все разрушает. А мне что делать?
— Пусть заберет проклятый меч. Я не вернусь. Туда. Не вернусь, и даже не думай уговорить.
— Ничего не могу сделать. НИЧЕГО.
Рулад полз к нему. — Ты сделал меч! — прошептал он обвиняюще.
— Огонь, молот, наковальня, корыто с водой. Я сделал мечей больше, чем могу сосчитать. Просто железо и пот. Думаю, это были сломанные лезвия. Те полоски. От какого-то узкого, длинного ножа. Два куска, черных, хрупких. Просто обломки. Интересно, где он их раздобыл?
— Все ломается, — отозвался Рулад.
Вифал оглянулся: — Да, парень. Все ломается.
— Ты сможешь.
— Что смогу?
— Сломать меч.
— Нет. Не смогу.
— Все ломается!
— И люди в том числе.
— Это нехорошо.
Вифал пожал плечами: — Давно не видывал ничего хорошего. Думаю, он обкрадывает мой разум. Говорит, он мой бог. Говорит, я должен всего лишь преклониться пред ним. И все станет ясно. Скажи, Рулад Сенгар, для тебя все ясно?
— Это зло — оно твоей работы!
— Разве? Может, и так. Я принял эту сделку. А он солгал. Видишь ли, он обещал меня освободить, едва я окончу меч. Рулад, он лжет. Постоянно. Теперь я знаю. Этот бог лжет.
— У меня есть сила. Я император. Я взял жену. Мы начали войну. Летер падет.
Вифал махнул рукой в сторону суши. — И он ждет тебя.
— Они страшатся меня.
— Страх рождает подобие преданности. Они пойдут за тобой, парень. Они прямо сейчас ожидают твоего возвращения.
Рулад вцепился ногтями в собственное лицо. Плечи его задрожали. — Он убил меня. Человек — не летериец, совсем не летериец. Он убил нас. Семерых моих братьев. И меня. Он слишком… быстрый. Кажется, едва пошевелился, а семеро наших уже вопят и умирают.
— В следующий раз ты будешь тверже. Трудновато будет найти того, кто сможет тебя убить. В следующий раз. И в послеследующий. Парень, это ты понимаешь? Это самая сущность того уродского бога, что ждет тебя.
— КТО ОН?
— Бог? Жалкий кусок дерьма, Рулад. Держащий в руке твою душу.
— Отец Тень оставил нас.
— Отец Тень умер. Или все равно что умер.
— Ты откуда знаешь?
— Будь иначе, он не позволил бы Увечному Богу украсть тебя. Твой народ. Он вышел бы на берег… — Тут Вифал запнулся.
Вот на что я натолкнулся, подумал он. Истина, сочащаяся кровью.
Он ненавидит религию, ненавидит всех богов. И остается в одиночестве.
— Я убью его. Этим мечом.
— Дурак. На этом острове он все слышит, все видит, все знает.
«Разве кроме того, что у меня на уме. А если и узнает — как остановит меня? Нет, не знает. Нужно в это верить. Если бы знал, уже убил бы меня. Прямо сейчас и убил бы».
Рулад поднялся на ноги. — Я готов к встрече.
— Да ну?
— Точно.
Вифал вздохнул. Бросил взор в сторону нахтов. Между ними лежала груда щепок — остатки спорного бревна. Оба зверя удивленно взирали на обломки, совали в кучу пальцы.
Мекрос встал: — Ладно, парень. Идем.
Она находилась за черным стеклом, внутри тоннеля из прозрачного обсидиана, и рядом не было духов.
— Куральд Галайн, — прошептал Корло, бросив на них взгляд из-за плеча. — Неожиданно. Это гнилое завоевание. Или сами Эдур не знают, не понимают, что именно используют.
Воздух пах смертью. Дыхание гробницы, тлен иссохшей плоти. Темный камень под ногами выглядел смутным и грязным. Сверху неровный потолок, едва на локоть выше головы Железного Клина (он был самым высоким из отряда).
— Чертов крысиный лабиринт, — заявил замявшийся у перекрестка маг.
— Просто веди к югу, — гулко отозвался Клин.
— Ага. Но вот где он?
Солдаты столпились, переглядываясь и ругаясь на своем странном языке.
Корло поглядел на Серен Педак. Лицо его было замкнутым. — Предложения, аквитор?
— Что?
Маг что-то проговорил Клину на родном языке. Тот сморщился. — Хватит вам. По-летерийски. Давно ли грубость стала принципом Багряной Гвардии?
— Аквитор, это Оплот Тьмы…
— Нет никакого Оплота Тьмы.
— Ну, я стараюсь говорить понятным для вас образом.
Она молча воззрилась на него. Маг потер шею. Она увидела, что его ладонь блестит от пота. — Это же Тисте Эдур? Не Тисте Анди. Оплот Тьмы — это Тисте Анди. Эдур были от… гм… Оплота Тени. Так что я ожидал казаться в садке Куральд Эмурланн. Но это не он. Это Куральд Галайн, но взломанный. Забитый. Он переполнен духами Тисте Анди.
— Их здесь нет, — отозвалась она. — Их я видела. Тех духов. Они не здесь.
— Здесь, аквитор. Я просто их отгнал. Прямо сейчас…
— Но это оказалось непросто.
Маг неохотно кивнул.
— И вы потерялись.
Второй кивок.
Она попыталась думать, пробиться через онемение. Казалось, лишь оно одно удерживает в стороне боль раненой плоти. — Вы сказали, эти духи не Эдур.
— Точно. Тисте Анди.
— Какая между ними связь? Они союзники?
Глаза Корло сузились. — Союзники?