Он прошел в ванную, умылся холодной водой. Стало легче. Ларик взглянул на себя в зеркало. Потом поднял руку, в которой был зажат камушек, и с силой провел им по зеркалу.
На гладком стекле осталась глубокая отчетливая царапина.
Ларик в ужасе отшатнулся.
Глава ХIIIВажный разговор
Торт возвышался в центре стола. Возвышался – потому что это была любимая Ларикова «Башня».
Мамина подруга Зиночка, наверное, одна в целом свете пекла такие торты.
– Для Ларика, специально в честь окончания учебного года! – радостно сообщила мама.
Но сегодня Ларик с удовольствием швырнул бы любимый торт прямо с четырнадцатого этажа. Чтобы он не напоминал о самом неприятном…
Пока мама лихо, как янычар, длинным ножом сносила у «Башни» выступ за выступом – особое искусство требовалось для того, чтобы торт при этом не разваливался, – папа молча смотрел в дневник, все больше и больше мрачнея.
– Я только одного не понимаю, – произнес он наконец. – Только одного! Как можно себя уважать, если не выполняешь простых обещаний? Как можно сказать: «Я сделаю» – и не сделать? Конечно, ты считаешь, что от этого мир не рухнет и солнце не упадет на землю! И не наступит конец света! Но разве можно вести себя так, чтобы люди чувствовали и знали: с этим человеком лучше не иметь дела!..
Ларик подозревал, что папа и хотел бы остановиться, но не мог. Что значит актерско-режиссерская закваска! Пока не отыграет роль до конца, не успокоится.
Но, похоже, его возмущение наконец пошло на спад. Вот, еще минута, еще – и готово!
– Уф! – тяжело вздохнул папа. – Ты хоть слушал, что я здесь кричал?
Ларик кивнул, не поднимая головы. Конечно, ему было стыдно. Конечно, он был уверен, что в следующем году у него будут одни пятерки. Но вместе с тем он знал, что биологичка – дура, которая сама забывает, что задает на дом, а математичка просто взъелась на него, а химичка… Химичка вообще-то нормальная учительница, но почему-то не клеится у него с химией. И с историей получилась какая-то… история! Ларик любил этот предмет, и историк у них был отличный. Все складывалось так, что пятерка должна была бы сама каждый день заползать в Лариков дневник. Но опять же, доклад как-то не написался…
– О чем ты задумался? – спросил папа.
Ларик шмыгнул носом. Он твердо знал: никаких слов сейчас говорить не надо. А надо просто изображать из себя расстроенного, доведенного до отчаяния человека. Впрочем, таким он отчасти и был.
– Жалко, нож не наточили, – проговорила мама. – Рубка моя прошла не очень успешно. Искривилась «Башенка». А вот если бы в доме были мужчины, которые вовремя точили бы ножи, то башня стояла бы, как нетронутая. А вместе с тем – порезанная на кусочки. Только снимай и раскладывай по блюдечкам.
– Ничего, – буркнул папа. – Пизанская башня вон стоит и в ус себе не дует.
– При чем здесь Пизанская башня? Я о ножах говорю. Пизанскую я резать не собираюсь.
Ларик облегченно вздохнул. Кончилось! Теперь уж точно. Если мама вспоминает о тупых ножах, значит, все самое неприятное осталось позади.
Папа уже пил крепчайший чай. Он сам заваривал его, и если добивался ожидаемого вкуса, то настроение у него становилось благодушным. А потом он еще раскуривал в кабинете трубку, и душистый запах распространялся по всей квартире… Запах хорошего настроения.
– Вы только посмотрите! – позвал он из кабинета.
Ларик с мамой, прихватив блюдечки с тортом, поспешили на зов.
– Вы только посмотрите, какая красота!
Стоя у окна, папа восхищенно показывал на овраг. Мама посмотрела на него как на сумасшедшего.
– Ты что, первый раз это видишь? – спросила она.
Действительно, папин восторг выглядел, по крайней мере, странно. Не сегодня же они сюда переехали! Он ведь даже гулял в этом овраге, и не раз. Но такой уж папа увлекающийся человек: когда работает над новым спектаклем, то перестает замечать вокруг всякую жизнь. А их переезд как раз совпал с новой работой. Две недели он жил в своем кабинете, работал, читал. И вот, оказывается, только сегодня вдруг заметил, какой замечательный вид открывается с балкона!
– Я обязательно приведу сюда художника-постановщика, обязательно! Пусть посмотрит! А то он никак не может окончательно решить, как будет оформлен спектакль. – Судя по всему, папа уже полностью был погружен в свои мысли. – Такая глубина пространства… – продолжал он. – Я никак не ожидал увидеть такое в современной Москве. Бескрайние просторы – конечно, на их фоне должен был появиться самозванец. Из воздуха, из пространства, ниоткуда…
О чем сейчас размышлял папа, понять было трудно. Ясно только, что о своем спектакле – «Борисе Годунове».
– Помнишь, ты говорил, что как раз над нашим оврагом стоял лагерем Лжедимитрий? – спросил Ларик.
Надо же было перевести разговор в понятное русло!
– Это другой самозванец, не мой, – засмеялся папа. – Самозванцев было много. Мой спектакль – про первого Лжедимитрия. А здесь со своим войском стоял другой, прозванный Тушинским Вором. Для того чтобы народ поверил, что он настоящий царевич, поляки уговорили Марину Мнишек, жену первого Лжедимитрия, признать и второго своим мужем. Очень все запутано было в то время! Не зря ведь и назвали его Смутным. Но не это важно. Для меня. Вот я сейчас увидел этот простор и кое-что понял. Жалко, репетиция только завтра – я хоть сейчас готов все объяснять актерам…
Мама тихонько поманила Ларика пальцем: мол, пойдем, не будем мешать. Пусть папа в одиночестве решает свои режиссерские проблемы.
Но Ларик не удержался:
– Но ведь и сражение здесь было – как раз в этом овраге?
– И сражение, – рассеянно повторил папа. – Да какое там сражение, – встрепенулся он. – Драпали отсюда все эти наемники, все это собранное с бору по сосенке войско. И, между прочим, через этот овраг тайком спустилась в возке и убежала в сопровождении своих слуг сама Марина Мнишек. Представляете, уносится от погони возок с польской панночкой, мчатся кони, возок прыгает по ухабам, может, даже переворачивается…
– А почему она убегала? – не отставал Ларик.
– Потому что кончена была авантюра, поняла она, что пора уносить ноги, пока не поздно. В Кремль, в царицы, ей путь уже был заказан. Убегала, убегала девушка…
Мама настойчиво потянула Ларика за рукав.
– Не мешай. Пусть папа останется один. В такие минуты ему хорошо работается, – шепнула она.
С одной стороны, Ларик был огорчен. Опять, в который раз, папа сам не выполнил своего обещания! Не рассказал того, что знает о Тушинском Воре, о сражении, которое происходило как раз в этом овраге.
Но, с другой стороны, именно сейчас Ларику, если честно, не было дела ни до какого Тушинского Вора с его Мариной Мнишек, ни до каких захватывающих историй. Тяжелый разговор о плохом окончании учебного года благополучно завершился, и можно было полностью заняться собственными важными делами.
В его нагрудном кармашке лежал самый настоящий алмаз! Как хорошо, что Ларик даже и не попытался показать его родителям. Вот наделал бы переполоху!
И про овраг он думал совсем не в связи с историческими событиями. А в связи с этим сверкающим камушком. Кстати, одним из многих, которые еще остались и у Вильки.
Загадка этих камней – почище всяких историй о самозванцах и сражениях…
И эту тайну они с Вилькой и Петичем обязательно должны разгадать. Обязательно! Столько событий последних дней связаны с этой тайной, и кое-что уже вырисовывается…
Ларик схватил телефонную трубку.
– Ведь мы еще не закончили отмечать окончание учебного года, – напомнила мама.
Издевается она, что ли? Хорошенький праздничек!
– Да… отметили уже, – промямлил Ларик. – Я, мам, в следующем году буду лучше учиться. Вот посмотришь.
Мама улыбнулась:
– Да я тебе верю. Бывают у каждого человека неблагоприятные периоды. Будем считать, у тебя он закончился. Вот отдохнешь за каникулы и с новыми силами…
– Конечно! – воскликнул Ларик. – За эти каникулы я повзрослею, просто уверен!
– Правильно. А кому это ты звонить собираешься?
– С одной девчонкой познакомился. Хотел погулять выйти.
– Ну иди. Папе все равно уже не до нас. Полностью погружен в свой спектакль… Я даже рада, что разговор так быстро закончился.
– А уж как я рад!
И Ларик с мамой одновременно засмеялись.
Вильку долго вызывать не пришлось.
– Спускайся, – коротко бросила она в трубку, как только услышала Лариков голос.
– Ты даже не представляешь, что я пережил за этот час! – не удержался Ларик от глубокого вздоха, как только они встретились.
– А что, сильно ругали? – сочувственно спросила Вилька, имея в виду разговор с родителями.
– Ругали, конечно. Но это мелочи по сравнению с тем, что я узнал! Алмаз – настоящий! – шепнул Ларик и оглянулся, будто его кто-то мог услышать.
– Между прочим, я в этом не сомневалась с первой минуты, – спокойно сказала Вилька. – Твоя газетка, кстати, помогла. Без нее мне бы и в голову подобное прийти не могло. А тут – такое совпадение!
– Ну и что будем делать? В милицию обращаться? – Ларик это спросил так, на всякий случай.
Он заранее знал Вилькину реакцию.
– Ты что? Петич прав: милиция только спугнет наших пиратов, то есть алмазокопателей. Пока еще нам самим надо улики собрать, выследить их…
– Петича зовем?
– А как же! Хотя… – Вилька засомневалась. – Пусть пока разберется со своими африканскими игрушками, не будем его торопить. Мы ведь и сами можем на тропинке покараулить. А Оська где?
– Я его не взял. Еще лаять начнет. А нам сейчас лишний шум ни к чему.
Вилька молча согласилась.
Их взгляды сами шарили по тропинке. Как будто ребята ожидали увидеть под каким-нибудь листом или травинкой сверкающий камушек… Так всегда, после того как случайно найдешь какую-нибудь монетку, машинально потом продолжаешь смотреть под ноги.
– Тише! – вдруг шепнул Ларик, потащив Вильку за знакомый уже можжевеловый куст.