— Парень не заслужил такого…
— Он нет, как раз заслужил. Все они заслужили.
— Да, — ответил Вифал, смело посмотрев на Скованного Бога, — кажется, это единственное доступное тебе суждение. Но разве оно чисто?
— Осторожнее. Моей благодарности остается все меньше.
— Благодарности? — Вифал засмеялся не менее грубо. — Ты с благодарностью втянул меня в свои интриги. Прелестно. Может быть, вскоре ты с признательностью меня убьешь? — Он всмотрелся в скрытую плащом фигуру. — Я же понимаю твои трудности. Теперь понимаю, и проклинаю себя за то, что не понял сразу. У тебя нет владений, нет подданных, как у других богов. Ты сидишь в палатке, и это все твое королевство. Так? Больная плоть, вонючий, спертый воздух. Стены тоньше кожи, и за ними — жар старых и бессильных желаний. Твой мир — и ты в нем один… ирония в том, что ты не можешь повелевать даже своим телом.
Приступ кашля. — Избавь меня от сочувствия, мекрос. Я основательно поразмыслил над твоими проблемами и нашел приемлемое решение. Ты скоро увидишь. Тогда сам обдумай сказанное мне сегодня. А сейчас уходи.
— Ты так и не понял? Чем больше боли ты причиняешь окружающим, бог, тем больше боли возвращается к тебе. Ты сам посеял семена своего ничтожества. Ты сам отметаешь заслуженное сочувствие.
— Я сказал — уходи. Построй свое гнездо, Вифал. Шлеп заждалась.
Они вышли на иссушенный ветрами лужок. Справа морские волны набегали на берег, слева виднелась дельта широкой реки. Вверх по реке находился обнесенный стенами город.
Серен Педак поглядела на далекие строения. Высокие и узкие башни, казалось, клонились в сторону моря. — Старый Кеттер. Тридцать лиг к югу от Трейта. Как такое возможно?
— Садок, — пробормотал сгорбившийся Корло. И сел на землю. — Гнилой, зараженный, но все же садок.
Аквитор пошла к пляжу. Солнце жарко пылало над головой. «Надо помыться. Отмыться. Море…»
За ней шел Железный Клин, державший в руке просоленное вместилище души Тисте Анди.
Серен вошла в море. Пенистая вода покрыла лодыжки.
Чтящий метнул штучку над ее головой. Слабый всплеск.
Голени. Бедра.
«Отмыться. Очиститься».
По грудь. Накатила волна, оторвав ее ото дна, покатив к берегу. Замолотив руками, Серен восстановила равновесие и снова направилась на глубину. Холодная соленая вода покрыла лицо. Светлая, прогретая солнцем вода плеснула в глаза. Вода кусала ссадины и ранки, вода наполняла рот, просила пустить себя и дальше.
«Вот так».
Руки схватили ее, потянули вверх. Она не смогла вырваться.
«Чистота!»
Лицо обжег холодный ветер. Свет больно ударил по глазам. Она дергалась, кашляя и плача, но руки безжалостно влекли ее на берег. Бросили на песок. Когда она попыталась вырваться, руки очень туго сжали предплечья; в ушах зазвенел голос: — Я знаю, милая. Знаю, каково это. Но не таким путем…
Теперь она лишь бессильно всхлипывала.
А он все не отпускал ее.
— Исцели ее, Корло.
— Проклятие, я выдохся…
— Сейчас. И спать. Заставь ее уснуть…
«Нет, ты не можешь умереть. Опять. Ты нужна мне».
Как много слоев спрессовано на окаменелых остатках… Миг сильного давления, кожа, какая толстая кожа, несущая следы бесчисленных мелких смертей. И жизнь была голосом, не словами, но звуком, движением. А все остальное — молчание, тишина. За пределами последнего эха ждет забвение.
Нужно было умереть в первый раз. Этот мир ей чужд. Врата запечатаны, стерты. Ее муж — если он еще жив — давно окончил траур. Ее дочь сейчас, наверное, уже стала матерью и бабкой. Она пила драконью кровь, сразу за Аномандером. Где-то она жила, жила свободной от горя.
Необходимо думать именно так. Единственное оружие против безумия.
Смерть предлагает лишь один дар.
Но что-то не отпускало ее.
Какой-то голос. «Это воистину беспокойные моря. Не думал, что мой поиск окончится так…легко. Да, ты не смертная… но сойдешь. Сойдешь».
Останки вдруг зашевелились, тяжело задвигались. Стягивались воедино кусочки слишком мелкие, чтобы разглядеть их. Будто припоминали, что когда-то были целым. В море, в донном иле ожидало все необходимое для плоти, крови и костей. Все более громкое эхо, возрождение, поиск формы. Она огляделась в ужасе.
Увидела, как тело — знакомое, но такое странное — выбирается из ила. Ил сгустился, набух и взорвался, отдавшись на волю течений. Взметнулись руки, тело явилось целиком.
Она блуждала рядом, побуждаемая подойти ближе. Войти. Но она знала, что еще слишком рано.
Тело, покинутое так давно. Это неправильно. Нечестно.
Оно бездумно ползет по морскому дну. По сторонам мечутся причудливые создания, привлеченные взметенными осадками, испуганные молотящей руками фигурой. Многоногие крабы разбегаются с ее пути.
Набежало странное облачко; над головой замерцал свет. Руки пробили поверхность. Плотный песок под ногами начал подниматься.
Лицо омыл воздух.
И она шагнула, влезла в тело, подобно огню пронеслась по мышцам и костям.
Ощущения. Холод, ветер, запах соли и гниющих водорослей.
«Мать Тьма, я… жива».
Глас возвращения прозвучал не смехом, но стоном.
Все собрались, едва разнеслась весть о смерти императора. Город взят, но Рулад Сенгар убит. Ему свернули шею, словно цыпленку. Тело лежало там, где пало; раб Удинаас стоял на страже — мрачный часовой, не узнающий никого, просто взирающий на облаченный в золото труп.
Ханнан Мосаг. Майен с плетущейся сзади Пернатой Ведьмой. Мидик Бун, ныне омытый кровью воин. Сотни Эдур, обрызганных кровавыми ошметками славы и убийства.
Молчаливые и бледные горожане, устрашенные повисшим в воздухе тугим напряжением.
Все стали свидетелями внезапно начавшихся конвульсий дико вопящего тела. Еще один ужасный миг шея Рулада оставалась свернутой и голова моталась под невозможными углами. Он встал на ноги. Кости срослись, голова выпрямилась, внезапный свет полыхнул в запавших глазницах.
Раздались новые крики, теперь на летерийском языке. Бегущие фигуры.
Вопли самого Рулада стихли. Он стоял, шатаясь, и меч плясал в дрожащей руке.
Удинаас заговорил: — Император. Трейт твой.
Внезапный спазм. Рулад, кажется, уже может видеть окружающих. — Ханнан Мосаг, создай гарнизон. Остальная армия должна расположиться вне города. Пошли слово к к'риснан у при флоте: пусть идут под Старый Кеттер.
Король — Ведун подошел ближе и прошептал: — Так это правда. Ты не можешь умереть.
Рулад отпрянул. — Я умер, Ханнан Мосаг. Только умирание я и знаю. Оставь нас. Удинаас?
— Император.
— Я… мне нужно… я был…
— Ваш шатер ожидает вас и Майен.
— Да.
Заговорил Мидик Бун: — Император, я возглавлю ваш эскорт.
Рулад недоумевающее посмотрел на свое тело, на тусклые, влажные монеты, на грязные меха. — Да, брат Мидик. Эскорт.
— И мы найдем того, кто посмел сделать… это… с вами, Император.
Глаза Рулада блеснули. — Его не победить. Мы бессильны перед ним. Он лжет…
Мидик нахмурился и оглянулся на Удинааса.
— Император, — сказал раб, — он имел в виду того, кто убил вас и ваших родичей. Здесь, на улице.
Рулад схватился за лицо и отвернулся. — Конечно. Он носил… алое.
Удинаас сказал Мидику: — Я дам детальное описание.
Тот коротко кивнул. — Да. Мы обыщем город.
«Но он сбежал, дурачье. Нет, я не знаю, как. И все же тот человек ушел. С Серен Педак». — Конечно.
— Удинаас! — Это прозвучало как отчаянный всхлип.
— Я здесь, Император.
— Забери меня отсюда!
Итак, все видели ЭТО и скоро Цеда узнает обо всем. Но поймет ли он? Как? Это невозможно, это звучит бредом.
«Он ничего не может. Но сможет ли он это осознать?»
Воин в золотых доспехах тащил за собой Удинааса. Шаг за шагом. Майен и Пернатая Ведьма шли следом. По бокам шагали, с оружием наготове, Мидик Бун и еще дюжина воинов. Им никто не мешал.
Вифал уселся на скамью в кузне. Простые стены — камень и штукатурка; холодный, полный золы горн. Плиты пола. Рабочее помещение открывалось на огороженный двор, в котором стояли каменный колодец и лохань для закалки, лежали дрова, хворост и кучки шлака. Напротив виднелась хижина, в которой помещалась лишь его кровать. Весь мирок. Насмешка над профессией, над способом пропитания.
В уме зашептал голос Увечного Бога. — Вифал. Мой дар. Я не лишен сочувствия, что бы ты не думал. Я понял тебя. Нахты — негодная компания для человека. Иди к берегу, Вифал. Обрети мой дар.
Он заинтересованно встал. «Лодка? Плот? Клятое бревно, на котором я уплыву отсюда?» Кузнец пошел к берегу.
Услышал возбужденно верещащих у кромки прибоя нахтов.
Подошел к обрыву, уставился вниз.
Из воды вылезала женщина. Высокая, чернокожая, голая. Волосы проблескивали рыжим.
Мекрос отвернулся и побежал.
— Ублюдок…
Ответ Увечного был деланно обеспокоенным: — Этого ты жаждал? Или она слишком высока? Слишком странные глаза? Вифал, я не понимаю…
— Как ты смеешь такое делать? Обрети дар, сказал ты. Это все, что ты ведаешь? Обретение, владение. Используешь вещи. Людей. Жизни.
— Ей нужна твоя помощь, Вифал. Она теряется, ее напугали нахты. Она с трудом вспоминает плоть.
— Позже. Оставь меня одного. Оставь нас одних.
Тихий смех. Кашель. — Как пожелаешь. Я разочарован отсутствием благодарности.
— Провались в Бездну.
Ответа не было.
Вифал вошел в хижину. Постоял лицом к постели, убеждаясь, что Увечный Бог не затаился в уголке его черепа. Затем пал на колени, склонил голову.
Он ненавидит религию. Отрицает богов. Но гнездо пусто. Гнездо надо разрушить. И построить заново.
Мекрос имеет выбор из множества богов. Но один старше остальных, и он повелевает морем.
Вифал начал молитву.