Полураскрытая роза — страница 42 из 64

“Ripple” by the Grateful Dead

“Gone Girl” by Jasmine Cephas Jones

“Solsbury Hill” by Peter Gabriel

“Make You Feel My Love” by Adele

“Amsterdam” by Coldplay

“Honey and the Moon” by Joseph Arthur

“Amsterdam” by Peter Bjorn and John

“I Don’t Know” by Lisa Hannigan

“It’s All Over Now, Baby Blue” by Marianne Faithfull

“What a Diff’rence a Day Makes” by Dinah Washington

“Diamonds on the Inside” by Ben Harper

“I Need Love” by Sam Phillips

“I Hear a Symphony” by the Supremes

“Love Someone” by Jason Mraz

“Photograph” by Ed Sheeran

Поезд опаздывает, но когда они наконец уже едут в Амстердам, то едят купленные сэндвичи и слушают музыку, переговариваются и смотрят на уплывающую за окнами Францию. Часть Бельгии они просыпают и пробуждаются только недалеко от Антверпена. Между Роттердамом и Бергсенхуком съедают один на двоих салат и фрукты и, уже совершенно измотанные дорогой, садятся в такси у центрального вокзала Амстердама и едут к Тео, в музейный квартал.

Уже почти сумерки. Приветливый и разговорчивый таксист излагает им историю Амстердама в цифрах: в городе более восьмисот тысяч велосипедов, сто шестьдесят пять каналов. Это пожилой мужчина, говоря с ними по-английски со скачкообразным голландским акцентом, он интересуется, откуда они и на сколько приехали.

– У нас медовый месяц, – отвечает Лу и улыбается Винсент.

Винсент смеется, кивает.

– Да. Он занимался у меня в группе, и я, как только его увидела, решила, что это мой избранник. Вы посмотрите на его волосы! – Винсент высовывает руку из-под рукава свитера и заправляет несколько прядей за ухо.

– Gefeliciteerd[128]. Мои пожелания долгой и счастливой совместной жизни! – пылко говорит таксист.

Винсент и Лу смеются и говорят «Dank u»[129].

Она узнает некоторые магазины и огни на воде. До Тео уже близко. Сам таксист, который женат уже тридцать четыре года, рассказывает, что они с женой провели медовый месяц на Миконосе, но вдруг останавливает машину и говорит: «Hier zijn we. Приехали».

– Вот куда мы поедем в следующий раз – на Миконос, – говорит ей Лу.

– Хорошо, давай, – соглашается она.

– Я не шучу.

– Я тоже!

Лу расплачивается с таксистом, оставляя щедрые чаевые, тот выгружает чемоданы. Они машут на прощание, он еще раз говорит «gefeliciteerd».

– Ах, какой славный парень. Мне очень понравился, – глядя вслед удаляющимся огням такси, говорит Лу.

– И мне тоже. – Винсент подходит к двери Тео и стучит.

Она написала брату, как только они сошли с поезда, сообщая, что скоро будут у него.

Но когда дверь распахивается, на пороге ее отец. Папа обнимает ее и проводит в дом, не брат. Тут же возникает мама, потом сестра, Моне.

– Сюрприз! – Моне широко улыбается и бросается навстречу, руками обвивает шею Винсент.

Сердце Винсент готово взорваться.

– Привет вам! – слащавым грубоватым голосом обращается папа к Лу, стоящему у нее за спиной, комната теряет очертания, становится жарко.

8

Амстердам. Понедельник, 30 апреля.

Мы приехали сегодня, было еще воскресенье, а сейчас время за полночь, и пишу я это уже в понедельник, который едва наступил. СЮРПРИЗ!!! ВСЯ МОЯ СЕМЬЯ В АМСТЕРДАМЕ ЧЕРТ ПОБЕРИ??!!! Я по-настоящему боялась лишиться чувств. Пришлось присесть. Ивонн приготовила мне чай, и я сидела на диване В ОКРУЖЕНИИ ВСЕЙ СЕМЬИ И ЛУ, испугавшихся за меня. Со мной все в порядке… было… и сейчас тоже…

Если чувствовать ИЗБЫТОК ПУТАНЫХ ЭМОЦИЙ в порядке вещей.

Когда я осталась с мамой и Моне, мама взяла меня за плечи, посмотрела мне в глаза и спросила, все ли со мной хорошо… забочусь ли я о себе… хорошо ли ко мне относится Лу. Это было вполне в стиле Авроры, и я заплакала, отчего мои утвердительные «да» звучали неубедительно. Когда в кухне были только девчонки, Ивонн, наклонившись ко мне, захлопала глазами и сказала, какой Лу симпатичный. Моне немного разозлило, что я ей про него не рассказала. Я знала, что так будет! Она в соседней с нами комнате, и снится ей, наверное, как она зла на меня. Утром посмотрим.

Тео сказал родителям и Моне, что я еду в Амстердам погостить, и это Моне придумала, чтобы все приехали, сделали мне сюрприз. Тео, конечно, обо всем молчал, он такой. Но… ах, секрет Лу раскрыт?! Или, по крайней мере, раскрыт для всех, находящихся сейчас в этой квартире.

Родители здесь до среды, потом возвращаются в Рим, где проходит художественная выставка. Моне уезжает в пятницу, отправляется в Лондон, она там встречается с друзьями. Ивонн в четверг едет к сестре в Роттердам и до нашего отъезда в субботу не вернется. На этой неделе в квартире Тео не помешала бы дверь-вертушка со всеми этими приездами и отъездами.

Когда Лу пошел в туалет, я кое-что им быстро объяснила:

Я сказала, что его имя пишется L-O-U-P, но произносится Лу

Я сказала им, что он из Парижа и немного из Лондона.

Я попросила всех, пожалуйста, не упоминать ни книгу Киллиана, ни Талли, ведь я обо всем этом с Лу еще не говорила и не знаю, когда поговорю.

Лу вел себя ОЧЕНЬ хорошо, как и можно было от него ожидать. Он пожал руку папе, приобнял его. Все говорил и говорил с ним о Солоко, об искусстве и музыке. Честное слово, у них просто не закрывались рты. Не то чтобы я ожидала, что папа будет невежлив с Лу, но это та-а-ак стр-а-а-анно – встретиться с любовником дочери в Амстердаме, когда ее муж дома в Кентукки, чего уж там.

Мама его уже полюбила, я заметила. Она трепала его по волосам.

Тео, встретив меня одну в коридоре, крепко обнял и все повторял, чтобы я простила его, простила, и что он надеется, что я не злюсь. А я и не злюсь… просто все это СТРАННО. Тео я не видела с сентября, когда он приезжал в Париж, а Моне и родителей – с прошлой зимы. Я не видела Ивонн с того Рождества, когда мы принимали всех у себя два года назад.


Лу крепко спит рядом со мной. Моне рано ушла к себе, как и Аврора с Соломоном. Они только дождались, чтобы состоялся сюрприз. Лу тоже рано заснул.

Я же была взвинчена… до сих пор.

Мы с Тео выпили одно на двоих пиво и выкурили одну на двоих сигарету у него на крыльце.

Мне нравится: Его квартира

Амстердам

(Я сидела и думала о том, как счастливы могли быть мы с Киллианом вместе где-нибудь в Европе, не случись того, что случилось.)

Тео спросил, собираюсь ли я уйти от Киллиана насовсем. Сказал, что поймет меня, если это так. Я сказала, что не знаю.


До этого Киллиан прислал сообщение. Написал «Спокойной ночи, милая». Я не ответила, только поставила сердечко, чтобы он понял, что я прочитала.


Когда я была здесь в последний раз:

Киллиан был со мной

Мы спали наверху на этой же кровати, а Колм, Олив, Фенна и Флорентина допоздна внизу ели попкорн и леденцы и смотрели кино.


У меня открыто окно; чудесная ночь. Дикая! И странная! И чудесная ночь!

Я без сил, физических и моральных.

Я загуглила имя матери Лу и прошлась по ссылкам. Фотографий было немного, но нашлась одна девяностых годов, где она в длинном аметистовом платье, заливающем ее как вино, и в ее лице я увидела так много черт, что достались Лу. Его глаза и эти волосы, ее узкие пряди рыже-коричневых кудряшек. Ее кожа темнее, чем я думала; она выглядит как женщина, сошедшая со страниц библейской истории.

Я посмотрела старое видео, где она поет с другой женщиной в Опере Гарнье, запись две тысячи первого года. Я сидела у окна в наушниках-каплях и, прикрыв глаза, слушала, как они поют «Цветочный дуэт» из оперы «Лакме» и → плакала так горько, что в голове запульсировало и месячные закончились.?

Не знаю.

Просто устала.

Судя по всему, проснулась Винсент позже всех. Снизу доносится легкий смех Лу, за ним следует смех Тео. Пахнет кофе и хлебом, чем-то сладким. Сходив в туалет, она спускается вниз.

Лу сидит за кухонным столом. В белой кружке черный кофе. Кухня у Тео и Ивонн кипенная. В дизайне Тео придерживается эстетики минимализма. Полная противоположность стилю Авроры, который в значительной мере основан на том, чтобы впихнуть во все как можно больше вызывающих цветов, различных тканей и текстур.

Моне говорит не умолкая, они с Ивонн могут спорить, перебивать и перекрикивать друг друга в один момент, а через секунду задыхаться от приступа смеха. Они вдвоем у плиты, Ивонн мешает appelstroop[130]. Тео, Соломон и Аврора за столом с Лу. Винсент находит его глаза и улыбается. Он поднимает кружку и говорит ей: «Goedemorgen, zonneschijn» («Доброе утро, солнышко»).

Накануне вечером он был к ней предельно внимателен, все хотел удостовериться, что она согласна остаться в Амстердаме. В спальне, когда они остались одни, он сказал ей, как радостно ему, что познакомился с ее родными. Как замечательно, что ее родители и Моне приехали, чтобы устроить ей сюрприз. Но ему хотелось, чтобы и ей было комфортно, и она заверила его, что так и есть. Она была поражена… но с ней все в порядке. Их поступок шел от чистого сердца, и она это ценила, но в то же время Винсент хотелось просто обдумать случившееся одной, а не у всех на глазах.

Винсент с утра может обойтись и без кофе, но если видит кого-нибудь с кофе, то тоже хочет. Кофе в кружке у Лу выглядит аппетитно. Она подходит к нему и протягивает руку за кружкой, он отдает ее. Она делает большой глоток, хотя и не любит черный кофе.

– Девочка моя! – Папа Винсент поворачивается к ней и всплескивает руками, едва не задев ее локоть.