н ведет светскую беседу.
– Париж прекрасен. Париж всегда прекрасен, даже когда это не так. Я могла бы остаться здесь жить насовсем. Вчера шел дождь. Люблю Париж в дождь, – говорит она.
Кратковременный проливной дождь принял ее и Лу в свои объятия, когда они выходили из вокзала. Это было très по-парижски, très romantique[139]. Все произошло как и полагается в финале французского фильма: они поцеловались, прощаясь под дождем, который намочил их волосы. Вот уж нелепо так скучать по нему, когда еще и сутки не прошли, как они расстались!
Незадолго до начала ее разговора с Киллианом Лу прислал ей сообщение, просто поздороваться, и приложил фото, которое сделал в последний вечер в Бате. Она про это фото не знала. Отвернувшись от Лу, она смотрит вверх, стоя возле дерева, украшенного мерцающими белыми огнями.
Винсент не увидит Лу до пятницы, когда она и Агат придут на концерт «Анчоуса».
А сегодня понедельник.
– А что там дарят на двадцатипятилетие свадьбы? Представляешь, скоро у нас будет двадцать пять!
– Серебро. Но нет, не представляю. Времени я больше не чувствую.
– А хочешь, пришлю тебе что-нибудь серебряное?
– Нет. Пожалуйста, не надо. Серьезно! Спасибо, конечно.
Киллиан глубоко вздыхает.
– Вин, любовь моя, ну правда… что мне сделать, чтобы ты вернулась ко мне? – спрашивает он. Ей слышится, как тайный сын Киллиана поет «Вернись ко мне» со своим сочным дублинским акцентом.
– Гмм. Ладно. Это не серебро, но… знаешь… я вчера смотрела фильм «Ускользающая красота» и подумала… мне нужна вилла. Вилла в Тоскане. Когда смотришь все эти сериалы и фильмы, где все разгуливают по виллам и ужинают под шпалерами винограда, и эта полная итальянская луна… и поездки на велосипеде за джелато… именно это мне и нужно. Киллиан, мне нужна вилла в Тоскане. Купи мне виллу в Тоскане, и я к тебе вернусь, договорились? Не обязательно точно такую, как в «Ускользающей красоте». Сойдет и такая, как в фильмах Луки Гуаданьино. Скажем, «Назови меня своим именем» или «Большой всплеск»… К деталям я не придирчива. Только позаботься, чтобы там на кухонных стенах были старинные изразцы и имелась какая-нибудь студия. Бассейн среди травы, вокруг скульптуры. И цветы… очень и очень много цветов.
После прослушивания обрывков разговора и звуков, которые Лу записал во время поездки – грохочущий скейтборд и разговоры в Лондоне, Винсент, поющая «Я люблю Париж» в душе в Бате, церковные колокола в Лионе, пение птиц в Амстердаме, история Моне про морскую звезду в тот вечер, когда они напились, – они в поезде на ее айпаде вполглаза смотрели «Ускользающую красоту». Она видела этот фильм сто раз. Поездка была короткой, но фильм крутился, пока они дремали.
– Она твоя, – пристально глядя на нее, говорит Киллиан.
– Ха.
– Я серьезно. Если ты этого хочешь, я начинаю искать виллу, как только мы закончим говорить.
– Ну, тогда – ура, мы переезжаем в Тоскану. Угу, – с легким смехом говорит Винсент. Она выпила немного вина. Остатки в бокале на тумбочке. Она допивает вино, Киллиан наблюдает за ней.
Она спрашивает, говорил ли он с детьми и как дела на работе. Те же вопросы, которые задает всегда. Некоторые из них он адресует и ей. Она делает вид, что не уезжала из Парижа. Что просто была занята своими украшениями и преподаванием в музее.
Он прильнул к камере – Винсент не заметила когда, – как бы прислушиваясь к шорохам движений ее тела, как будто его экран – это магический портал в Париж. Как будто он мог бы сквозь него шагнуть. Она тоже наклоняется ближе, как раз когда Киллиан, взяв ноутбук в руки, говорит, что хочет показать ей, как выросли ее домашние цветы. Она видит свои туфли у двери, свои запасные ключи, висящие на крючке в кухне. Киллиан проводит для нее экскурсию по ее собственному дому, и она чувствует себя хрупкой и незаметной, как у Эзры Паунда «лепестки на влажном черном суку».
Уже час, как они разговаривают. Она сходила на кухню и налила в бокал еще вина, а Киллиан пьет уже третью порцию виски. Она взяла с собой ноутбук и провела для него короткую экскурсию по квартире, тоже показала ему кое-что. На сколько вырос лировидный фикус, свое любимое место на диване. Рассказывает ему о голом барабанщике и поворачивает компьютер к окну и вверх, направляя на его квартиру, сквозь темноту.
Она в халате, на кровати, лежит на боку.
– Если ты пытаешься меня соблазнить, то это работает, – говорит Киллиан.
– Что?!
– У тебя пояс… развязан. Ты буквально обнажаешься передо мной, а я так соскучился по твоему телу, что совершенно с ума схожу.
– Прекрати, – запахивая халат, говорит Винсент. Кажется, она немного опьянела?
– Вот будь ты здесь… мы бы занялись любовью, как думаешь?
– Занялись любовью? – Она смеется. – Что с тобой, Киллиан? Тебе несвойственно так говорить.
Он тоже смеется. Такого искреннего смеха она не слышала у него с самого отъезда. Кажется, он немного опьянел?
– Пытаюсь быть джентльменом! А как ты хочешь, чтобы я говорил? Будь ты здесь, ты бы мне дала себя трахнуть? – спрашивает он, намеренно усиливая акцент. Сладкий-пресладкий крем на пышном торте его слов. Он отодвигается, и ей сразу начинает не хватать его близости. Он в пижаме, состоящей из облезлой университетской футболки, которой лет сто, и черных шортов. Услышав слово «трахнуть», сказанное вот так и про нее, она ощущает резкое невольное влечение к нему. Она дотрагивается до цепочки с тигром и думает о Лу. Кровь ее кипит.
– Я бы поддалась искушению… возможно, – говорит она через вино, которое не лжет.
Киллиан сдвигает ноутбук, и теперь она видит больше его тела. Разумеется, он хорошо выглядит. Разумеется, она по нему скучает. Угу. Это не значит, что у них видеосекс. Большим пальцем он едва цепляет резинку шортов.
– Ты согласилась бы, чтобы я довел тебя до оргазма? – спрашивает он и, подняв футболку, гладит себя по животу.
– Возможно. – Она обижена на него и скучает по близости с ним. Как он берет ее под колено и держит ногу на весу, когда внутри ее. Его ночной голос, его густой мускусный запах.
Она бросает взгляд на его левую руку с обручальным кольцом. Он в их гостиной, на их диване; ноутбук на кофейном столике.
– Ты удовлетворяешь себя, думая обо мне? – спрашивает он.
– Возможно… иногда.
Иногда это Лу. Иногда вы оба.
Иногда это Стормзи в защитном жилете Бэнкси или Кон Ю в дорогой водолазке. Иногда Идрис Эльба.
Винсент немного рассказала ему об Агат, но умолчала о вибраторе. Он из тех мужчин, кто ненавидит такие штуки, потому что боится, что они оставят его без работы.
– Хочешь сделать это для меня сейчас? – спрашивает он, придав голосу всю глубину и хрипотцу, так как знает: она это любит.
– А это раздражает.
– Что именно?
– Ты… когда говоришь вот таким голосом.
– Когда говорю вот таким голосом? – повторяет Киллиан, делая тот же тембр. Винсент смеется, и это смех от души. Смех из серии два-бокала-вина-в-Париже-во-время-видеозвонка-с-отчужденным-мужем-который-отчаянно-пытается-возбудить-ее. – Получается, мне нельзя говорить про то, как мне не хватает близости с тобой? – спрашивает Киллиан. И добавляет «женщина моего сердца» и «прекрасная девушка» на ирландском. Голос теперь еще хуже. Винсент уже готова застонать от одного тембра.
– Прекрати, – говорит она и садится. О'кей, может, у них все-таки состоится видеосекс?
Нет.
Хотя он и говорит по-ирландски, а она так любит, когда он говорит по-ирландски, это действительно не может произойти вот так. Она представляет Лу. Она представляет Киллиана, когда он узнает о Лу. Она касается тигра на шее и думает о «Une tigresse». Она думает о «Полураскрытой розе», о Киллиане, пьющем среди дня и смеющемся с Ханной.
– Распахни халат, – говорит Киллиан.
Винсент развязывает пояс. Зачем она развязывает пояс?
– Умоляю, позволь. Впусти меня, – подаваясь к экрану, говорит Киллиан. Его лицо, его глаза, его голос. Так много всего, что она любит в нем с восемнадцати лет, – все это всегда было и есть, а сейчас к ней возвращается. В голове у нее крутится припев той супердраматичной песни Селин Дион[140].
– Ты хочешь, чтобы я распахнула халат вот так? – спрашивает Винсент, и при этом халат соскальзывает с одного плеча, открывая обнаженную медовую каплю-грудь.
– Именно так, – говорит Киллиан, направляя руку к переду шортов.
Винсент наблюдает, как двигается рука. Медленно-медленно.
Но не успевает оказаться там, где нужно, так как он убирает руку и отворачивается от экрана, смотрит в сторону двери.
– Черт. Никуда не уходи. Жди здесь. Обещаешь, что не сдвинешься с места? – просит он.
– Ага.
Немного даже обрадовавшись возникшей помехе, она запахивает халат на случай, если в доме есть кто-то еще, кто может случайно пройти мимо открытого ноутбука. Но ведь он один? Конечно. Может там быть кто-то еще? Кому еще там быть?
Пока Киллиана нет, Винсент заглядывает в мобильник. Там новое сообщение с номера, не занесенного в записную книжку.
Винсент. Я бы хотела
поговорить с тобой о Лу…
когда у тебя будет время.
Допускаю, что, наверное,
нарушаю некие границы, но
он мне РОДНЯ.
– Мина
С какой стати Мина считает, что прислать ей сообщение про Лу – в порядке вещей? И чертов Батист! Дает ее номер кому попало! Если бы не выпитое вино, она не была бы так спокойна. Она смотрит на экран и видит розовый бархатный диван в их доме. Пустой. Киллиана не видно.
Привет, Мина. О чем
именно ты хочешь
поговорить?
Разумеется, я знаю, что он
твой кузен и, кстати сказать,
очень рада, что вы с ним
близки.
Мина сразу начинает отвечать, а Киллиана все нет.
О ваших «отношениях»…
если это можно так назвать?