— Кинжал просто великолепен, — сказал Джасарей Брану, начисто игнорируя Фиаллаха, — пожалуйста, передайте вашему брату Коннавару мою благодарность.
Бран заглянул в глаза императору и почувствовал леденящий страх — таким пронизывающим взглядом обладал Джасарей.
— Мой король велел передать, что он до сих пор с глубокой теплотой вспоминает время, проведенное с вами в Пердийской кампании. Он также надеется, что вы в добром здравии.
— Я чувствую себя превосходно, лорд Бран, и, насколько понимаю, лучше, чем ваш брат. Как его раны?
— Не думал, что новости разлетаются так быстро, ваше величество. Коннавар вполне здоров, его раны поверхностные. Убийцам, однако, повезло меньше: троих Коннавар убил, а четвертый был пойман и допрошен.
Хотите сказать, его пытали? — переспросил Джасарей, внимательно рассматривая кинжал.
Нет, ваше величество. Мы позвали жреца, который поговорил с задержанным и добился от него правды.
— Ах, правды, и какова была правда?
— Его и других нанял купец, чтобы убить короля.
— Хитрые твари эти купцы, — проговорил Джасарей, положив кинжал в ларец, — их интересуют только деньги. Король, наверное, отказал им в какой-нибудь просьбе.
— Нам это еще предстоит установить, ваше величество. Купец переправился через море и укрылся в Городе.
— Вы должны сообщить его имя, и я прослежу, чтобы он был найден и предстал перед судом. — Джасарей поднялся. — Мои люди проводят вас и вашего помощника в покои, где, если желаете, вы сможете принять ванну. После обеда вы оба будете моими гостями на стадионе Палантес, а позже мы вернемся к политике.
— Благодарю вас, ваше величество, — ответил Бран и еще раз поклонился.
Он подождал, пока Джасарей покинет тронный зал. Один из охранников взял ларец с кинжалом, а другой провел их с Фиаллахом в отведенные им покои. Едва закрылась дверь, Бран упал в кресло, а Фиаллах снял плащ и растянулся на диване.
— Холодный человек, — по-кельтонски сказал Фиаллах.
— Да, и очень хитрый. Когда мы заговорили о купце, он никак не отреагировал, возможно, он ничего и не знает.
Фиаллах промолчал. Брат Солтайс предупреждал их обоих, что за стенами могут быть скрытые комнаты, где таятся шпионы, записывающие каждое слово беседы.
Большая комната выходила в сад, и Бран позвал Фиаллаха его осмотреть. Оказавшись на улице, они прошлись по петляющей, аккуратно мощенной дорожке, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться цветами. Бран огляделся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
— Ты держался великолепно, дружище, — похвалил он.
— Наверное, со старостью наконец приходит и мудрость, — ответил Фиаллах, но глаза его гневно сверкали.
— Они слышали о тебе и твоих подвигах. Скорее всего они также знают, какой у тебя характер, поэтому очень важно, чтобы ты не реагировал на их… выходки.
— Знаю, Бран. Клянусь Таранисом, ты твердишь это всю дорогу!
Бран улыбнулся:
— Ты прав, извини меня. Интересно, будет ли на следующей встрече Наладемус.
— Меня не очень волнует, кто там будет, — проговорил Фиаллах. — Я по-прежнему не понимаю, зачем Конн принял это приглашение. Ведь нас вполне могут взять в заложники.
Бран кивнул, они пошли по дорожке дальше и увидели искусственный пруд, над которым изогнулся деревянный мостик. Бран облокотился на перила и взглянул на свое отражение в стоячей воде. Как и Фиаллаху, ему не нравилась эта поездка. Он сильно скучал по Гвен и сыновьям. Думал о них постоянно, гадая, научился ли маленький Оррин ездить верхом и поправился ли его старший сын Руатайн. Мальчик рос таким слабым! Брат Солтайс хорошо его лечил, но Бран понимал, что любое осложнение может стать роковым.
— Мы не можем не принять приглашение, — сказал им Коннавар. — Это будет выглядеть как проявление враждебности и слабости. Очевидно, Джасарею что-то от нас нужно. Выясните это и немедленно сообщите мне.
— А почему не едет Крыло? — спросил Бран об их брате, называя его по имени духа — Крыло-над-Водой. — Он красноречив и поездка в Город ему понравится. У него нет ни жены, ни детей, он постоянно твердит, что ему скучно.
— Для этого задания больше подходишь ты, Бран, возьмешь с собой Фиаллаха.
Бран был удивлен, о жгучей ненависти Фиаллаха к Городу и всему, что с ним связано, знали все.
— А это их не обидит, брат? После битвы на Когденовом поле Фиаллах отрезал головы тридцати офицерам Города и, наколов их на пики, поставил вдоль границы. Брат Солтайс утверждает, что в Городе известны только два риганта — ты и Фиаллах.
— Поэтому он и должен ехать, — сказал Коннавар, — но насчет двух имен ты не прав. Есть и третье. Многие купцы, ищущие нашего расположения, рассказывают о воине-риганте, который сражается на аренах Города.
Бран и сам слышал подобные истории, но никогда не говорил об этом с Коннаваром.
— Хочешь, чтобы я с ним встретился?
— Нет, он сам выбрал путь в жизни, совершенно неразумный путь.
— Мне он нравится, — сказал Бран.
Глаза Коннавара сузились, и он взглянул на Брана, пытаясь прочесть в его глазах осуждение. Потом он вздохнул, и на его лице появилось затравленное выражение, которое Бран так часто видел после смерти Таэ.
— Я тоже мог бы любить его, — вымолвил он наконец, — но он — живое напоминание об одной из моих ошибок. Если бы я мог повернуть время вспять, то многое сделал бы по-другому. Я бы отвез Таэ к озеру и не стал бы воевать спаннонами.
— Знаешь, Конн, я никак не пойму. Ты мой брат, и я тебя люблю. Но сколько можно вынашивать эту боль? Найди себе жену, которая родит сыновей. Это нужно не только тебе, но и народу. Нам нужен наследник, Конн.
Коннавар улыбнулся:
— Ты мой наследник, Бран, а потом — твои сыновья. Он подошел к окну и стал смотреть на легкие облака, отбрасывающие пестрые тени на склоны гор.
— Ты мог бы позвать Бэйна домой, — сказал Бран. Коннавар обернулся, его лицо перекосилось от гнева.
— Не желаю больше это обсуждать.
— Слушаюсь, ваше величество.
Коннавар тут же раскаялся:
— Прости меня, брат, я надеялся, что за все эти годы боль поутихнет, но она словно язва на душе.
— Черт побери, Конн, ты тоже прости. Я больше не буду тебя мучить. Как ты думаешь, чего от нас хочет Джасарей?
— Трудно сказать. У Джасарея много проблем. Война на востоке означает, что в Городе почти не осталось верных ему войск. Брат Солтайс говорит, что в Городе сейчас больше рыцарей, чем солдат. Джасарей, очевидно, верит в преданность Наладемуса, и, возможно, не зря. Но политическая ситуация может быстро измениться. Прибытие послов ригантов вызовет переполох и, возможно, изменит отношение к восточной кампании. В общем, я не знаю, брат.
— Бран находился в Городе уже десять дней и вместе с Фиаллахом жил на вилле на юге Города, ожидая приглашения Джасарея. Приглашение поступило, но переговоры так и не состоялись.
— По дорожке к ним бежал слуга.
— Купальня готова, господа, — объявил он. — Вашу одежду уже принесли с виллы, я имел смелость отдать ваши вещи в стирку, и теперь они сохнут.
— Спасибо, — отозвался Бран.
Купальня была сорок футов длиной, а в неглубокой ванне могло поместиться двадцать человек. Бран и Фиаллах разделись и залезли теплую, напоенную благовониями воду. Фиаллах сделал вдох, нырнул и тут же всплыл, отплевываясь, вода лилась ручьями с волос и седеющих усов.
Бран захихикал:
— Кажется, твое отношение к ненавистному Городу изменилось.
— Купание облегчает боль в спине, — объяснил Фиаллах, — я уже не так молод и здоров.
Они с удовольствием отдохнули еще немного, а потом подошли слуги с горячими полотенцами. Риганты выбрались из ванны, вытерлись и прошли в массажную комнату, где их поджидали два крепких юнца.
Бран лег на живот и почувствовал, как ему на спину налили теплого масла. Под опытными пальцами массажиста его затекшие плечи и шея тут же расслабились. Он посмотрел на Фиаллаха, лежащего неподалеку с закрытыми глазами. Когда массаж был окончен, масло аккуратно соскребли с тел закругленными скребками из слоновой кости. Фиаллах и Бран встали, оделись и вернулись в свои покои, где ждала еда: несколько видов холодного отварного мяса, сладкие пирожные и кувшины с водой и вином. Они поели и стали ждать вызова к Джасарею.
— Город мог бы быть довольно приятным местом, — заметил Фиаллах.
Открылась дверь, и вошли два стражника в серебряных доспехах.
— Карета подана, — проговорил один из них, взгляд и тон его выражали полнейшее презрение,
Фиаллах поднялся, подошел к стражнику и взглянул ему прямо в глаза.
— Непостижимо! — сказал он, обращаясь к Брану. — Помнишь первого солдата Города, которого я убил ударом копья в голову? Так вот, голова была точно такой же, хотя я думаю, у этого шея потолще. Наверное, для такой шеи понадобится дополнительный удар.
Стражник побледнел и облизнул губы.
— Не бойся, малый, — милостиво улыбнулся Фиаллах, — сегодня я в хорошем настроении.
Хорат низко поклонился, когда император и его свита вошли в королевскую ложу и заняли места. Солнце ярко светило, и стадион был практически полон — двенадцать тысяч зрителей собрались посмотреть смертельный поединок.
Хорат подвел императора к высокому креслу с бархатным сиденьем. С Джасареем пришли два чужеземца: один красивый, безусый, с золотыми волосами, другой — огромный, с длинными висячими усами. Вид громилы устрашал, голые руки сплошь покрывали шрамы.
«Из него вышел бы отличный гладиатор», — подумал Хорат.
Вошли шесть стражников в серебряных доспехах и встали за креслом императора. Джасарей сел, откинулся на мягкую подушку и взглянул на Хората.
— Прекрасно выглядите, молодой человек, — похвалил он.
Благодарю вас, ваше величество. Своим присутствием вы делаете честь цирку Оссиан.
— Позвольте представить моих гостей. Это Бендегит Бран, лорд из племени ригантов и его помощник, Фиаллах.
— Рад познакомиться, господа, — поприветствовал Хорат, отвесив неглубокий поклон, — пришли поболеть за соотечественника?