– Давай снимем другой дом.
– Как ты себе это представляешь?
– Ну, хорошо, давай съездим на выходные в Энсенаду. Мы уже столько лет туда собираемся, это отличный повод. Не попрутся же они следом за нами, чтобы ставить своих жучков в номере отеля…
– Ну да, а потом вернемся, а дома – все то же самое… Нет, единственное правильное решение – это жить точно так же, как до того, как мы узнали про чертов микрофон.
– А я уже и не помню, как это было. Просто жили себе – и все. Когда живешь, ты же не задумываешься, как именно это происходит… Мы женаты с тобой уже десять лет, и все вечера у нас похожи один на другой – в хорошем смысле, разумеется. Я приезжаю с работы, мы ужинаем, потом читаем или слушаем радио – телевизор не смотрим… Потом ложимся спать.
– Так вот, послушаешь со стороны – до чего же унылая у нас жизнь…
– Что, прямо совсем унылая? – спросил он вдруг. – Ты правда так думаешь?
Она взяла его за руку.
– Нет, конечно. Хотя было бы лучше, если бы мы почаще куда-нибудь выбирались…
– Я подумаю над этим. А для начала предлагаю спокойно разговаривать дома на любые темы – политические, социальные и нравственные. Нам абсолютно нечего скрывать. В детстве мы оба были скаутами. Никогда не замышляли ничего антиправительственного. Так что не комплексуй… А вот и кинотеатр.
Они припарковались и пошли в кино.
Когда они вернулись, было уже около полуночи. Некоторое время они молча сидели в машине перед домом и готовились к «выходу на большую сцену».
– Ну, что? – сказал он наконец. – Пойдем поздороваемся с нашим сверчком?
Они поставили машину в гараж и, держась за руки, обошли дом, чтобы зайти с главного входа. Стоило им открыть входную дверь, как оттуда будто пахнуло атмосферой напряженного ожидания. У них было полное ощущение, что там сидят в засаде не меньше тысячи человек, которые все превратились в слух.
– Вот мы и дома! – громко произнес муж.
– Какой все-таки замечательный фильм! – сказала жена. – Тебе понравилось?
На самом деле кино было просто отвратное.
– Какая там музыка! – подхватил тему он.
Ничего более банального и подражательного они еще не слышали.
– А помнишь, как умопомрачительно она танцевала!
При этом оба состроили рожи, адресуя их стенам. Потому что на самом деле танцовщица была кривоногой малолеткой с вызывающе низким IQ.
– Дорогая! – сказал вдруг он. – А что, если нам смотаться на выходные в Сан-Диего?
– Ты так думаешь… А как же твоя воскресная рыбалка? Друзья-рыбаки не обидятся?
– Ничего, в этот раз пропущу. Я же люблю только тебя! – громко сказал он, а про себя подумал: «Да-а, дуэт «Галлахер и Шин» отдыхает…[102] На что только не пойдешь, чтобы хоть как-то разрядить обстановку».
Они еще долго сновали по дому, пытаясь что-то прибирать: вытряхивали пепельницы, хлопали дверцами шкафов, стелили постель… При этом он фальшивым, но очень бодрым баритоном напевал куплеты из какого-то навязшего в зубах мюзикла, а она временами жалобно ему подвывала.
Как только они легли в постель и выключили свет, она прижалась к нему всем телом, и они незаметно для себя вдруг начали целоваться. Сначала просто поцеловались. Потом еще раз просто поцеловались. А потом внезапно вошли во вкус. «Ишь ты, как оно…» – подумал он, не прерывая поцелуя и прижимаясь к ней все теснее. И вот, когда его рука принялась нежно скользить по ее спине, он почувствовал, что она в одну секунду вся словно подобралась изнутри.
«Господи… – обреченно подумал он. – Что на этот раз?»
Втиснувшись губами в самое его ухо, она прошептала:
– А вдруг… А вдруг этот сверчок спрятан у нас в кровати?
– Что?! – вскричал он. – Да как бы они посмели!
– Тс-с-с!
– Да они бы просто не посмели это сделать! – злобно прошипел он. – Как ты могла такое подумать!
Но она уже отстранилась. А когда он попытался вернуть ее обратно, вырвалась, отползла подальше и повернулась к нему спиной.
– Это как раз очень на них похоже… – донесся до него ее шепот.
Волна страсти отхлынула, и он остался лежать на холодном простынном берегу.
«Ну, сверчок… – подумал он. – Вот этого я тебе никогда не прощу!»
На следующий день был вторник, он поехал на студию, проработал там целый день, а вечером, нигде не задерживаясь, прибыл домой. Рывком распахнув входную дверь, он весело прокричал:
– Э-эй! Зайка моя! Где ты?
Когда жена вышла к нему, он крепко поцеловал ее в губы, похлопал по попе, потом погладил вверх-вниз по спине, еще раз поцеловал и после этого вручил ей огромный букет розовых гвоздик.
– Это – мне? – спросила она.
– Тебе! – ответил он.
– У нас сегодня какой-то юбилей?
– Да почему обязательно юбилей! Просто шел и купил…
– У меня нет слов! – Она даже слегка прослезилась. – Ты уже так давно не дарил мне цветы!
– Правда? Хотя да. Наверное…
– Я тебя люблю, – сказала она.
– Я тебя тоже люблю. – Он снова ее поцеловал, после чего, не расцепляя рук, они направились в гостиную.
– Что-то ты сегодня так рано, – сказала она. – Обычно ты куда-нибудь заезжал – пропустить с приятелями по рюмочке.
– Да пошли они на фиг, эти приятели! Знаешь, дорогая, куда мы пойдем с тобой в субботу? Вместо того, чтобы загорать в шезлонге? Я поведу тебя на показ мод!
– По-моему, ты всегда терпеть не мог эти…
– Ну и что… Ради тебя, моя прелесть, я готов на все. Я сказал им, что не смогу поехать на рыбалку в это воскресенье. И, по-моему, они решили, что я… того. А кстати, что у нас сегодня на ужин?
Заговорщицки улыбаясь, он прокрался на кухню и, вооружившись сразу половником и ложкой, принялся все подряд нюхать, помешивать и пробовать.
– Боже! Пастуший пирог! – воскликнул он, открывая дверцу духовки. – Мой любимый! Ты не делала его с июня прошлого года!
– Я подумала, тебе понравится!
Он с наслаждением принялся есть, сопровождая трапезу веселыми прибаутками. На столе горели свечи, в вазе стояли розовые гвоздики, наполняя комнату пряным ароматом. Ужин был превосходным, а в довершение его из холодильника на стол перекочевал черничный пай со взбитыми сливками.
– О, это же черничный пай! Надо быть гением и потратить кучу времени, чтобы черничный пай действительно получился…
– Я рада, что тебе понравилось, дорогой.
После ужина он помог ей убрать со стола и помыть посуду. Потом они перешли в гостиную и, усевшись прямо на ковре, устроили совместное прослушивание любимых симфоний и даже немного потанцевали под тему из «Rosenkavalier» Штрауса. В конце танца он поцеловал ее и, похлопав по попе, шепнул ей на ухо:
– Сегодня ночью. И никаких сверчков!
Вновь заиграла музыка, и они закачались в медленном танце.
– А ты случайно не нашла его? – спросил он шепотом.
– Кажется, нашла. По-моему, он вон там – под окном, которое рядом с камином.
Они подтанцевали к камину. Он наклонился, осторожно отодвинул штору и действительно обнаружил на полу какой-то черный кругляшок, величиной с ноготь. Некоторое время они оба смотрели на него, а потом так же, танцуя, отошли.
После этого он открыл бутылку шампанского, они хорошенько выпили и снова пошли танцевать.
Музыка играла так громко, что казалось, содрогаются стены, а звук проникает в тело до самых костей. Поэтому, чтобы слышать друг друга, им приходилось шептать в самое ухо.
– А тебе-то удалось что-нибудь выяснить? – спросила она.
– Не знаю… На студии все говорят – сидите и не рыпайтесь. Типа эти уроды устроили тотальную слежку. Осталось только ввести прослушку в зоопарке.
– То есть это как бы нормально?
– Ну да. Говорят, надо сидеть и не рыпаться. И ни в коем случае не ломать их аппаратуру. А то могут обвинить в порче государственного имущества.
В ту ночь они легли спать очень рано, обмениваясь многозначительными улыбками.
А в среду вечером он принес ей розы, и их поцелуй возле входной двери длился не меньше минуты. А потом они прошлись по телефонной книжке и пригласили в гости своих самых блестящих и остроумных друзей, зная наверняка, что от репертуара этой парочки свихнется любой сверчок. А в четверг он позвонил жене с работы, чего уже не делал несколько месяцев, а вечером подарил ей орхидею, еще один букет роз, шарфик, который случайно заметил в витрине во время обеденного перерыва, и два билета в театр… Что касается жены, то она в среду приготовила шоколадный торт по рецепту его матери, а в четверг испекла печенье с начинкой и лимонный торт со взбитыми сливками и еще – заштопала все его носки, отутюжила брюки и отнесла в химчистку то, что уже давно собиралась. Вечером того же дня они ходили в театр, а после спектакля решили еще погулять. Когда они дошли пешком до дома, была уже глубокая ночь, тем не менее они еще долго читали друг другу вслух Еврипида, а потом, с теми же многозначительными улыбками, отправились в постель. В результате утром они встали так поздно, что ему пришлось звонить на студию и отпрашиваться до обеда, прикидываясь больным…
Спустя полчаса он вышел из дома, чтобы ехать на работу, как вдруг повернул назад с одной-единственной мыслью: «Нет, так больше продолжаться не может!» Подойдя к сверчку, который по-прежнему сидел под шторой возле камина, он склонился прямо над ним и отчетливо произнес:
– Проверка связи. Раз, два, три. Раз, два, три. Проверка связи. Как меня слышно?
– Что ты делаешь?! – появляясь в дверях, воскликнула жена.
– Вызываю все машины! Вызываю все машины! – мрачно произнес муж, лицо которого после бессонной ночи имело землистый цвет, а под глазами пролегали темные круги. – Это я – вы знаете, кто я. Мы уже давно поняли, что вы здесь. Так что проваливайте. Забирайте свой микрофон и катитесь к чертовой матери. Смею вас уверить: у нас вы не услышите ничего интересного. У меня – все. Привет Джону Эдгару![103] Конец связи.
После этого он протиснулся мимо стоявшей в дверях, бледной от ужаса супруги, кивнул ей на прощание и решительно вышел.