Если Лу временами как бутылочная ракета, то у Соломона характер взрывной, как пятнадцать петард, он человек-фейерверк. Он очень подвижный, как и Лу, постоянно снует то туда, то сюда, на месте не сидит. Винсент устала считать, сколько раз папа, пока рассказывал историю, что-то случайно опрокинул или кого-то нечаянно задел.
Лицо Соломона обрамляют седые волосы и почти белая борода. Он большой поклонник безумных оправ, и сегодня на нем круглые желтые очки, в которых он похож на черепаху. Винсент вдруг наполняет любовь к папе, и она касается рукой его макушки.
– Ну как, есть у тебя сегодня настроение пройтись по музеям? Если нет, ну и ладно. Твоя душа могла истощиться. И тебе надо ее подпитать, иначе наступит эмоциональный голод. – Аврора подходит к дочери и касается ее щеки. Позвякивают браслеты. – Что-то ты теплая. У тебя жар? Может, вернуться в постель?
– У меня есть настроение пройтись по музеям. А теплая я потому, что только что проснулась! И… мама, душу я стараюсь подпитывать все время, – говорит Винсент, садясь рядом с Лу.
Невестка ставит перед ней кружку: кофе со сливками и сахаром, следом за ней подходит Моне с тарелкой теплого печенья и чашей appelstroop для всех. Тео берет печенье и намазывает маслом.
– После завтрака можно пойти в музей Ван Гога, а завтра – в Рейксмюсеум и Городской музей. Сегодня по прогнозу холодно и возможен дождь, – говорит Тео.
Моне начинает рассказывать, что в ее прошлый приезд в Амстердам дождь шел целую неделю, но ей понравилось, она купила новые красные боты и, гуляя с Фенной и Флорентиной, шлепала по лужам.
– Может, Винсент и Лу хотят провести какое-то время вдвоем, чтобы мы не стояли у них над душой? – говорит Ивонн. Волосы у нее такие же белые, как у Ноэми, и она отлично вписывается в интерьер. Она садится рядом с Тео за стол – большой стол-тюльпан из белого мрамора с шестью стульями, который Тео спроектировал много лет назад. Оставшаяся стоять Моне садится на предложенное Соломоном место. Он стоит у нее за спиной, массирует ей плечи.
– Слушайте… понимаю, что все это странно… но, пожалуйста, не надо вести себя странно, – просит Винсент. Она отпивает кофе, кладет ложку appelstroop на печенье, откусывает – все наблюдают за ней. Когда она в последний раз ела? Она откусывает еще и говорит Ивонн и Моне, как ей вкусно. – Если серьезно… я в порядке и могу сегодня идти в музей. Мы с Лу с удовольствием пойдем вместе со всеми. А когда придет время, я сообщу о Лу Киллиану, – заключает Винсент и отпивает еще кофе. Очень вкусно. Кофе и завтрак, приготовленный кем-то для тебя в настоящей квартире? Боже, это потрясающе.
– Мне здесь нравится, – говорит Лу и кладет руку на спинку стула Винсент. – Спасибо еще раз, что приютили. У вас чудесный дом.
– Спасибо. Конечно, разумеется, – говорит Тео.
– Видишь, как мы все рады, – обращается к Лу Моне.
– Еще бы. Мы с удовольствием осыпаем Винни любовью, – говорит Соломон, переходя за спину Винсент, чтобы теперь помассировать ее плечи.
– Фух. Так, с этим решили. Моне, давай, рассказывай, что там, в Лондоне. Мама, расскажи о Риме, – глядя на них, просит Винсент. Лу под столом кладет руку на ее бедро и дважды сжимает.
Всемером одновременно выйти из квартиры оказалось не так трудно, как можно было ожидать, хотя примерно с полдороги Соломону пришлось вернуться за лекарством от диабета, а Тео очень долго искал drie paraplu’s. Три зонта.
Винсент и Лу бродят по музею Ван Гога и, пропадая из поля зрения семьи, соприкасаются руками. Она в свитере Лу. Это ее новая любимая вещь, и она жалеет, что не может оставить ее себе. Они стоят рядом, держа пару наушников, по одному каждому, слушают, как кто-то читает письмо Ван Гога к брату.
Пока Лу на другом конце зала разговаривает с ее папой и Тео, мама подходит и обнимает ее за талию.
– Знаешь, он очаровательный. И очень молодой, – тихо говорит Аврора.
– Мне это известно. Он на полгода старше Колма, – говорит Винсент, глядя прямо перед собой на картину «Цветущие ветки миндаля»: голубое за белым, тот же цвет, что море, небо и свитер Лу.
Аврора сдвигает руку на спину Винсент.
– Знаешь, я думаю, тебе на пользу, что ты здесь. Колм и Олив выросли, и ты можешь снова обрести себя. Я горжусь тем, как ты с этим справляешься. Мне и раньше не приходилось за тебя слишком уж волноваться… многим матерям пришлось волноваться больше, – говорит Аврора.
У Винсент дрожит нижняя губа. Она поворачивает голову и за небольшой группой людей видит Лу рядом с Тео. К ним подходит Моне и обращается к папе. Ивонн на скамейке у стены, сидит в телефоне.
– Горжусь тобой, – повторяет мама, чуть приподнимая подбородок Винсент, чтобы встретиться с ней взглядом. Глаза у Авроры зеленые, как озерная вода. Форма рта у них с матерью одинаковая – такая же была и у бабушки.
Аврора уже давно перестала красить волосы, и сейчас у нее натуральные седые локоны до плеч, заколотые набок двумя черными «невидимками». Сегодня она надела одно из своих любимых платьев – много цветов на эластичном хлопке длиной до колена – и босоножки, которые она перекрасила из надоевшего серебряного в золотой цвет. А еще Аврора всегда позвякивает. Серьги, браслеты. Ее бренчащие колокольчики трутся о спину Винсент.
– Понятно. Спасибо, мама, – говорит Винсент. Она вытирает глаза и шмыгает носом, потом крепко обнимает Аврору.
Винсент переполняла любовь к тому, чье имя она носила, ее поразила экспозиция с яркими «Подсолнухами» и выложенными в ряд инструментами под стеклом. В сувенирном магазине продавался блокнот с цитатой Ван Гога на обложке. Когда Винсент берет его в руки и вслух читает слова, мама стоит рядом.
«Я все больше и больше стараюсь быть собой, относительно мало заботясь о том, одобряют люди или нет».
Аврора зачитывает другую: «Чтобы узнать жизнь, нужно любить много вещей».
– У тебя хорошо получается и то, и другое. Помни об этом. Тебя назвали бы Винсент в любом случае, будь ты мальчиком или девочкой. Я так хотела, – говорит мама и прикладывает руку к животу. Эти слова Аврора говорила ей много раз. Каждый раз, когда Винсент подходит к «Автопортрету» Ван Гога в музее Орсе, ей слышится мамин голос. Но сейчас, когда они стоят вместе в другом музее, эти слова обретают какой-то божественный смысл.
Взяв блокноты, Аврора идет к кассе и покупает оба, а потом отдает их Винсент.
Уже на выходе Винсент замечает открытку с еще одной фразой Ван Гога.
«Искать приключения для меня не выбор, а судьба», – читает Лу.
Эти слова подчеркнуты в ее сборнике писем в мягкой обложке, который она держит на прикроватной тумбочке. Она несет открытку к кассе и покупает ее.
– Я знал, что она тебе понравится, – говорит Лу.
На нее веет теплом и желтым светом. Даже воздух подобен меду.
Они делают быструю остановку в продуктовом магазине возле парка, чтобы купить яблок, клубники, сыра и устроить настоящий пикник. Тео клянется, что в фургоне возле музея Ван Гога продаются лучшие хот-доги в мире. Винсент никогда не стремилась попробовать лучший хот-дог в мире, но все равно берет. Как учит Тео, она обмазывает его карри, приправой и горчицей. Хот-дог и вправду лучший из тех, что ей доводилось есть, и она знает, как будет кичиться Тео, услышав это, но все равно передает ему свой вердикт.
Дождь прекратился, сквозь облака пробиваются тонкие лучики солнца. Родители Винсент сидят вдвоем на скамейке, остальные расположились полумесяцем вокруг них, все едят и делятся едой. Испытывать замешательство от невозможности вникнуть во все разговоры даже приятно. Но еще большее замешательство наступает от того, что Винсент в Амстердаме вместе со всей семьей и Лу, но без мужа и детей. Ощущение, что ее легкие окутаны чем-то свободным и полупрозрачным; от этого трудно абстрагироваться, но сквозь это вполне можно дышать.
Покончив с едой, они пешком идут обратно к Тео, ловко уворачиваясь от велосипедов и трамваев. Кто-то, наверное, приляжет отдохнуть, кто-то почитает, кто-то послушает музыку. Когда снова проголодаются, перейдут в кухню и примутся громыхать шкафами.
После обеда Винсент и Моне вдвоем идут прогуляться под моросящим дождем. У Тео большая коллекция пластинок, и мужчины остаются пить виски и слушать музыку – Лу был в таком восторге, что Винсент подумала, что он прямо посреди гостиной сделает стойку на руках. Аврора с Ивонн пьют на кухне вино с шоколадом и беседуют.
– Ивонн, черт возьми, иногда выводит меня из себя, – говорит Моне. Они направляются в сторону каналов, но обе очень плохо ориентируются, и брат об этом знает. Он обнял обеих и дал несложные инструкции, чтобы было легче запомнить: «Выйдя из дома, поверните налево… в конце улицы поверните направо и идите, пока не увидите канал. В городе их полно, так что не заблудитесь. А когда решите возвращаться, сверьтесь с телефоном».
Дойдя до конца улицы, они вспоминают инструкции и подбадривают друг друга. Тео сказал идти направо. Они поворачивают и идут дальше.
– Вы ссоритесь, будто сестры. Ты на самом деле споришь с ней больше, чем со мной… твоей настоящей сестрой, – говорит Винсент.
Она держит зонтик над обеими. Стук дождя успокаивает, Винсент становится уютно и хочется спать – она чувствует себя так же, когда заваривает свежий чай, а в окна парижской квартиры стучит дождь. Волосы Моне пахнут апельсинами, ее кудри собраны сзади в свободный пучок. Может, она и заведует модным бутиком в Малибу, но вычурность ей не присуща; она из тех женщин, на которых небрежный стиль выглядит шикарно. Она всегда носит кроссовки с платьями, а однажды отрастила дреды просто потому, что возле океана ветрено, а расчесываться она устала. Простые терракотовые серьги-гвоздики, которые Винсент продает у себя в магазине, названы в честь сестры – от «Моне» очень больших до «Моне» очень маленьких, всех цветов, от ярких до приглушенных.
– Мне кажется, она Тео ревнует к нам. Понимаю, что звучит глупо, такая уж она. Ты заметила, как она охраняет его от территориальных посягательств? Мне кажется, он перестал обращать на это внимание. И вообще живет на другой планете, – говорит Моне.